Борьба за огонь. Рис. Н. Вышеславцева - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 5

Мамонт понимал это. Напрягая все силы, он старался не дать повалить себя на бок. Одним рывком он мог снова стать на ноги, но для этого нужно было, чтобы зубр хоть на мгновение перестал наскакивать на него.

Неожиданное нападение сначала озадачило остальных вожаков. Четыре мамонта и семь зубров стояли друг против друга в грозной неподвижности. Ни один не пытался вмешаться в схватку. Потом мамонты стали проявлять признаки нетерпения.

Самый высокий с громким сопением шевельнул перепончатыми ушами, похожими на гигантских летучих мышей, и сделал шаг вперед. В это мгновение мамонт, на которого нападал зубр, со страшной силой ударил хоботом по ногам своего противника. Тот, в свою очередь, зашатался. Мамонт воспользовался передышкой, чтобы подняться на ноги. Два огромных зверя снова стояли друг против друга. Бешенство безраздельно овладело мамонтом. Подняв кверху хобот, он издал трубный звук и кинулся на своего противника. Изогнутые бивни его подбросили зубра в воздух, а затем швырнули на землю с такой силой, что у того затрещали кости. Не дав зубру притти в себя, мамонт вонзил ему бивни в брюхо и затоптал его чудовищными ножищами; кровь фонтанов хлынула из раздавленных внутренностей зубра.

Рев побежденного не был слышен в поднявшемся шуме: семь зубров и пять мамонтов ринулись друг на друга. Волнение овладело и стадами — глухой рев зубров не мог заглушить пронзительные крики мамонтов; ярость привела в движение могучие туловища, страшные бивни, грозные рога и гибкие хоботы.

Вожаки были поглощены сражением. Они сбились в тесную кучу, откуда доносились рев бешенства и боли, хруст раздираемых тканей и треск ломающихся костей…

В первом столкновении численное превосходство дало преимущество зубрам. Три зубра соединенными силами напали на одного мамонта и повалили его на землю. Но остальные мамонты вместе набросились на противников и просто раздавили их своей огромной тяжестью; только увидев опасность, грозящую поваленному мамонту, они оставили свои жертвы и снова бросились в бой. Три зубра, добивавшие лежащего на боку великана, были застигнуты врасплох. Налетевший ураган мгновенно смял и растоптал двух из них; третий спасся бегством. За ним побежали и остальные сражавшиеся зубры.

Панический страх передался всему стаду зубров. Сначала это была какая-то смутная тревога, мгновенное оцепенение, словно затишье перед грозой; затем стадо дрогнуло, повернуло вспять и в слепом страхе побежало. В дикой сутолоке более быстрые топтали отстающих, шагали по их спинам. Треск костей походил на шум падающих деревьев.

Мамонты не стали преследовать убегающего противника.

Лишний раз они показали меру своей силы, лишний раз они доказали свое превосходство над всеми живыми существами, населяющими землю.

Колонна рыжевато-бурых гигантов с длинными гривами и шерстью выстроилась вдоль берега озера и не спеша стала утолять жажду.

На склонах холма сгрудились обитатели леса. Они почтительно взирали на пьющих гигантов. Уламры также, не отрывая глаз, смотрели на властителей земли.

Нао сравнивал худые руки, тонкие ноги и хрупкий торс Гава и Нама с толстыми, как дубы, ножищами и высокими, как скалы, телами мамонтов и думал о ничтожности человека, о жалкой кочевой жизни, которую он ведет в саваннах. Он думал о львах, тиграх и серых медведях, под могучими лапами которых человек так же бессилен, как вяхирь в когтях у орла…

Глава третья

В медвежьей берлоге

Прошло несколько часов. Взошла луна и поплыла вдоль туч. Вода в озере тихо плескалась, блистая серебром. Мамонты удалились. Изредка бесшумно проносилась летучая мышь или проползала неслышная змейка.

Эту часть ночи на страже у входа в пещеру стоял Гав. Он очень устал; временами он поддавался дремоте, пробуждаясь при резких порывах ветра, внезапных шумах или при появлении нового запаха. Какое-то странное оцепенение сковало все его мысли и чувства, и в его сознании бодрствовал только страх перед возможной опасностью. Внезапное бегство сайги заставило его насторожиться и оглядеть окрестности.

