Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Поэзия Латинской Америки

Коллектив авторов

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 86

Изменить размер шрифта:

Под тополями

Перевод А. Гелескула

Как трубадуры в стенах каземата,

деревья смолкли в роще тополиной,

и зажурчал библейскою долиной

речитатив кочующего стада.

Седой пастух согнулся под овчиной,

завороженный муками заката, —

и две звезды уснули, как ягнята,

в печали глаз, пасхальной и пустынной.

Поет сиротство шелестом погостов,

и колокольчик тает за лугами,

стихая все осеннее, все глуше…

Заткала синева железный остов,

и в ней, тускнея мертвыми зрачками,

хоронит пес пустынный вой пастуший.

На рассвете

Перевод А. Гелескула

И сливался с ней, настолько с ней сливался!..

Как ребенок, по тропинкам полудиким,

по изгибам заповедным и упругим

уходил я в нежный холод земляники —

в ее утренние греческие руки.

А потом она повязывала галстук

заговорными цыганскими узлами,

и опять я видел камень угловатый,

косолапую скамейку и окно,

пели мельничные крылья циферблата

и кружились и наматывали сами

обе жизни на одно веретено.

Ночи милые, не знавшие утрат,

я вспоминаю вас задумчиво и сиро.

Стеклярус сладостей, мишурный виноград,

слезами брызнувший

в могильной ступке мира!..

Платки для слез?

Вот самые красивые —

узоры звезд, небесная канва:

зеленые,

сиреневые,

синие,

пропитанные сердцем кружева.

И если ткань от желчи станет черной,

легко коснется горькой головы

бессмертной нежности покров нерукотворный —

ветхозаветные ладони синевы.

Брачное ложе вечности

Перевод П. Грушко

Любовь сильна лишь за чертою жизни!

Большим зрачком становится могила,

в чьей глуби воскресает и томится

тоска любви, как в чаше, где застыли

века веков и черные зарницы.

В миг поцелуя набухают губы,

как нечто обреченное пролиться,

и в судорожном трепете касанья

уста устам любимым дарят право

жить этой жизнью, полной угасанья.

И если это так — сладка могила,

где все в конце концов соединятся

в пучине, как ее ни назови.

И темнота сладка — здесь место встречи

всемирное свидание любви.

Дождь

Перевод И. Чежеговой

В Лиме… В Лиме хлещет ливень,

мутной тоской отзываясь в крови.

Смертной отравой вливается ливень

сквозь пробоину в крыше твоей любви.

Не притворяйся спящей, любимая…

Солги… И взглядом меня позови.

Все человечье — необратимо:

я решил уравненье твоей любви.

Осколками геммы вонзается снова

в меня твое подневольное слово,

твое колдовское, неверное — «да»…

Но падает, падает ливень дробный

на лежащий меж нами камень надгробный,

под которым тобой я забыт навсегда.

Вечные кости

Перевод А. Гелескула

Господь, я жизнь оплачиваю болью,

твой хлеб тяжел и божий день немил.

Но этот сгусток мыслящего праха

на горсти слез замешан не тобою,

и ты, господь, Марий не хоронил.

Господь, господь, родись ты человеком,

тогда б ты вырос в подлинного бога,

но как ни бьемся, веря и терпя, —

ты ни при чем, тебе всегда неплохо.

Страдаем мы — чтоб выстрадать тебя.

И в этой тьме, где глаз я не сведу

с огня свечи, как смертник на помосте,

зажги, господь, последнюю звезду —

и вновь метнем заигранные кости!

Садись, игрок, — и с первого броска

слепая власть бестрепетной десницы

пусть обратит два траурных очка

в орбиты смерти — топкие глазницы…

И эта ночь — конец твоей игры.

И не в нее ли, злую, как ненастье,

летит земля сквозь сонные миры

игральной костью, брошенной на счастье, —

заиграна уже до круглоты,

летит, чтобы в последнее мгновенье

остановиться в недрах пустоты,

внезапной пустоты исчезновенья!

Поэт своей любимой

Перевод Юнны Мориц

На кривых перекладинах губ в темноте

Ты распята была, как Исус на кресте,

Боль твоя означала — Исус на кресте

Безутешно заплакал в крови, в наготе.

Это — странная ночь, не такая, как те…

Смерть трубила в берцовую кость в темноте,

Посреди сентября, в дождевой чистоте

Искупленье и грех обнялись на кресте.

Мы умрем, только рядышком, рядом совсем,

И высокая горечь исчезнет со всем,

И усопшие рты припадут к пустоте.

И не будет упрека в тебе, неживой,

Мертвый, я не обижу тебя, как живой,

Будем братом, сестрой при едином кресте.

Зов

Перевод А. Гелескула

Сегодня не пришел ко мне никто,

ничья душа на помощь не позвала.

И при свечах ночного карнавала

я не узнал кладбищенских цветов.

Прости, господь, что умер я так мало!

Все шли — и не молили и не звали,

но шли и шли — и что-то забывали.

И что-то оставалось в этом доме

и, как чужое, жгло мои ладони.

А дверь была закрыта —

и звал я: «Если в чем-нибудь нужда,

остановитесь — здесь оно забыто!»

И ждал… Ведь никогда в ночи моей

я но умел захлопывать дверей —

и груз чужого сердце принимало.

Сегодня не пришел ко мне никто…

А вечер долог был — и умер я так мало!