Большое путешествие - Кристи Агата - Страница 17

Мы приехали в Сидней, где очень весело провели время. Я слышала, что в Рио-де-Жанейро и в Сиднее самые красивые гавани в мире, но сиднейская гавань меня разочаровала. Наверно, потому, что я слишком многого ждала. К счастью, в Рио я никогда не была, поэтому могу по-прежнему представлять себе его красоты.

С семейством Беллов мы впервые встретились как раз в Сиднее. Вообще для меня Австралия – это в первую очередь Беллы. Однажды вечером ко мне в гостинице подошла молодая женщина, может, чуть постарше меня, представилась Уной Белл и сказала, что в конце следующей недели мы приглашены к ним на ферму в Квинсленд. Поскольку Арчи и Белчеру сперва надо было объехать несколько довольно скучных городков, решили, что я вместе с Уной поеду на ферму Беллов в Кучин-Кучине и буду ждать их там.

Помню, мы долго тряслись в поезде – несколько часов – и я смертельно устала. Потом пересели в автомобиль и в конце концов прикатили в Кучин-Кучин, это неподалеку от Буны в Квинсленде. Полусонная, я вдруг очутилась в самом водовороте жизни. Залитые светом комнаты с хорошенькими девушками, которые наперебой предлагали мне кофе, какао, что угодно, и что-то говорили все одновременно, щебетали, смеялись. Я оцепенела от изумления, и в глазах все не то что двоилось, а учетверилось. Мне показалось, что в семействе Беллов человек двадцать шесть. Наутро я насчитала четыре дочери и столько же сыновей. Все девушки были неуловимо похожи друг на друга, кроме темненькой Уны. Остальные же все как одна были высокие блондинки с довольно-таки вытянутыми лицами, очень грациозные, все прекрасные наездницы и сами похожие на резвых молодых кобылок.

Неделя выдалась отличная. Девицы Белл оказались такими энергичными, что мне за ними было не угнаться. А в их братьев я просто влюбилась: жизнерадостный Виктор, любитель пофлиртовать, Берт, серьезнее брата, умелый наездник, и Фрик, который был очень спокойным, сдержанным и любил музыку. Фрик мне понравился больше всех. Так вышло, что спустя много лет его сын Гилфорд отправился со мной и Максом в археологическую экспедицию в Сирию и Ирак. Гилфорд до сих пор мне как сын.

Главой семейства Беллов была мать, миссис Белл. Она овдовела много лет назад. Было в ней что-то от королевы Виктории: невысокая, седая, спокойная и очень властная, она царила в доме безраздельно, и все преклонялись перед ней, как перед королевой.

Всевозможные слуги, работники на ферме и другие помощники в основном были метисами, но встречались среди них и чистокровные аборигены. Эйлин, младшая из сестер Белл, сказала мне едва ли не в первое же утро: “Видели бы вы Сьюзен!” Я спросила, кто это. “Одна из черных”. Их всегда звали “черными”. “Одна из черных, причем настоящая, чистокровная. Она умеет подражать, как никто”. Пришла старая скрюченная аборигенка. Но держалась, как и миссис Белл, по-своему величаво. Изобразила по моей просьбе всех сестер Белл и кое-кого из братьев, а еще детей и лошадей: Сьюзен была прирожденным имитатором и сама от души наслаждалась представлением. Еще она пела странные негармоничные песни.

– А теперь покажи, как мама идет проведать куриц, – попросила Эйлин, но Сьюзен покачала головой. – Она никогда не пародирует маму, – пояснила Эйлин. – Говорит, это неуважение, и она этого делать не станет ни за что.

У Эйлин были собственные ручные кенгуру и валлаби, а еще множество собак и, разумеется, лошадей. Все Беллы уговаривали меня покататься верхом, но едва ли неумелые вылазки на охоту в Девоне давали мне право считать себя наездницей. К тому же я всегда боялась садиться на чужих лошадей: мне казалось, что я непременно им что-нибудь сломаю. В конце концов Беллы сдались, так что мы раскатывали по округе на автомобиле. Было невероятно интересно наблюдать за тем, как сгоняют скот, да и за прочими картинами из жизни фермы. Казалось, Беллам принадлежит большая часть Квинсленда, и будь у нас время, говорила Эйлин, мы непременно съездили бы на северную ферму, которая находилась на отшибе и в целом была примитивнее. Все девицы Белл болтали без умолку.

К братьям относились с таким обожанием, какого прежде мне встречать не доводилось, буквально преклонялись перед ними. Девушки ни секунды не сидели на месте – то уезжали в гости к друзьям, то на другие фермы, то в Сидней, то на скачки – и постоянно флиртовали с разными молодыми людьми, которых называли “купонами” (наверно, отголосок войны).

Наконец приехали Арчи с Белчером. Вид у них после тяжких трудов был измученный. Выходные прошли весело и беззаботно, в необычных развлечениях, среди которых была прогулка по узкоколейке, причем мне даже разрешили несколько миль управлять паровозом. С нами было несколько членов австралийского парламента от партии лейбористов, которые так хорошо позавтракали, что теперь все были под хмельком, и когда они по очереди брались управлять паровозом, разгоняли его так сильно, что подвергали всех нас смертельной опасности.

Мы с грустью попрощались с друзьями – или с большей их частью, потому что некоторые решили сопровождать нас в Сидней. Мы мельком взглянули на Голубые горы, и меня снова поразила невиданная мною прежде расцветка пейзажа. Горы вдалеке действительно оказались голубыми – кобальтового оттенка, а не сизыми, какими я себе всегда представляла горы. Выглядели они словно только что законченный рисунок: такими сочными и живыми были краски.

В Австралии британской миссии пришлось нелегко. Каждый день был заполнен без остатка речами, обедами, ланчами, приемами, долгими поездками из города в город. К этому времени я уже выучила все речи Белчера наизусть. Оратором он был превосходным: выступал с такой непосредственностью и энтузиазмом, что казалось, будто он только что все это придумал. Практичный и рассудительный Арчи заметно от него отличался. Однажды, кажется, еще в Южной Африке, журналисты назвали Арчи “управляющим Английским банком”, и сколько бы он ни возражал, опровержение не было опубликовано, так что для прессы он оставался управляющим Английским банком.

1 мая [понедельник]

Милая мамочка!

В субботу утром мы приплыли в Аделаиду. Первую половину путешествия меня, как обычно, мучила морская болезнь, но не так сильно, как в прошлый раз. Но все равно – дней десять мне было не до смеха. Зато остаток плавания пролетел весело и беззаботно. На борту была молодежь, и мы каждый вечер играли в разные дурацкие игры или танцевали, а последние три вечера ужинали с капитаном или его помощниками, так что спать ложились не раньше трех часов ночи. Мне все очень понравилось (Арчи, естественно, ровно в половину десятого уходил в каюту, но, к счастью, не возражал, чтобы я развлекалась без него, хотя и удивлялся моему вкусу). Наконец мы собрали джаз-банд, который отнимал уйму времени и производил жуткую какофонию. Еще играли в шары: смысл игры в том, что все лупили друг друга по голове огромными воздушными шарами.