Золото вайхов - Корн Владимир Алексеевич - Страница 55

Вполне возможно, и шрам останется. «Граф, откуда у вас эта отметина, так красящая ваше мужественное лицо?» – прощебечет ему на ухо дама. «Да так, на дуэли кочергой зацепили», – небрежно отмахнется он. Я даже усмехнулся, представив эту картину, и это чуть не стоило мне жизни. Смех расслабляет, а расслабляться в этой жизни нельзя, иначе, как гласит анекдот, поимеют. Сначала клинок графа чуть не отсек мне пару пальцев, остановленный пышным бантом. Затем я еле успел уйти от колющего удара, выгнув корпус в пояснице. Мне только и оставалось, что отмахнуться кочергой, стараясь попасть по ребрам Макрудера. Это удалось, и мы снова разошлись.

Надо заканчивать быстрее: кочерга не шпага, ее даже держать горизонтально трудно, устанет кисть руки – и все, конец.

Дождавшись очередного выпада графа, я отклонил его шпагу в сторону левым предплечьем, на мгновение почувствовал режущую боль и, зацепившись крюком кочерги за гарду шпаги, резким рывком вырвал ее из рук Макрудера.

Великое дело рычаг, утверждал в стародавние времена Архимед, посиживая в ванне. Моя рука с зажатой в ней кочергой и явилась тем самым рычагом, без труда вырвавшим оружие графа. Я поднял руку, и шпага, скользнув по пруту кочерги, уперлась в бант. Теперь мне следовало вернуть шпагу владельцу, произнеся при этом что-нибудь крайне уничижительное.

Но у меня были совершенно другие планы. Подойдя к лежащему неподалеку обрезку бревна, я обхватил эфес шпаги двумя руками клинком вниз и с силой вонзил ее в дерево, присев в момент удара. Затем, отойдя на пару шагов в сторону, великодушно указал на шпагу: забирайте, граф. Клинок его шпаги был плоским, а не трехгранным. Трехгранный более надежен – не застрянет в костях врага. На знаменитых русских трехлинейках системы Мосина штыки были трехгранными именно по этой причине.

К своей чести, Макрудер отказался от шпаги после первой же попытки извлечь ее, чтобы не выглядеть смешным. Один из его секундантов спешно предложил ему другую, уже с трехгранным клинком. Жаль. Неплохо было бы поставить рядом с первой шпагой еще одну, а лучше парочку – бревно смотрелось бы очень эстетично.

Я отошел к центру поляны, дожидаясь продолжения поединка. На левом предплечье имелся небольшой порез, но оно того стоило. Кроме издевательства, учиненного мною, граф довольно чувствительно получил крюком кочерги по пальцам и сейчас усиленно массировал их, зажав шпагу под мышкой.

Настраивая себя на дальнейший бой, нагоняя в кровь адреналин, я рычал горлом, стараясь, чтобы звук шел из живота. Методика несложная, но действенная. Наконец, когда у меня появилось ощущение, что я могу зубами перекусить свою кочергу, бросился на Макрудера, уже стоявшего в защитной позиции, обрушив на него град ударов. После одного из них мне вновь удалось выбить оружие из рук графа, угодив ему снизу по запястью, и даже зацепить на лету гарду шпаги, состоящую из нескольких металлических дуг, защищающих руку. Воспользовавшись секундным замешательством оппонента, я в выпаде вонзил пятку кочерги в тело Макрудера, стараясь угодить в солнечное сплетение, и даже провернул ее, как при ударе атэми.

Граф рухнул на колени, схватившись руками за живот.

Сняв с кочерги шпагу, я взялся за самый конец клинка и изо всех сил закинул ее в сторону болота. Где-то вдалеке звучно чавкнула трясина.

Макрудер продолжал сидеть на коленях, зажав живот руками.

Раны быть не должно – конец у кочерги загнут, как ему и положено, но попал я прямо в цель, и попал серьезно. К нему подбежали его люди, подняли на ноги, ощупали живот. Макрудер попытался сделать шаг и со стоном повис на руках секундантов. Он смотрел на меня с такой ненавистью, как будто я у него на глазах растерзал всю его семью вместе с малолетними детьми.

Мне пришлось ответить ему взглядом, от которого обычно шарахаются даже близкие люди, не говоря уже об остальных. Несколько раз я пытался с помощью зеркала понять, что их так пугает. На меня смотрело мое отражение с дикими, полубезумными глазами. Очень неприятное, надо признать, зрелище, но чего они боятся – я так и не понял. Мне же было скорее противно, но ничуть не страшно.

