В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри - Страница 16

Когда сумерки сгустились, с моря пришел caligo — соленый туман, который часто к ночи окутывает Венецию, и я порадовался, что на мне шерстяной плащ. В этом тумане причудливые языки пламени висячих фонарей в железных корзинах превратились в размытые шары света, волшебным образом подвешенные в пространстве. Люди на площади стали просто темными сгустками тумана, перемещавшимися в дымке; исключение составляли те, кто проходил мимо меня или попадал в пятна света фонаря. Тогда прохожие отбрасывали причудливые тени, напоминавшие черные лезвия мечей, рассекавших серый туман. И только когда кто-нибудь из участников празднества проходил совсем близко от меня, он или она на мгновение обретали плоть, а затем снова растворялись в тумане. Это напоминало воплотившуюся мечту, ангел ненадолго материализовывался: вот девушка со смеющимися глазами в блестках мишуры и в газовом платье стремительно тает в ночных кошмарах, и вместо нее появляется Сатана с красным лицом и рогами.

Внезапно дверь за моей спиной открылась, и яркий свет фонаря словно бы рассек серый туман. Я обернулся и увидел на фоне ослепительного света две тени, затем они превратились в мою даму сердца и ее мужа. По правде говоря, если бы я не стоял на своем посту перед дверью, то ни за что не узнал бы их. Мужчина совершенно преобразился, перевоплотившись в одного из традиционных персонажей маскарада, комического лекаря Дотора Баланзона. Илария же изменилась так сильно, что я даже не сразу определил, кого она представляет. Белая с золотом mitra[36] скрыла ее бронзовые волосы, маленькая маска-домино спрятала глаза, а слои стихаря, ризы и палантина сотворили из ее прекрасной фигуры приземистый купол. Наконец до меня дошло, что Илария была наряжена как женщина — духовное лицо, легендарная папесса Иоанна, жившая очень давно. Ее костюм должен был принести удачу, но я боялся, что если настоящий клирик поймает ее в таком виде, то посчитает костюм донны Иларии глумлением и тяжким грехом.

Они с мужем пересекли площадь, пробираясь через плотную толпу людей, и сразу же заразились духом праздника: она принялась разбрасывать конфетти на манер священника, брызгающего на прихожан святой водой, а он, подражая medego, раздавал приготовленные порции лекарства. Гондола поджидала супругов на берегу лагуны. Они ступили на борт, она отчалила и двинулась в сторону Большого канала. После минутного раздумья я захлопотал, пытаясь подозвать лодку. Между тем caligo стал таким густым, что все лодки двигались по воде с предельной осторожностью, возле самого берега. Поэтому, преследуя донну Иларию и ее мужа, мне было легче не упускать добычу из вида, рысью несясь вдоль канала, и при случае поджидать их на мосту, чтобы посмотреть, куда же они свернут, когда водные пути разойдутся. Мне пришлось изрядно побегать той ночью, так как Илария и ее супруг перемещались от одного палаццо или casa muta к другому. Сам я по большей части вынужден был ожидать снаружи в компании одних только шныряющих туда-сюда кошек, тогда как моя прекрасная дама наслаждалась праздником внутри.

Скрываясь в пахнущем солью тумане, который к этому времени стал таким густым, что капли его оседали на арках и нишах, а затем падали на кончик носа моей маски, я прислушивался к приглушенным звукам музыки внутри и представлял Иларию, танцующую furlana[37]. Я прижимался к скользкой каменной стене и с завистью смотрел через оконные стекла туда, где во мраке горели свечи. Я присел на холодные влажные перила моста, прислушался к своему желудку и живо вообразил себе Иларию, изысканную и живую среди scalete (сладостей) и bigne buns (сдобных булочек). Я встал и размял затекшие ноги, снова проклиная свой плащ, который отяжелел от влаги, стал холодным и болтался возле коленей. Хотя я сильно страдал от сырости, но мигом оживился и попытался напустить на себя вид простодушного весельчака, когда подвыпившие участники маскарада выступили из caligo и заорали, приветствуя меня, — это были посмеивающийся bufon (шут), важно вышагивающий пират и трое мальчишек, представляющих развеселую компанию: medego, музыканта и городского сумасшедшего.

