Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 42

Когда Су Данян ввели в комнату, Богу спросил ее, указывая на Цу:

— Этот господин предъявил тебе бумагу на арест Бирюзовой Царицы?

— Истинно так, — ответила Су Данян. — Он предъявил бумагу и забрал мою девочку с собой. И с тех пор она пропала, пропала! Что ты с нею сделал, негодяй!

Цу презрительно усмехнулся:

— Если верить всякому слову пустой и вздорной бабы, то окажется, что я — лунный заяц, толкущий в ступке траву бессмертия! Что вы ее слушаете, начальник! Она лжет!

— Нет, я не лгу и клянусь в том именем императора! — вскричала Су Данян. — Ты увез с «Ласточки» Бирюзовую Царицу, и это видели не меньше дюжины моих девиц и служанок. Они все подтвердят это, если нужно.

— Грязная тварь! — прошипел начальник Цу, стискивая кулаки.

— Все понятно, — сверкнул глазами господин Богу. — Возьмите Су Данян и под охраной препроводите ее на джонку «Летящая ласточка». Почтенная Су Данян, надеюсь, вы понимаете, что в ближайшее время вам не следует покидать город? Вы можете понадобиться для дознания.

— Как прикажете, господин, — поклонилась Су Данян.

Су Данян увели.

— А теперь, начальник Цу, — сказал Богу, — мы ждем от вас правды.

— Не понимаю, о чем вы, господин, — криво усмехнулся Цу.

— Куда вы дели Бирюзовую Царицу?

— Я не знаю никакой Бирюзовой Царицы.

— Вы предпочитаете, чтобы мы применили к вам пытки?

— Можете пытать меня сколько угодно, но я все равно скажу, что не знаю никакой Бирюзовой Царицы,-заявил начальник Цу.

— Тех, кто не выносит вида пыток, прошу сразу удалиться, — предупредил сотоварищей господин Богу, но все остались.

Принесли пыточный станок для пальцев. Пальцы зажимались в тисках и сдавливались до тех пор, пока пытаемый не начинал говорить или пока его пальцы не превращались в кашу. Пальцы начальника Цу стиснули в станке, пыточных дел мастер встал рядом.

— Цу, еще раз прошу тебя одуматься и сказать нам правду, — потребовал Богу.

— Правда в том, что я служу императору, а вы — негодяи! — крикнул Цу.

— Пытайте! — махнул рукой Богу.

Цу стерпел адскую боль и даже ни разу не вскрикнул. В его пальцах не осталось ни одной целой косточки, но он молчал. Тогда господин Богу приказал бить негодяя бамбуковой палкой по лодыжкам. Цу стерпел девяносто девять ударов, но на сотом он вскричал:

— Пощадите, пощадите, я все скажу!

— Развяжите его и облейте холодной водой, — приказал Богу.

Цу в изнеможении стоял перед столом начальника, кровь текла по его ногам, руки тряслись.

— Я все скажу, — повторил он.

— Говори, — приказал Богу и шепнул Ши Мину: — Записывай показания!

— Я, — переводя дыхание, заговорил Цу, — предан тайному обществу заговорщиков, умышляющих на жизнь государя. У меня был крупный долг, они дали мне денег и предложили служить им. Я добывал им разные сведения, прикрывал их делишки… Они приказали мне арестовать Бирюзовую Царицу и так, под видом ареста, убить ее. Они боялись, что Бирюзовая Царица их выдаст.

— Где труп?

— Его подбросили к стенам какого-то монастыря не помню.

— Назови имена заговорщиков.

— Это займет слишком много времени, — улыбнулся Цу. — У меня есть список. Вот здесь, в кожаном мешочке, что висит у пояса. Снимите его и развяжите, сам я не могу, учитывая то, во что превратились мои пальцы.

— Если ты честно будешь служить государю, тебя вылечат, — сказал Богу и сделал знак пыточному мастеру снять мешочек.

Тот снял мешочек с пояса Цу и положил его на стол.

— Список там, — заверил Цу и почти вплотную подошел к столу. — Он записан особыми иероглифами, но я помогу вам его прочесть…

— Хорошо, — кивнул Богу и развязал мешочек.