Макрудер поспешно отвел взгляд, глухо пробормотав что-то под нос. Слов слышно не было, но ясно, что не рассыпался в благодарностях.

Подошел Коллайн, похлопал меня по плечу:

– Все, де Койн. Поздравляю, ты победил. Граф продолжать не в состоянии, у секундантов претензий нет. – Он усмехнулся: – Один барон, правда, пытался высказаться, но я ему объяснил, что сейчас ты разогрелся и очень зол, поэтому еще один противник придется как нельзя кстати. И ты знаешь, подействовало, сам не знаю почему, – вновь улыбнулся Коллайн.

Шутите, господа, а вот мне сейчас будет совсем не до плясок с саблями. Скоро начнется откат, и меня начнет ощутимо потряхивать и поколачивать.

Все-таки прав был Коллайн: не стоило мне связываться с Макрудером. Зря я затеял эти скоморошьи бои. Неизвестно, что хуже – убить его на дуэли или победить кочергой. Да что тут непонятного? Естественно, он предпочел бы первое. За ним стоят такие люди, которые сожрут меня не только с потрохами, но со всей одеждой и сапогами. Макрудеры – это даже не Вандереры.

Друзей бы умел заводить так легко, как врагов. Да что теперь об этом говорить…

– Анри, если все закончено, то отправляемся немедленно – мы и так потеряли кучу времени.

Все зашевелилось. Кареты одна за другой трогались, разъезжаясь. Что здесь еще делать? Цирк уехал, и клоуны, то есть мы с Макрудером, вместе с ним. Мои парни засуетились, подтягивая у лошадей подпруги, и вскоре наш маленький отряд был готов продолжить дальнейший путь. Я стоял рядом с Вороном, дожидаясь, пока Нектор закончит перевязывать мою левую руку, держа в правой кубок с вином, протянутый мне Коллайном по случаю победы. А вот пить больше не хотелось – хотелось только убраться отсюда поскорее. Я протянул кубок Шлону, но тот вежливо отказался. У него под левым глазом переливался всеми цветами радуги немалый синяк – дружеский подарок Нектора по случаю его, Шлона, воскрешения из мертвых.

Наконец все вскочили на лошадей, и мы поехали прямо через луг на имперский тракт. Я ехал позади отряда, когда со мной поравнялся Анри Дьюбен. Вид у графа оставлял желать лучшего, – по всей видимости, Дьюбен тоже провел бессонную ночь. Я попридержал Ворона: нам предстоит разговор, это понятно без слов. Пару минут мы ехали и молчали, мне нечего было сказать графу, а он не торопился начать.

Наконец граф промолвил:

– Артуа, Макрудер – очень опасный человек. После всего, что между вами произошло, вы заимели себе смертельного врага.

Я пожал плечами: мне и самому это ясно, но я ждал от Дьюбена совсем другого разговора.

Граф продолжил:

– Его семья имеет немалый вес в столице, но и наш род не из последних в Империи. Хочу заверить вас в том, что можете рассчитывать на меня. Вы, конечно, очень погорячились со шпагой Макрудера, но мы постараемся все уладить, очень постараемся… – И он снова замолчал. Молчал и я, не видя никакого смысла в том, чтобы оправдываться или благодарить за то, что еще не сделано.

– Артуа, вчера вечером Милана рассказала мне все. Я не просил ее об этом, но до сих пор у нас не было секретов друг от друга. Барон, я очень благодарен вам за то, что вы оставили все как есть. Я очень люблю эту женщину, она для меня все. Я отлично понимаю, что, помани вы Милану за собой, она бы ни секунды не стала сомневаться, как понимаю и то, что вам трудно далось это решение…

– У нас говорят, на чужом несчастье счастье не построишь, – перебил его я. – Откровенность за откровенность, граф, и пусть это останется между нами. Всю эту ночь я сомневался, стоит ли… – Махнув рукой, продолжил: – Меня остановило только одно: не хотелось, чтобы это произошло от руки такого негодяя. Милана – удивительная женщина, и вам с ней очень повезло, граф. Я неплохо вас узнал за это время и верю, что Милана будет с вами счастлива. Еще раз прошу извинить меня за все, что произошло. И поверьте, что я бы нашел способ отказаться от приглашения, если бы знал, что Милана ваша жена.