Вдруг он увидел по ту сторону реки, на гребне крутого холма, какого-то крупного зверя, переваливавшегося с боку на бок. Массивные, но в то же время гибкие конечности, большая голова, заострявшаяся книзу, что-то, отдаленно напоминающее человека, в поступи, — все это выдавало медведя.

Гав был знаком с пещерным медведем. Этот великан с выпуклым лбом обычно мирно жил в своей берлоге, никого не трогая, питался растительной пищей и только во время голодовки охотился на животных.

Но приближавшийся медведь, казалось, принадлежал к другой породе. Гав убедился в этом, когда он вышел на освещенную луной вершину холма. У этого зверя был плоский лоб; в его поступи чувствовались уверенность в себе, скрытая угроза и жестокость плотоядных хищников. Это был серый медведь.

Гав вспомнил рассказы охотников, побывавших в гористых местностях. Серый медведь сильней зубра и бизона; он относит убитую лошадь в свою берлогу с такой же легкостью, как леопард антилопу. Одним ударом когтей он вспарывает грудь и живот человеку. Он не боится ни тигра, ни льва. Старый Гоун говорил, что серый медведь уступает в силе только льву-великану, мамонту и носорогу.

Сын Сайги не почувствовал того страха, который ему внушало появление тигра. Встречи с безобидным и благодушным пещерным медведем приучили его не бояться медведей вообще. Но все же повадки приближавшегося зверя показались ему подозрительными, и он решил разбудить Нао.

Легчайшего прикосновения к руке сына Леопарда было достаточно, чтобы тот мгновенно вскочил на ноги.

— Зачем разбудил меня Гав? — спросил он, выйдя из пещеры.

Молодой воин молча протянул руку к холму. Нао нахмурился.

— Серый медведь! — воскликнул он.

И он окинул пещеру тревожным взглядом. С вечера уламры заготовили много веток и кучу камней. Несколько крупных валунов лежало поблизости — было чем загородить вход в пещеру. Нао предпочел бы спастись бегством, но бежать можно было только по направлению к водопою, то есть прямо в лапы к серому медведю; можно было также вскарабкаться на дерево — серый медведь не умеет лазить по деревьям, — но поблизости росли лишь тонкие деревца, да к тому же этот неутомимый и упрямый зверь способен подстерегать свои жертвы бесконечно долго.

Медведь стал спускаться по крутому склону холма. Дойдя до подножья, он поднял кверху морду, втянул влажный воздух и затрусил рысцой. На мгновение обоим воинам показалось, что он удаляется. Но, очутившись на берегу, зверь уверенно побежал к переправе и остановился как раз напротив утеса, где нашли приют уламры.

Заметил ли он Гава, который укрывался в тени скалы, стараясь не делать ни одного движения? Или это был вернувшийся из дальних странствий хозяин берлоги, захваченной уламрами?

Так или иначе, но медведь отрезал уламрам единственный путь к отступлению: с одной стороны утес обрывался совершенно отвесно, с другой, на противоположном берегу узкой речки, подстерегал медведь. Как бы быстро ни спустились уламры, медведь успел бы переплыть речку и настигнуть их.

Оставалось ждать, пока хищник сам снимет осаду, или принять бой на месте, если он решится напасть на людей в пещере…

Нао разбудил Нама, и все втроем стали перекатывать валуны ко входу в пещеру. Потоптавшись на месте, медведь вдруг бросился в воду и переплыл реку. Выйдя на берег, он стал взбираться по узкому выступу, опоясывавшему утес.

Чем ближе подходил медведь, тем больше страха внушали Наму и Гаву огромное мускулистое тело и сверкающие при лунном свете белые клыки. Сердца юношей бешено колотились.

Нао также был встревожен. Он знал силу противника и понимал, что медведю понадобится немного времени, чтобы растерзать троих людей. Топор, рогатина, дротик были бессильны против крепких, как гранит, костей, против толстой, как броня, шкуры.