Время вспомнить (СИ) - Норд Наталья - Страница 75

  Тай посмотрела вокруг. И точно, вечерний свет, прозрачный, как слюда, гас, и резкие тени ложились в шуршащей листве. С реки повеяло прохладой. Лягушки завели свою нестройную песню. Тайиле было жалко уходить с безлюдного берега и возвращаться в город, словно к постели беспокойного больного, склонного к неожиданным выходкам и лихорадочному бреду. Девушка охотно променяла бы шумное веселье на тихий вечер у Неды. Она заглянула в конец сказки, уже с трудом различая в сумраке витые буквы.

  ― И все же, ты не права, ― вздохнув, сказала Тай. ― Все закончилось свадьбой.

  ― Страшно даже представить, ― ядовито заметила Мейри.

  Девушки пошли след в след по узкой тропинке вдоль берега Неды, поросшего цепким кустарником. Из влажных зарослей поднималась пелена зеленоватой мошкары, и Тай замахала руками, не давая жалящим насекомым усесться на лицо. Она заметила, что комары и мошки, словно издеваясь, тянулись за ней сероватой вуалью, а к сагине даже близко не подлетали.

  Тайила не стала спрашивать Мейри, почему так, опасаясь, что подруга заведет назидательную речь о внутренних соках, застоях и движениях энергии в теле человека, и по всему обязательно окажется, что виновата сама Тай, что не следит за своим Домом и позволяет селиться в душе грустным мыслям, разрушающим баланс и привлекающих кровососов. С Мейри станется связать докучливую мошкару с настроением Тайилы. Пару дней назад, вот, присмотревшись к чтице, погруженной в невеселые думы и непонятную тревогу, подошла и шлепнула ее по спине, между лопаток, ладонью наотмашь, а ладонь-то была тяжелая, привыкшая к деревенскому труду. Тай икнула от неожиданности и возмутилась. А Мейри, ухмыляясь, как ни в чем не бывало спросила:

  ― Легче?

  Тай замахнулась на нее, чуть поворчала, прислушиваясь к своим ощущениям, но потом признала: да, легче. Словно ладонь сагини вышибла давно прижившиеся в груди тревогу и чувство чужого взгляда, от которых не помогали ни покой, ни забытье. И во сны проникало беспокойство, а иногда снилось такое, от чего поутру заливало щеки краской. Тайила примерно представляла себе, как любят друг друга мужчина и женщина, но к ТАКИМ плотским утехам, что снились ей в последнее время, ее совсем не тянуло, да и воспитание помогало держать в узде девичьи фантазии. Неужели так взыграло естество, что, она, бывало, просыпалась среди ночи, разгоряченно дыша и почти с ужасом вспоминая, как билось рядом с ней ненасытное мужское тело, и жадные руки оставляли на коже жаркие следы, ощутимые и после пробуждения! Чтица даже хотела, преодолев смущение, рассказать об этом подруге, потому что во сне ей было страшно так, словно она кроме тела, отдавала на чужую волю и жизнь. После шлепка Мейри все прекратилось, и Тай с недоверчивой радостью уже несколько дней просыпалась, принося из сновидений в явь милые образы Магреты, Латии, Реланы, Кратишиэ и других близких ей людей. Словно и не было ничего. Словно сны эти снились не ей.

  Тайила порылась в сумке и достала купленную в лавке нагрудную косынку. Старую она потеряла в толпе у Храма, а теперь смогла сделать себе подарок. Девушка полюбовалась тонкой колофрадской кисеей и накрыла косынкой голову и плечи. Стало полегче, но комары ухитрялись лезть под юбку и кусать за голые лодыжки. В сумке звякнуло золото, Тай озабоченно подумала, что нужно зайти домой и деньги оставить там. До города оставалась пара столбов, река осталась внизу, и с холма девушки увидели цепочки огней в ярко освещенном лабиринте домов и улиц. Патчал праздновал Тан-Дан. Тай и Мейри переглянулись и стали спускаться навстречу веселью и приключениям.

  ****

  Филиб.

  Тормант расхаживал перед Филибом взад-вперед, скрестив руки за спиной. Королевский духовник явно нервничал. В здании Синклита сегодня заседают до полуночи пастыри многих строк, чтобы выбрать Высшего. Торманта к собранию не допустили, поскольку он сам претендовал на место главного пастыря. Результаты будут известны лишь через пару четвертей, когда секретарь на глазах у тайно голосовавших разберет опущенные в короб жетоны с именами.

