Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Избранное

Петров Сергей

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Избранное - Петров Сергей - Страница 23

Изменить размер шрифта:

10 июля — 12 сентября 1974

5. Русская плясовая

Ах ты, сукин сын, поганенький мужик!

Ты за что про что меня не разложил?

Али я тебе бы, дурень, не дала?

Али были неотложные дела?

Али я тебя глазами не пекла

заковыристыми?

Светит месяц, светит ясный!

Свесил свет он сверху вниз.

Где ж ты, друг мой распрекрасный?

Поскорей ко мне вернись!

Мчатся тучи, вьются тучи.

Завихряется тряпье.

Словно фюреры и дучи,

или словно потрох сучий,

по большой навозной куче

входят в царствие твое.

Ты Подгорна, ты Подгорна,

ты Подгорна улица!

И к кому же я покорно,

и к кому же я пригорбно

сумею пригулиться?

Ах ты, сукин сын, безжалостный мужик!

Как с пожара, он от женщины бежит.

Он бежит, и вертится, и крутится.

Али сладко было обанкрутиться?

Ай, глупы умы!

Не видать им кумы!

Ой, кумушка!

Ой, голубушка!

Ой, думушка

задушевная!

Раз пошла такая пьянка,

режь остатки соловья!

Сербиянка, сербиянка,

сербияночка моя!

3-14 сентября 1974

6. Полька

Полька, полька, полечка!

Полюби хоть столечко!

Задушевный мой дружок,

полюби хоть на вершок!

Погоди, Володенька!

Я еще молоденька.

Дай-ка сроку — подрасту,

будет и любовь с версту,

с версту, с версту, с версту, с версту

да с коломенскую.

Полька, полька, поленька!

Доля, долька, доленька!

И чего ты, Поленька,

всё еще не голенька?

Уж такая наша доля,

что у нас всё впереди.

Выходи скорее, дроля,

чаще замуж выходи!

Будет всё как ты просила,

только кликни-позови!

С легкой долькой апельсина,

с красным яблочком любви.

11-20 сентября 1974

(«Сегодня о тебе подумал в первый раз»)

Сегодня о тебе подумал в первый раз

как о далекой и ненужной вещи,

как о простом предмете без прикрас.

Да, просто так — не легче и не резче.

Сам Бог давным-давно мне думать так велел,

но я Ему был непослушен в этом.

А как подумал, так и пожалел

о том, что стала ты таким предметом.

1974

НОВОГОДНЯЯ ФУГА

Я под боком живу у новогодья,

не то задумчиво, не то навеселе,

и все солено-горькие угодья —

как скатерть-самобранка на столе —

разостланы. И пробки из бутылок

не выбивает старая судьба.

Сижу спиной к былому, а в затылок

бабахает безмолвная пальба.

И пробираюсь я сквозь дебри января —

седые ледяные громоздины.

И кажется, что стал я пьян, варя

во ржавом котелке мыслительные льдины.

Природа восстает со сна, как древле ода,

а скатерть-самобранка на столе

и стелется всё дальше год от года,

и перебранка сыплет по земле

метелицей, и телятся коровы —

галактики в божественном хлеву...

Вопросы, как послед, сизо-багровы,

и как-то боком я еще живу.

Пусть боком, но зато и избоченясь.

Стучу и падаю — ну что из бочки гром.

Еще живу, что квас шипучий, еле пенясь,

и, из последней мочи ерепенясь,

я боком выхожу, и оком, и нутром.

1974

СОРОК ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ АНДРЕЯ БЕЛОГО

Лазурь черна...

О. Мандельштам

Жизнь — костлявая катастрофа.

Лодкой плавает в глине гроб.

Словно вспученная Голгофа,

чуть не лопнул от муки лоб.

И лазурь в замогильном воске —

как захлопнутая веком ширь.

И вздувается на повозке,

на последней — булыжный пузырь.

Был рунист и жирел, как валух.

А экран был — как ранка к ранке.

Жизнь, заверченная на штурвалах,

колесованная на баранке.

Распят был на себе, как Бог.

Молодец посреди богородиц.

О буддический скоморох,

изнасилованный юродец.

Во взошедший над веком лбище,

как в огромную полусферу,

когтем вписывала судьбища

и отчаяние, и веру.

Как малиновый куст, кипел

шут атласный в багровой рясе

и кровавые сгустки пел,

уходя навек восвояси.

В три пространства, как бес, свища

вдоль по осени оробелой,

мозгу ярого был свеча,

только мозг был белый-пребелый.

1974

ОДА НА 1975 ГОД

Я и живу и жду, гадая по годам,

и каждый год в архив я складываю оду.

А долю я себе как бы от Бога дам,

как летопись судеб суровому народу.

И по году иду не спрашиваясь броду,

от глада гладок став, и в каждую погоду

я — голый Божий червь, единственный Адам.

Внемли же, Новый Год, неправде, что я гладок!

Скажи, что я — весь век кочующий архив,

где годы, как пуды досад и неполадок,

навалены давно, в отчетах закружив

чиновного враля, как в вальсе, но порядок,

как музыка, парит поверх бумажных грядок.

Печать на Старый Год? А я служу и жив.