После любви - Платова Виктория - Страница 72

Я ничего не забыла, слово в слово повторив то, что сказал мне старик из Librairie, я добавила лишь имя, Слободан, общей стройной картины эта отсебятина не испортила. Но на то, как она подействовала на юного серба, – стоит посмотреть.

Юный серб впечатлен. . Подавлен.

Внимает моим текстам так, будто это – Нагорная проповедь Христа в оригинальном исполнении.

Рот Слободана приоткрыт; наглые, отливающие кафельной белизной зубы обмякли и сидят смирнехонько, теперь им и с тертой морковкой не справиться, не говоря уже о приличном куске мяса с кровью. Слободан смотрит на меня (да нет же, на Мерседес, на Мерседес!) почти с обожанием. Почти с вожделением.

Редко кто смотрел на меня так. И в жизни до Марокко, и в жизни в Марокко, кой черт – редко! никто и никогда не смотрел на меня так – ни те, кого любила я. Ни те, кто (как мне казалось)любил меня, серферы, кайтеры, любители воздушных змеев и искатели подружек на ночь отдыхают. Остается Доминик, но Доминик слишком толст и слишком застенчив, он не позволил бы себе даже намека на такой взгляд.

А этот парень – позволил.

Психопат, маньяк, тип, одержимый идеей убийства ради убийства; тип, переживающий окончание любой войны как личную трагедию, как плевок в лицо, и к тому же -

красавчик,

юный Аполлон (Адонис, Калигула, Ричард Гир),

снайпер и математический гений.

Пожалуй, из него можно извлечь еще массу достоинств. Если хорошенько покопаться. Если заглянуть под футболку без рукавов с надписью «Рональдиньо». Если заглянуть под брючный ремень, цвет которого не имеет ничего общего с цветом кроссовок, как поступила бы Мерседес, почти миф?

Именно так бы она и поступила:

Покопалась. Заглянула. Извлекла.

Невидимые токи перетекают от Слободана ко мне и обратно, проклятье, это не повторение истории со Спасителем мира. Это совсем другая история. В случае с Алексом все было гораздо более осмысленным, и желание обладать им поддавалось анализу и легко раскладывалось на составляющие, хотя тогда мне казалось, что дело обстоит совсем по-другому.

Нет, нет – иррациональное – совсем не Алекс.

Иррациональное – Слободан, он – не что иное, как воплощение мечты о безличном одноразовом сексе с владельцем велосипеда или владельцем мотороллера; или сексе в универмаге, рядом с полками, отведенными под кетчуп, видеонаблюдение за полками не ведется.

Слободан стоит большего.

Но не в моем случае. Разве что – в случае Мерседес.

– Вы именно такая, какой я вас себе представлял…

Почтительно заглушённый мотор не может меня обмануть – Слободан только того и ждет, чтобы втянуть меня в новый виток разговора, в новый курс лекций, в новый факультатив. И без воспоминаний о первом контакте с оружием не обойтись, они гораздо ярче, чем воспоминания о первом сексуальном контакте.

Я почти уверена в этом.

– Мне пора, Слободан. Спасибо, что подвезли.

Слободан заметно грустнеет, мысль о скором расставании с Мерседес причиняет ему боль – не сильную, но способную продержаться до ближайшего перекрестка.

– Это вам спасибо. За то, что нашли для меня время. Что согласились встретиться.

– Вы возвращаетесь в контору?

– Да.

– У меня будет к вам просьба.

– Все, что захотите!

«Tout се que tu voudras» – совсем как в записке Доминика. «Туе ке тювудра» – совсем как в призыве Доминика. От схожести интонаций я невольно вздрагиваю.

– Если объявится Алекс…

– Я передам, что вы искали его.

– Этого как раз и не нужно. Ему совсем необязательно знать, что мы виделись.

– Значит, мое предложение вас заинтересовало? – оживляется снайпер и математический гений. – И я могу надеяться?..

– Я же сказала, что подумаю.

– Мы увидимся?

– Я сама вас найду.

На прощанье он долго сигналит мне – прежде чем скрыться из виду. Он сразу набрал приличную скорость, по-пижонски рванув с места, так почему мне кажется, что красный «Рено» едва тащится? Я жажду поскорее остаться одна – вот почему.

Наконец-то – антракт!