В праздничные ночи в городе не звучал колокол, возвещавший начало coprifuoco, но когда той ночью супруги прибыли к третьему из четырех палаццо и я снова принялся дожидаться снаружи, то услышал звон церковных колоколов, прозвонивших повечерие. Это словно бы послужило сигналом, так как Илария сразу выскользнула из бальной залы. Она появилась в дверях и немедленно направилась в ту сторону, где я скорчился в нише дома, укрывшись плащом. Женщина все еще была одета в папский наряд, но уже сняла с себя маску-домино. Нежным голосом Илария произнесла:

— Caro la[38], — приветствие, которое обычно использовали любовники, и я застыл, подобно статуе. В дыхании красавицы чувствовалась сладость ликера, сделанного из каштанов, когда она прошептала в складки моего капюшона: — Старый козел наконец-то нап-п-пился и не пустится в п-п-погоню. Dio me varda![39] Кто вы такой? — И она отшатнулась от меня.

— Меня зовут Марко Поло, — ответил я. — Я следовал…

— Я раскрыта! — воскликнула донна Илария так громко, что я испугался, что нас может услышать sbiro. — Вы его bravo!

— Нет, нет, моя госпожа! — Я встал и откинул капюшон. Поскольку моя маска мореплавателя испугала женщину, я снял и ее тоже. — Я принадлежу только вам!

Она отодвинулась подальше, ее глаза расширились от удивления.

— Ты мальчик!

Я не мог этого отрицать, но внес поправку:

— Но с опытом мужчины. — И быстро добавил: — Я люблю вас и разыскиваю с тех пор, как впервые увидел.

Илария прищурилась и пристально посмотрела на меня.

— Что ты здесь делаешь?

— Я ждал, — пробормотал я, — чтобы положить к вашим ногам свое сердце и предложить свою руку, чтобы служить вам, моя судьба принадлежит только вам.

Красавица нервно огляделась.

— У меня уже есть пажи. Я не собираюсь нанимать…

— Не нанимать! — заявил я. — Из любви к прекрасной даме я буду служить ей вечно!

В глубине души я надеялся растрогать этим донну Иларию. Но во взгляде, которым она меня окинула, сквозило раздражение.

— Колокола прозвонили повечерие, — сказала она. — Что же случилось? Скажи, ты не видел кого-нибудь еще поблизости? Ты здесь один?

— Нет, он не один, — произнес другой голос, очень спокойный.

Я обернулся и почувствовал у самой своей шеи кончик клинка. Лезвие появилось прямо из тумана — холодно блеснула сталь, — а затем снова скрылось под одеянием владельца. Я подумал, что голос, скорее всего, принадлежит священнику, знакомому Иларии, но ведь духовные лица не носят шпаги. Прежде чем я или она смогли что-либо ответить, человек, лицо которого скрывал капюшон, снова произнес:

— Я вижу, судя по вашему сегодняшнему наряду, моя госпожа, что вы насмешница. Что ж, быть посему! Однако и над насмешницей посмеялись. Этот навязчивый молодой человек желает стать bravo прекрасной дамы и служить ей не по найму, а из любви. Оставьте же его, пусть это будет вашей епитимьей за насмешки.

Илария вздохнула и произнесла:

— Вы предлагаете?..

— Я тут ни при чем. Вы, похоже, уже забыли, что должно произойти. Ну а когда большее препятствие окажется устранено, с меньшим будет проще разобраться.

С этими словами фигура отодвинулась дальше в туман и растворилась в нем. Я не имел представления, что означали слова незнакомца, но чувствовал: он говорил обо мне. И был ему благодарен. Я снова повернулся к Иларии, которая продолжала оценивающе разглядывать меня с каким-то удрученным видом. Она скользнула своей изящной ручкой внутрь одеяния, извлекла оттуда домино и подняла его перед глазами, словно прячась.

— Тебя зовут… Марко?

Я утвердительно ответил и склонил голову.

— Ты сказал, что преследуешь меня. Ты знаешь, где я живу? — Я кивнул. — Приходи завтра к моему дому, Марко. К черному ходу. Во время mezza vespro[40]. Не подведи меня.