Анналы Хичи - Пол Фредерик - Страница 40

Недолгое молчание. Потом вернулось еле заметное улыбающееся лицо Альберта.

— Не думаю, чтобы сильно повредило, если мы сможем видеть друг друга, — признал он. — Так лучше?

— Гораздо лучше.

— Отлично. Но только помните, пожалуйста, что настоящего света еще нет. Света не бывает без фотонов, а все фотоны еще находятся в одной невидимой точке. И не только это, — продолжал он, довольный собой, — даже если бы смогли видеть, не существует места, откуда можно видеть, потому что вообще еще нет никакого пространства, в котором находилось бы это «место». Пространство тоже еще не изобретено — или, если выразиться точнее, все пространство, и весь свет, и все остальное все еще находится в единой точке вот здесь.

— В таком случае, — мрачно сказал я, — что ты имеешь в виду, говоря «здесь»?

— Ах, Робин! — благодарно воскликнул он. — Вы на самом деле не так уж тупы! Прекрасный вопрос — к несчастью, подобно большинству хороших вопрос, он бессмыслен. Ответ таков: вопрос поставлен неверно. Здесь нет никакого «здесь», есть только видимость «здесь», потому что я стараюсь показать вам то, что по определению нельзя показать.

Я начинал терять терпение.

— Альберт, — сказал я, — если так будет продолжаться…

— Подождите, — приказал он. — Не сдавайтесь. Шоу еще не началось, Робин; я только устанавливаю декорации. Для того, чтобы понять, как началась вселенная, вы должны отказаться от своих предубеждений относительно «времени», и «пространства», и «видения». В этот момент, примерно восемнадцать миллиардов лет назад, ничего подобного не существует.

— Если время еще не существует, — мудро заметил я, — откуда ты знаешь, что это восемнадцать миллиардов лет назад?

— Еще один прекрасный вопрос! И такой же прекрасный ответ. Верно, что до Большого Взрыва такой вещи, как время, не существовало. Так что то, на что вы смотрите, могло существовать восемнадцать миллиардов лет назад. А могло и восемнадцать миллиардов триллионов квадрильонов квинтильонов и еще чего угодно лет назад. Вопрос задан неверно. Но этот… объект… он существовал, Робин. А потом взорвался.

Я отскочил. Он действительно взорвался, прямо у меня на глазах. Ничто неожиданно стало чем-то, точкой ослепительно яркого света, и эта точка взорвалась.

Словно у меня на коленях взорвалась водородная бомба. Я почти чувствовал, как сморщиваюсь, испаряюсь, превращаюсь в плазму и рассеиваюсь. Раскаты грома ударили в мои несуществующие уши и забили по моему бестелесному телу.

— Боже мой! — закричал я.

Альберт задумчиво сказал:

— Возможно. — Эта мысль, казалось, доставила ему удовольствие. — Я хочу сказать, не в смысле персонифицированного божества — вы меня для этого слишком хорошо знаете. Но здесь, несомненно, произошло Сотворение, вот и все.

— Что же произошло?

— Как что. Взорвался Большой Взрыв, — удивленно ответил Альберт. — Его вы и видите. Я думал, вы узнали его. Началась вселенная.

— И сразу остановилась, — заметил я, приходя в себя. Потому что взрыв застыл.

— Я остановил его, да, потому что хочу, чтобы вы все хорошо разглядели. Вселенная еще молода, ее возраст приблизительно десять в степени минус тридцать секунд. О более раннем периоде не могу ничего сказать, потому что и сам не знаю. Не могу даже сказать, насколько велика вселенная или то, что вы можете назвать то-что-существовало-до-вселенной. Вероятно, больше протона. Может быть, меньше шарика для пинг-понга. Могу сказать — мне кажется, — что преобладающей силой здесь были, вероятно, сильные ядерные взаимодействия или, возможно, тяготение. Так как здесь все компактно, сила тяготения, конечно, очень велика. Очень велика. И температура тоже. Точно не могу сказать, насколько. Вероятно — так, как только возможно. Есть некие теоретические предпосылки, позволяющие считать, что максимально возможная температура достигает порядка десять в двенадцатой степени градусов Кельвина — могу привести аргументы, если хотите…

— Только если это абсолютно необходимо!