В мешочке тут же возникло какое-то шевеление.1

— Прочь! — закричал Ши Мин. — Это обман!

Все повскакали с мест и лишь могли наблюдать как за какое-то мгновение из мешочка выскочило уродливое насекомое и впилось прямо в лицо наклонившемуся над мешочком Цу.

— Ядовитая сколопендра, — прошептал Лу Синь.

Лицо Цу распухло, почернело, из глаз потекла кровь, и он упал на пол бездыханным.

— Негодяй! — вскричал Богу.

— Убейте ядовитую тварь, чтобы она больше никого не покусала!

Сколопендру раздавил пыточник, при этом она еще долго извивалась и корчилась, стараясь ужалить. Когда труп бывшего начальника Цу унесли, Богу сказал:

— Мы так и не вызнали у него никаких тайн.

— Разве что узнали о смерти Бирюзовой Царицы.

— Да, но что нам это дает… — разочарованно протянул Ян Синь.

— Погодите отчаиваться, — проговорил Лу Синь. — По крайней мере, мы узнали одно: то, что Цу предатель и примыкает к заговорщикам из тайного общества.

— И что с того?

— Брат, ты, кажется, оборотень… — начал Лу Синь.

— Допустим.

— А значит, при желании можешь принять чей-то облик. Например, облик господина Цу.

— Да, могу, но зачем?

— Смерть его мы будем держать в тайне. Ты примешь облик Цу и будешь исполнять обычные его обязанности — господин Богу поможет тебе в этом.

— Да-да, — заверил Богу.

— И тогда нам не нужно будет искать заговорщиков, — закончил мысль Лу Синь. — Заговорщики сами найдут тебя. И ты выведаешь у них все тайны.

— Это дельная мысль! — обрадовался Богу. — А я ведь совсем было потерял надежду…

— Только тело настоящего Цу надо тщательно скрыть.

— За этим дело не станет, — заверил товарищей Богу. — В Северном дворце много бездонных колодцев, хранящих безымянные кости. А теперь не угодно ли отправиться снова ко мне — скоро рассвет, беда если нас здесь заметят.

— Верно, — кивнул Лу Синь. — Едемте к вам, уважаемый начальник.

— Я прикажу устроить чайную церемонию, — сказал господин Богу.

— Чай? — переспросил Лу Синь. Что-то словно кольнуло его в сердце, какое-то сладкое и болезненное воспоминание. — Что ж, чай сейчас будет как нельзя кстати.

Цзюань 13

ВСТРЕЧА В ТЕМНОТЕ

Мудрецы говорят, что сильнее всего навевает уныние крик мула в глухой деревне и вид одинокой девушки у окна. А еще те же самые мудрецы утверждают, что лучше встретиться с разъяренной тигрицей, чем с девушкой, которая истомилась от одиночества и скуки. Может быть, мудрецы и преувеличивают, но в случае с Юйлин Шэнь эта поговорка (оказалась поразительно справедливой.

Дни текли однообразно с тех пор, как Ши Мин вместе с оборотнем Яном Синем уехали в столицу.

Юйлин страшно гневалась на то, что ее, будто слабую девицу, оставили в поместье на попечение старой Бинь. Ничто не утешало девушку: ни чтение старинных книг, ни игра на цитре и флейте, ни прогулки по огромному саду. С каждым днем Юйлин все больше одолевала досада, и оттого ее щеки бледнели, будто луна на исходе. Юйлин даже стихи перестала сочинять: до того опротивела ей собственная бездеятельность. К тому же она не могла ни подать вестей своей сестре, ни от нее получить весточку, а Юйлин очень беспокоила жизнь ее несчастной замужней сестры… Словом, судьба нашей красавицы захромала, да еще, похоже, на обе ноги!

— Нет мне удачи ни в чем! — жаловалась Юйлин садовым цветам и деревьям. — Хотела получить степень цзиньши, так нет, провалилась на экзамене, да и то только потому, что хитрый господин первый каллиграф распознал во мне женщину. В земли Жумань не смогла поехать — оказалась свидетельницей заговора, свидетельницей, которую, видите ли, нужно беречь как зеницу ока! Ах, сердце разорвется от досады! И не с кем поговорить, не с кем поделиться своей печалью!