Время вспомнить (СИ) - Норд Наталья - Страница 74

  Они оказались в закопченной кухне, где остро пахло кофе и специями, и по просьбе лавочника заглянули в кофейню. Тай с трудом сдержала удивленный возглас: за полуоткрытой дверью она разглядела в углу зала двух женщин, тех самых, что украли карты Реланы. Трудные времена наложили заметный отпечаток на их внешность: одежда износилась, лица посерели. Ораты тихо переговаривались, озабоченно склонив друг к другу головы.

  ― Они предложили мне тринадцать замечательных карт. Ваши друзья? ― поинтересовался лавочник.

  Тай помотала головой.

  ― Я когда-то ходил на торговой валане вдоль западного побережья, ― сказал мужчина, усмехаясь. ― Стоит мне один раз увидеть карту, и я скажу, чья она и сколько раз с нее уже сняли копию. Ваши карты хороши, они были в ходу в экспедициях, что посылала в Долгое Море покойная королева, мой шурин когда-то служил на одной каравелле - ходил до самых северных островов. Таких карт осталось мало, нынешние господа от имени ставленника все прибрали к рукам, в том числе и знания, собранные Добрейшей. Я забеспокоился, когда вы не пришли на следующий день, но подумал, что кто-то дал вам за них больше. А вчера явились эти....Показались мне подозрительными: я назвал цену вполовину, а они вроде и тому рады. Я не картограф, но разве перепутаю? Последний раз видел северные течения, нанесенные на такую же анофскую кальку, года четыре тому назад, ― лавочник достал из-за пазухи хорошо знакомый Тайиле бархатный тубус, потянул одну карту за уголок и продемонстрировал девушке. ― Что скажете, юная госпожа?

  ― Это мои карты, ― призналась Тай.

  ― А откуда они у вас, позвольте уж поинтересоваться?

  ― Мне их передала одна...госпожа, что принимала участие в экспедиции, воспитанница Магреты. Она плавала на 'Калейдоскопе'.

  Лавочник удовлетворенно кивнул:

  ― Слышал о такой каравелле. А остальное меня не касается. Вам я всяко верю больше, чем им, ― мужчина мотнул головой в сторону двери. ― Вчера я упросил их прийти сегодня, дескать, накину еще с десяток золотых, если они позволят мне оставить карты у себя и рассмотреть, как следует. Они сначала раздумывали, но молодая убедила ту, что постарше, согласиться. После их ухода я наведался по тому адресу, которым вы подписали свою посылочку. Мне сказала, что четыре семиднева тому назад в гостинице произошла кража. Вот тут-то все и сошлось.

  ― Как же мне доказать, что карты мои? ― беспомощно пробормотала Тай. ― Свидетелей у меня нет. Гардов я не вызывала.

  ― Я помогу, если обещаете и сейчас не звать их, ― предложил лавочник. ― Уладим все миром. Нам не нужны лишние вопросы, так, госпожа? А тем оратам и урока будет достаточно, в тюрьме женщинам плохо.

  Лавочник попросил девушку приоткрыть дверь и показаться воровкам, а сам подошел к женщинам и заговорил с ними. Молодая вскочила, покраснев, пыталась спорить, но потом увидела Тай, молча взиравшую на обидчиц, и сникла. Ораты подхватили сумки и поспешно покинули кофейню, с испугом оглядываясь. Лавочник отсчитал Тайиле восемьсот пятьдесят золотых, но та из благодарности к доброте адмана взяла только восемьсот монет. Мейри с непроницаемым видом смотрела на все происходящее, не произнося ни слова.

  ― И все-таки, почему вы мне помогли? ― смущаясь, спросила Тай у лавочника перед уходом. ― Ведь вы могли бы заплатить воровкам вдвое меньше. Зачем было брать на себя лишний труд и упускать выгоду?

  ― Ну не так уж и упустил, милая барышня, ― задумчиво проговорил мужчина, подбрасывая на ладони мешочек с пятьюдесятью золотыми. ― Говорят, что каждого человека опекают свои боги. Я, видно, при рождении попал под опеку самых придирчивых Всеведущих. В молодости они пару раз так проучили меня за мои грешки и проделки, что ныне я изо всех сил стараюсь блюсти заповеди. А ежели совсем откровенно, как смог бы я спать спокойно, зная, что нагрел руки на чьем-то несчастье? У вас глаза, как у моей дочери, такие же искренние и доверчивые. Уж она-то никогда не сможет вести торговлю: заповеди заповедями, но без толики обмана в нашем деле никак нельзя.