У меня появилась возможность перекурить и соскрести с себя дурацкий грим Мерседес – никто больше не заставит меня вернуться к этой роли. А прямо сейчас я отправлюсь в отель и буду сидеть там тихо, как мышь, в ожидании звонка от Доминика; в окрестностях улицы Фердинанда Фабра лучше не появляться, в окрестностях кафе «Аль Карам» лучше не появляться; я не знаю адреса «АртНова-Поларис» – нотам нельзя появляться в первую очередь.

Визитку Алекса Гринблата, консультанта, – в мусорную корзину.

Нытье Слободана Вукотича по поводу гипотетической совместной работы – туда же!.. В доме, против которого остановился Слободан, нет ничего примечательного. Для танцовщицы Мерседес он бы еще сгодился, но для Мерседес почти мифа – большой вопрос. Я подхожу к нему скорее из любопытства, чем преследуя какую-то определенную цель. Женщина, которая жила здесь,– не Мерседес Гарсия Торрес из Нюрнберга, но она тоже – Мерседес.

Крошечный палисадник перед домом Мерседес (скорее всего – муниципальная собственность).

Широкие, забранные фигурной решеткой, двери парадного закрыты. Список жильцов в торце: против фамилий, забранных в плексиглас, – кнопки звонков.

26 ZACHARY BREAUX

27 MERSEDES TORRES

28 SHIRLEY LOEB

«Захари» – имя, похожее на джазовое; «Ширли» – имя, похожее на джазовое и киношное одновременно, приджазованные и околокиношные имена со всех сторон окружают имя для самбы, румбы и пасадобля.

Или – для стрельбы по монетам с расстояния в сто шагов.

MERSEDES TORRES – я не верю собственным глазам, Торрес, Торрес!..

Несколько секунд я раздумываю, что делать дальше: нажать на звонок или уйти отсюда, так и не нажав его. И то и другое – чревато, в случае если Слободан следит за мной из-за угла. И то, и другое красному «Рено» не объяснишь.

Но есть и третий вариант.

Я могу попытаться открыть дверь ключом.

Подходящий ключ имеется, весь путь от Фердинанда Фабра до авеню Фремье он подпихивал меня в задницу, то и дело напоминая о себе, пик его активности пришелся на мост Бир-Хаким, и лишь в последние пятнадцать минут наступило относительное затишье.

Скользнув рукой в задний карман джинсов, я вытаскиваю ключ Ясина. Его бородка слишком велика для замка, врезанного во входную дверь, – это видно невооруженным глазом.

Ничего не получится. Не стоит и пытаться.

Полностью убедив себя в этом, я все же сую ключ в замочную скважину – с гораздо меньшим энтузиазмом, чем в ту ночь, когда отпирала дверь между номерами в гостинице «Sous Le del de Paris». Франция – не Магриб, а Париж – не Эс-Суэйра, простодушные колдовские штучки здесь не пройдут, рыбьих знамений не случится – так думаю я. Так я утешаю себя. Так я страхуюсь от возможной неудачи.

Франция – не Магриб, а Париж – не Эс-Суэйра. Вот и объяснение.

Объяснения же тому, что ключ поворачивается в замке (сначала раз, а потом – другой) – нет. Плохо понимая, что делаю, я нажимаю надверную ручку: путь открыт! Меня встречает сумрачный холл, подножье лестницы со стертыми мраморными ступенями и стеклянный лифт за коваными, выкрашенными в черную краску воротцами.

Вполне респектабельно, вполне буржуазно, как и все на авеню Фремье.

Единственное, что не соответствует стандартам респектабельности, – отсутствие консьержа. И табличка на дверях лифта, я заметила ее только сейчас, когда глаза привыкли к полумраку:

«L'ascenseur ne marche pas».

Лифт не работает, и черте ним.

Лифт не работает, и это к лучшему, я все равно не знаю, на каком этаже расположена квартира двадцать семь, и как выглядит дверь с номером «27». Конфигурация замка (или замков) не волнует меня вовсе: до тех пор пока ключ Ясина (Ключ Ясина)со мной – ни один замок не преграда.

Первый лестничный пролет я преодолеваю в мыслях о возможностях, которые могут открыться в связи с трижды благословенным Ключом трижды благословенного Ясина. И о выгодах, которые меня ожидают.

Ничего сверхъестественного.