Украденное счастье. Цветок на камне - Бекитт Лора - Страница 55

Зубцы утесов, разноцветные осыпи, громадные камни покрывали склоны гигантского хребта, справа и слева от которого тянулись душистые горные пастбища.

На площади перед церковью собрался народ. Вардан с достоинством раскланивался с односельчанами и отвечал на приветствия. Ему нравилась яркая праздничная толпа и нравилась церковь. Узкие, как бойницы, окна и толстые стены из тесаного камня делали сооружение похожим на неприступную крепость.

«Интересно, — подумал Вардан, — какой показалась бы бедная сельская церквушка девушке, которая родилась и выросла в большом и богатом городе?»

Он входил в церковь вместе с толпой народа, как вдруг почувствовал какое-то замешательство. Юноша видел, как люди удивленно расступаются, но не мог понять, чем это вызвано, до тех пор, пока не заметил прямую высокую фигуру, с головы до пят облаченную в черные одежды.

Вардан замер, пораженный будто вырезанным из мрамора, удивительной красоты лицом, на котором выделялись большие, печальные, черные как ночь глаза. Рядом с женщиной шла испуганная и смущенная Асмик, а позади брела пожилая служанка. Девушка низко опустила голову, и Вардан мог разглядеть лишь обшитый бархатом и украшенный жемчугом головной ободок с тонкими серебряными пластинками-амулетами, поверх которого Асмик набросила полупрозрачную вуаль.

Женщина в черном не пыталась ни с кем заговорить, она смотрела прямо перед собой — словом, вела себя так, как будто вокруг никого не было. Вместе с тем ее появление в воскресный день в церкви вместе с дочерью означало, что она желает сблизиться с жителями Луйса.

Во всяком случае, так решил Вардан; он думал об этом всю службу, потому весьма невнимательно слушал священника и молился рассеянно.

Юноша был поражен, когда после службы мать Асмик не присоединилась к другим женщинам, не пошла домой, а направилась к толпе мужчин.

Голоса смолкли. Мужчины напряженно ждали, что она скажет. На лице этой странной женщины отсутствовало какое бы то ни было выражение; его застывшие черты были прекрасны, но лишены тепла и жизни. Она держалась не высокомерно, но отстраненно, как будто явилась из иного мира.

— Я хочу обратиться к вам с просьбой. Не мог бы кто-то из вас починить дом, в котором мы поселились, и сделать мебель? Я заплачу за работу.

Голос женщины звучал спокойно и ровно, на ее лице не дрогнула ни одна черточка. Мужчины растерянно молчали. Вардан заметил, что кое-кто из них с любопытством разглядывает Асмик, которая ждала поодаль вместе со служанкой.

Внезапно юноша ощутил укол ревности. Он и сам не понял, какая сила вынесла его вперед и заставила выпалить:

— Я… я могу это сделать. Я умею изготавливать мебель. И я попробую починить ваш дом.

— Как тебя зовут? — спросила Сусанна.

Вардан ответил.

— Где твой отец?

На лице юноши появилась краска волнения и стыда. Вероятно, мать Асмик решила, что он слишком юн для того, чтобы самостоятельно принимать решения.

— Мой отец умер. Но он успел научить меня всему, что умел делать сам.

Женщина обвела взглядом толпу мужчин, которые продолжали молчать, и сказала:

— Хорошо, приходи. Ты знаешь, где мы живем?

— Да, знаю. Я приду завтра, — ответил Вардан и внезапно почувствовал, что во рту пересохло, как в знойный полдень, а голова кружится так, будто он выпил слишком много вина.

Мать Асмик чуть заметно кивнула, потом повернулась и медленно направилась к дочери. Она столь прямо держала спину и так высоко несла голову, словно на ней была царская корона.

«Нет, — подумал Вардан, — ни она, ни ее дочь никогда не смогут смотреть на меня как на равного».

Женщина что-то сказала Асмик, и та оглянулась. Юноша надеялся, что девушка догадается. Догадается, почему он решил заняться их домом, бросив собственное хозяйство.

Едва Вардан вернулся домой, как мать позвала его за стол. Каринэ приготовила голубцы из виноградных листьев, начиненные мясом и крупой, куриный суп с мукой, луком, яичными желтками, уксусом и зеленью.