  ****

  ― Послушай, ― сказала Тай, лучась от счастья. ― ...Три дня и три ночи стучался пленс в облике юноши в окно сажеской дочери, приговаривая: 'Открой, душа моя, это я, жених твой. Насилу к тебе добрался, не ел, не спал, от зверья лесного отбивался'. Знала сажеская дочь, что зверье лесное пыталось защитить ее - мертвое тело с дороги свернуть, в глушь заманить, в болоте утопить, да только пленс сильный был, одним ударом головы им сносил. Три дня и три ночи молила дева Мать-Землю защитить ее от демона, пока Стихии наполняли ее силой по капле, а пленсу отвечала: 'Сейчас, милый мой, выйду к тебе, вот только длинна у меня коса - три локтя осталось заплести....Сейчас, добрый мой, выйду к тебе, вот только длинна коса моя - два локтя осталось заплести...'. На четвертый день наполнила сажеская дочь силой Берег Левый и Берег Правый, и Течение жизненное, вышла к демону и отправила его в ад. Упало тело жениха на землю мертвым, заплакала дева так горько, что услышали звери ее плач и пришли к ней. Вместе собрали они погребальный костер и возложили на него юношу. Прах его разлетелся, развеялся над быстрой рекой, поселилась сажеская дочь у реки и стала мудрой сагиней. Люди со всех концов земли приходили к ней за советами, а когда возродился на земле жених ее погибший, ничего из прошлой жизни не ведавший, пришел он к ней и попросился в ученики. Так появились на земле первые охотники...'

  ― Интересно, сколько ей тогда было лет? ― перебила Мейри Тайилу. - Ведь она же его еще помнила, продолжала любить, наверное.

  Тай полистала потрепанную книгу:

  ― Об этом - ничего. Сказка, все-таки.

  ― Вот-вот, грустная сказка. Она, наверное, была вся седая, и ей больно было смотреть на человека, который ее даже не узнал, ― Мейри перевернулась на живот, потягиваясь после долгого лежания на травке, выгнувшись так сильно, что пальцы босых ног коснулись косы, уложенной пучком на затылке. ― Эээээх... Если там все сказки такие, верни книгу продавцу и потребуй семь золотушек обратно.

  ― Ты что? Это же дометрополийские притчи, легенды Пятихрамья! ― возмутилась Тай. ― А книга издана еще при Гефриже для библиотеки Мефта. Мне вообще повезло! Торговец сказал, такие уже и не печатаются.

  ― Вот в это я охотно поверю, ― согласилась Мейри. ― Кто же нынче сажеским сказкам позволит умы беспокоить? Ну ладно, почитай еще что-нибудь, только повеселее. А нет там, случайно, про Мафуса и хитрого старого охотника? Мне ее в детстве учитель читал.

  ― Кажется, есть, ― Тай продемонстрировала подруге иллюстрацию, изображающую старика в перевязанных сапогах верхом на четырехглавом демоне.

  ― Ух ты! ― обрадовалась Мейри. ― Я ее до сих пор почти наизусть помню.

  ― Тогда не интересно. Я почитаю тебе другую, о твари и сажеской дочери.

  ― Ладно, ― Мейри положила голову на согнутые руки и приготовилась слушать.

  ― ...Давным-давно жил на свете один демон. Хитростью заманил он в свои сети доброго юношу и убил его, превратив его душу в пленса. Он поместил его в огромного волка, заставив служить себе до конца его звериных дней. Скакал черный волк по лесам и полям и беспокоил народ на радость демону. Встретил преображенный однажды мудрую сажескую дочь, что готовилась стать женой великому охотнику. Хотела дева изгнать пленса в темные миры, да разглядела в нем душу чистую. Долгие беседы вела она с ним и полюбила его всем сердцем...

  ― Ого, ― Мейри хмыкнула. ― А как к этому отнесся ее жених?

  ― Не перебивай...Стал волк защищать деву от бедствий и нечисти. А когда пришел к ней нареченный ее, сказала она ему: 'Прости, друг мой добрый, что богами велено, людям не изменить'. Поплакал охотник, погоревал, но принял волю молодой сагини. Побратался он с черным волком. Но демон времени даром не терял. Прознал он о дружбе своего слуги с сажеским людом, приказал другим слугам найти их и убить...

  ― Брррр, ― Мейри поднялась и села, нащупывая в траве сапоги, ― Сказки, одна другой лучше. Даже слышать не хочу, чем там дело закончилось, уж точно не свадьбой. Видала я преображенных, вернее то, что от них оставалось после встречи с охотником. Такой любви и врагу не пожелаешь. И вообще, нам пора уже, солнце садится. Не хватало еще праздник пропустить.