В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри - Страница 17

Глава 7

В этом предупреждении не было никакой нужды; я бы и так ни за что ее не подвел. На следующий день я появился, как мне было приказано, возле черного хода. Дверь мне открыла какая-то древняя карга. Ее маленькие глазки смотрели так подозрительно, как будто она знала все самые постыдные тайны жителей Венеции. Она впустила меня в дом, обдав таким презрением, словно я был худшим представителем рода человеческого. Ведьма провела меня наверх, через холл, указала пальцем на дверь и оставила одного. Я постучал, и донна Илария открыла мне. Я шагнул внутрь, и хозяйка закрыла за мной дверь на защелку.

Она усадила меня и принялась ходить взад-вперед перед моим стулом, с подозрением на меня поглядывая. Женщина была одета в платье, расшитое золотом, которое сверкало подобно змеиной чешуе. Платье это было облегающим, а при ходьбе Илария еще и покачивала бедрами. Сходство с коварной рептилией было бы полным, если бы она не сжимала руки, что выдавало ее неуверенность. Хозяйка дома явно сомневалась, правильно ли она поступила, оставшись со мной наедине.

— Я думала о тебе всю ночь, — начала она. Я попытался было в ответ сказать ей о своей беззаветной преданности, но не смог выдавить хотя бы слово, и она продолжила; — Ты сказал, что избрал службу мне и что мечтаешь бескорыстно мне служить. Ты сказал, что сделаешь все из любви, и, признаюсь, это возбудило меня… мое любопытство. Но, думаю, ты знаешь, что у меня есть муж?

Я громко сглотнул и ответил утвердительно.

— Он гораздо старше меня и с возрастом все больше озлобляется. Он ревнует к-к-к моей юности и завидует всему, что юно. А еще мой муж отличается жестоким нравом. Ясно, что я не могу поэтому нанимать на службу м-м-молодого человека, не говоря уже о т-т-том, чтобы наслаждаться любовью какого-нибудь юноши. Ты понимаешь? Возможно, я бы и желала этого, даже жаждала, но я не могу, будучи замужней женщиной.

Я задумался над этим, а затем прочистил горло и произнес то, что казалось мне очевидным:

— Но старый муж умрет, а вы все еще будете молодой.

— Ты все понимаешь! — Красавица перестала сжимать руки и захлопала в ладоши. — Ты очень умен для такого… такого молодого человека. — Она вскинула голову, чтобы внимательней рассмотреть меня. — Итак, он должен умереть. Да?

В подавленном настроении я встал, чтобы уйти, полагая, что мы договорились — та связь, которой мы оба жаждали в настоящий момент, невозможна, и следует подождать, пока отвратительный старый муж умрет. Я был не очень-то доволен такой отсрочкой, но, как сказала Илария, мы оба еще молоды и вполне можем на какое-то время обуздать свои желания.

Но прежде чем я повернулся к двери, она подошла и встала совсем рядом. Фактически она прижалась ко мне и посмотрела вниз, прямо в мои глаза, мягко спросив:

— А как ты это сделаешь?

Я сглотнул и хрипло произнес:

— Сделаю что, моя госпожа?

Она засмеялась заговорщицким смехом.

— Да ты еще и скрытный к тому же! Но мне бы хотелось знать подробности, ведь следует все сперва хорошенько обдумать, чтобы увериться, что я не… Ну да ладно, это может подождать. А теперь представь, что я спрашиваю тебя, как ты будешь любить меня.

— Всем сердцем! — воскликнул я хриплым голосом.

— Будем надеяться, что и им тоже. Мне не хотелось бы смущать тебя, Марко, но ведь ты будешь любить меня также и некой другой частью своего тела, не так ли? — И она весело рассмеялась, должно быть заметив то выражение, которое появилось у меня на лице.

Я издал сдавленный звук, откашлялся и произнес:

— У меня была опытная наставница. Когда вы будете свободны и мы сможем заняться любовью, я все сделаю правильно. Уверяю вас, моя госпожа, я не сваляю дурака.

Донна Илария подняла брови и сказала:

— Прекрасно! Меня кормили обещаниями различных наслаждений, но никогда не обещали такого. — Она снова принялась изучать меня сквозь ресницы, которые, подобно когтям, добрались до моего сердца. — А теперь покажи, каким образом ты не сваляешь передо мной дурака. В конце концов я честно заплачу тебе за твою службу.