  Начинался Тан-Дан, и отряды бесовиков были брошены на защиту чести Храма прямо в развеселую толпу. Но Тормант, должно быть, прекрасно знал, что в столицу съехались многие пастыри и поклонники разных рангов со всей Метрополии, что охрана синклита усилена и за спиной у жреца четырех строк ведется странная возня.

  Филибу игры главных тоже были некстати.

  Тормант приостановился и хмуро взглянул на чиновника.

  ― Каков твой Дар? ― спросил он, не церемонясь с поклонником одной строки.

  ― У меня их много, ― уклончиво ответил Филиб.

  ― Надо же, Лакдам своим работникам благоволил. А что для Храма делать умеешь? Ты не жрец, не пастырь, Даров не раздаешь. Что тогда? Обычного поклонника в Предгорье не послали бы.

  ― Я наполовину бершанец.

  ― И?

  ― Моя матушка с мертвыми не воевала, а дружила, как и многие в ее краях. Я часто знаю, чего хотят духи.

  ― Пленсы?

  ― У нас их называют 'морч'.

  ― Ты их видишь?

  ― Чувствую. Они дают мне мысли или видения. Если я правильно их толкую, то узнаю то, что знают они. Если морч отметили вниманием какого-нибудь человека, я буду знать о нем то же, что и духи. Не все. Многое скрыто и от них. Но я могу попросить их прилипнуть к кому-нибудь.

  ― Чем ты за это расплачиваешься?

  ― Это работает в обе стороны. Я помогаю им найти людей, тех, что вне их 'взгляда'. Я 'открываю' для морч человека, и они могут питаться им. За это они служат мне. Когда желают.

  Тормант прищурился:

  ― И ты можешь кинуть им в пасть любого? Без его на то желания? Без согласия?

  ― Только того, у кого есть...слабость. Страх, похоть, гнев, зависть....Если у кого-то есть грех, значит, он уже согласен.

  ― Хм... полезное для Храма умение. И ты не глуп. И ты сам пришел ко мне с предложением своих услуг...Стоит ли мне опасаться тебя? Сейчас ты со мной, а если завтра впаду в немилость у синклита - станешь следить за мной с помощью своего морджа? ― жрец словно бы в шутку покрутил ладонью над своей головой.

  ― Морч, господин, ― Филиб с легкостью сохранял на лице невозмутимое выражение. ― Я поклялся вам в верности и клятвы не нарушу. Да, я на многое способен, господин Лакдам ценил мои таланты. Но сейчас...Я теряю умение, сидя за погрызенном мышами столом в королевском документарии, где подсчитываю взносы донаторов Храма. Я так не могу. Я учился у господина Ильмика, пастыря четырех строк, и прошел все испытания с высшими оценками. Разве в документарии мое будущее?... И я не смог бы следить за вами, даже если бы захотел. Морч не может жить там, где есть...нечто более сильное.

  Тормант задумчиво потер пальцами гладко выбритый подбородок. Он больше не носил усов и бородки и казался постаревшим от того, что растительность не смягчала, как прежде, резкие черты: острые такшеарские скулы, впадины, вертикально прорезавшие длинное лицо, и татуировки, разбитые старым шрамом.

  ― Ты очень ошибаешься, брат, если думаешь, что со мной тебя ждет великое будущее, ― почти виновато произнес жрец. ― Нашел бы ты лучше себе другого покровителя, под стать твоим способностям... Ну да ладно. Ты все еще занимаешься делом девицы Нами?

  ― Да, господин, ― торопливо заговорил Филиб, ― поэтому я пришел сегодня к вам и прошу об услуге. Одна из них была недалеко, но я потерял ее. Морч больше ее не чувствуют. Говорят, она зналась с сагами.

  Тормант скривился:

  ― Так поэтому ты хочешь, чтобы мой юный Борай пошел с тобой? Признаюсь, но мне сейчас совсем не до этого.

  ― Но, господин, ваш...юноша говорил с ней на площади в день столкновений у пятихрамья, я видел это собственными глазами...

  ― Знаю, знаю, ― жрец четырех строк измученно улыбнулся. ― Ты подозреваешь, что самозванки замышляют против меня. Поверь мне, брат Филиб, для них сейчас это бессмысленная трата времени. Не в том я положении при дворе. Да и от Борай узнать что-нибудь секретное...? Он ведь никчемыш, ты же видел.