В воскресный день мать и сын всегда обедали в парадной комнате, даже если в доме не было гостей. Юноша любил эту комнату с очагом-камином, над которым был украшенный орнаментом свод и полки, где поблескивала хорошо начищенная медная посуда. Вдоль боковых стен стояли деревянные тахты-кровати, покрытые темно-красными коврами с длинным ворсом, а в центре комнаты находился низкий столик, за которым ела семья. Мебель была сделана руками отца Вардана, а ковры соткала Каринэ.

Разумеется, мать была в курсе последних событий; стоило юноше сесть за стол, как она сказала:

— Зачем ты нанялся к этой женщине, будто простой работник?

— Им надо помочь.

— Ты делаешь это ради ее дочери? — К удивлению юноши, Каринэ обо всем догадалась. — Да она на тебя даже не посмотрит!

— Почему? — вспылил Вардан. — Пусть я не так знатен, как они, но мой дом выглядит куда богаче их дома!

Женщина сокрушенно покачала головой.

— А как же работы в саду, на винограднике и в поле?

Юноша склонился над тарелкой и не поднимал головы.

— Наймем пару-тройку лишних работников.

— Кто за ними присмотрит?

— Попросим дядю Манука.

— Он скажет, что ты потерял разум!

Вардан вскинул взор, и Каринэ увидела в темных глазах сына вспыхнувший огонь упрямства, какой она часто видела, начиная с тех времен, как он решительно отстранил взрослых родственников от управления наследством, заявив: «Хозяйством я займусь сам». Он заставил считаться с собой не только мать и работников, но и брата своего покойного отца.

— Значит, ты присмотришь. Я быстро справлюсь.

Женщина не стала возражать. Она знала: если Вардан что-то решил, с ним бесполезно спорить.

Асмик вернулась домой вместе с матерью и Хуриг, втайне торжествуя маленькую, но очень важную победу. Вчера ей все-таки удалось поговорить с Сусанной и высказать свои опасения относительно их будущего.

— Если мы не станем появляться в селении и посещать церковь, мама, жители Луйса решат, что мы не хотим с ними знаться, — сказала дочь и добавила: — А если с нами что-то случится, нам никто не поможет, мы останемся совсем одни!

К великой радости девушки, ее поддержала Хуриг.

— Что мы будем делать зимой, госпожа? Когда придут холода, дом будет насквозь продувать ветер! Или мы не собираемся зимовать в этом селении?

Сусанна равнодушно пожала плечами и ничего не сказала.

— Я помню, отец говорил: для каждого человека приходит время, когда он узнает, что такое горе, страх, одиночество и душевная мука. Всем нам суждены испытания, всякому живому существу рано или поздно приходится сражаться с судьбой, — осмелилась промолвить Асмик.

Мать долго смотрела в потухший очаг, потом ответила:

— Вероятно, Тигран не предполагал, что в этом сражении может победить смерть, как и я не представляла, что однажды умру и вместе с тем не перестану ходить по этой земле. Ты молода, Асмик, а юность всегда полна надежд. Твоя жизнь продолжается, тебя ждет будущее: замужество, дети, свой дом. Тогда как мне остались только воспоминания.

— Когда у меня появятся дети, у тебя будут внуки, — осторожно произнесла девушка. — Если Бог подарит мне сына, я назову его в честь своего отца. Мои братья погибли, но я осталась жива, а значит, есть надежда на то, что наш род не умрет.

Хотя взгляд матери был по-прежнему прикован к очагу, ее голос прозвучал немного звонче и теплее, чем прежде:

— Ты права. Я обязана тебя беречь. Я должна хотя бы сделать вид, что живу.

После того как они посетили церковь и договорились с Варданом о починке дома, Сусанна сказала:

— Не понимаю, почему мужчины молчали? Почему на мою просьбу откликнулся только этот мальчик?

Асмик, которая видела в Вардане вовсе не мальчика, а молодого мужчину, уклончиво ответила:

— Вероятно, они не привыкли к тому, чтобы женщины запросто заговаривали с ними. Мы для них чужие; они, скорее всего, растерялись.

— Я часто думаю, — Сусанна нервно сплела тонкие длинные пальцы, — могут ли здесь появиться эти презренные арабские псы?!