Илария подняла руки к плечам и каким-то образом мгновенно расшнуровала свое платье, напоминающее шкуру золотистой змеи. Оно соскользнуло до талии, она развязала bustenca[41] и дала ему упасть на пол, а я уставился на ее молочно-розовые груди. Думаю, я попытался одновременно схватить ее и стащить с себя собственную одежду, потому что женщина коротко вскрикнула:

— Да кто же обучал тебя, мой мальчик? Коза? Ступай к кровати.

Я попытался скрыть свой юношеский пыл под внешним приличием, но, когда мы оказались в постели полностью раздетыми, сделать это стало еще трудней. Мне хотелось насладиться каждой деталью тела Иларии, и тут даже мужчину намного сильнее меня покинула бы сдержанность. Ее плоть, напоминавшая по оттенку розу и молоко, такая же нежная, мягкая, как и они, была настолько красивой и так разительно отличалась от вульгарного мяса Малгариты и Зулии, что сама донна Илария показалась мне женщиной новой, высшей расы. Единственное, что я мог сделать, это удержаться и не приняться кусать ее, дабы проверить, такая ли она прелестная на вкус, как выглядит, благоухает и какой кажется на ощупь.

Я сказал ей об этом. Красавица томно вытянулась, закрыла глаза и, засмеявшись, предложила:

— Можешь куснуть, но н-нежно. Покажи мне все те интересные штучки, которым ты обучен.

Я провел по ней дрожащим пальцем — от бахромы сомкнутых ресниц вниз по тонкому веронскому носу, по надутым губкам к подбородку и атласному горлу, по холмику ее крепкой груди и дерзкому соску, по мягкому округлому животу к пушку светлых волос внизу — она извивалась и мяукала от наслаждения. Я вспомнил кое о чем, и это заставило меня остановить свой блуждающий палец там. Дабы продемонстрировать, что я хорошо знаю, как это делается, я мягко заверил донну Иларию:

— Не бойся, я не буду играть с твоей pota, иначе тебе захочется помочиться.

Красавица вздрогнула всем телом, глаза ее широко открылись, и она взорвалась:

— Amordei![42]

Илария вывернулась из-под моей руки и откатилась в сторону. Затем встала на колени в дальнем конце кровати и уставилась на меня так, словно я был насекомым, которое только что вылезло из щели в полу. После минутного колебания она требовательно поинтересовалась:

— Кто тот человек, что научил тебя этому, asenazzo?[43]

И я, почувствовав себя самым настоящим ослом, пробубнил:

— Одна портовая девчонка.

— Dio v’agiuta[44]! — вздохнула Илария. — Лучше бы это была коза. Она снова улеглась, теперь на бок, подперев голову рукой, чтобы разглядывать меня.

— Теперь мне действительно стало любопытно, — сказала она. — Поскольку я не… извини за любопытство… что ты делаешь после этого?

— Ну, — ответил я, расстроенный. — Я кладу мою… ты знаешь, мою свечку. В твою uh. И двигаю ею. Туда-сюда. Ну вот и все. — Воцарилась гнетущая тишина, пока я, смущаясь, наконец не произнес: — Что, разве не правильно?

— Неужели ты и правда полагаешь, что это все? Мелодия на одной струне?

Она в изумлении покачала головой. Совершенно несчастный, я принялся собираться.

— Нет, не уходи. Не двигайся. Оставайся на месте и позволь мне научить тебя как следует. Итак, начнем с…

Помню, меня приятно поразило, что научиться заниматься любовью — это все равно что научиться музыке и что «начнем с…» означает, что обоим игрокам следует начать совсем не с главных своих инструментов, но вместо этого надо использовать губы, веки и ушные раковины. Оказалось, что музыка может доставить наслаждение даже в самом pianissimo[45] начале. Музыка зазвучала оживленным crescendo[46], когда Илария представила в качестве инструментов свои полные груди с торчащими сосками и принялась дразнить и уговаривать меня использовать язык вместо пальцев, чтобы извлечь из них ноты. При этом pizzicato[47] она подала голос и запела под музыку.