Он неохотно сказал:

— Не думаю, чтобы в данный момент это было абсолютно необходимо. Ну, ладно. Позвольте сообщить, что я еще могу сказать. Не могу ничего особенного сказать о сцене, на которую вы сейчас смотрите, кроме некоторых моментов, которые вам и самому, по-видимому, очевидны. Например, этот фейерверк, на который вы смотрите, действительно содержит в себе все. Атомы и частицы, из которых в данный момент состоите вы, и я, и «Истинная любовь», и Сторожевое Колесо, и Земля, и Солнце, и планета Юпитер, и Магеллановы Облака, и все галактики в скоплении Девы, и…

— И все остальное, хорошо, — сказал я, чтобы остановить его. — Я понял. Это нечто огромное.

— Ах, — удовлетворенно сказал он, — но видите ли, вы не поняли. Оно не большое. Я позволил себе некоторые вольности, видите ли. Чуть преувеличил, потому что Большой Взрыв на самом деле был не такой уж большой. Насколько велик, по вашему, этот огненный шар?

— Не могу сказать. Может, тысячу световых лет.

Он покачал головой и задумчиво сказал:

— Не думаю. Меньше. Может, у Взрыва вообще нет размера, потому что пространство изобретено еще совсем недавно. Нет, он определенно маленький. Но содержит в себе все. Понятно?.

Я только взглянул на него, и он сразу смягчился.

— Я знаю, вам очень трудно, Робин, но я хочу быть уверен, что вы поняли. Теперь относительно «взрыва». Никакого «звука», конечно, не было. Не существовало среды для распространения звука. Кстати, не было для этого и места; это еще одна небольшая вольность, которую я себе позволил. Более важно то, что Большой Взрыв не походил на взрывы, которые начинаются от фейерверка и распространяются, потому что газы расширяются в воздухе, потому что…

— Потому что тут нет никакого воздуха, верно? Или даже пространства.

— Очень хорошо, Робин! Но есть и еще одно отличие этого Взрыва от всех остальных взрывов. Он не расширяется, как воздушный шарик или как химический или ядерный взрыв. Это нечто совершенно другое. Вы видели японские бумажные кораблики, когда их опускают в аквариум? Пропитываясь водой, они расширяются. Больше похоже на это. Но то, что пропитывало этот первоначальный — назовите как угодно — атом, совсем не вода. А пространство. Вселенная не взорвалась. Она раздулась. Очень быстро и очень далеко. И продолжает делать это.

Я сказал:

— О!

Альберт некоторое время выжидательно смотрел на меня. Потом вздохнул, и взрыв продолжил взрываться.

Он окружил нас. Я думал, он поглотит нас. Нет. Но мы погрузились в море ослепительного света. И из него послышался голос Альберта.

— Я собираюсь передвинуть нас на несколько световых лет, — сказал он. — Не знаю, насколько, просто хочу, чтобы мы посмотрели с некоторого удаления. — Большой огненный шар сократился и полетел от нас, пока не стал размером с полную Луну.

— Теперь вселенная уже состарилась, — сказал Альберт.

— Ей примерно сотая доля секунды. Она горяча. Температура примерно десять в одиннадцатой степени градусов Кельвина. И она плотна. Я не имею в виду просто плотность материи. Материи еще нет. Вселенная слишком плотна для нее. Вселенная представляет собой массу электронов, позитронов, нейтрино и фотонов. Плотность ее примерно в четыре на десять в девятой степени раз плотнее воды. Вы знаете, что это означает?

— Мне кажется, я понимаю, как плотна плотность, но как горяча температура?

Альберт задумчиво сказал:

— Невозможно объяснить, потому что ничто не может быть таким горячим. Не с чем сравнивать. Мне придется воспользоваться одним из тех терминов, которые вы ненавидите. Вся вселенная находится в «термическом равновесии».

— Ну, Альберт… — начал я.

— Нет, выслушайте меня! — рявкнул он. — Это просто означает, что все частицы взаимодействуют и меняются. Представьте себе миллиарды триллионов выключателей, которые случайно срабатывают. В любой момент сколько их включается, примерно столько же и выключается, так что сохраняется общая сумма; это и есть равновесие. Конечно, там никаких выключателей нет. Электроны и позитроны взаимно аннигилируются, производя, нейтрино и фотоны, и наоборот; но в одно и то же время количество разных событий уравновешивается. В результате равновесие. Хотя внутри этого равновесного состояния все мечется как сумасшедшее.