Проблемы с этим… красным… который во рту! - Овчинников Олег Вячеславович - Страница 3

Случайно оказавшийся поблизости детеныш шекери, который пришел в рощицу по вечерней росе, чтобы насобирать себе лукошко сочных ягод на завтрак, стал невольным свидетелем разговора представителей двух цивилизаций. Услышав незнакомые голоса, а главным образом – один голос, лишь изредка прерываемый какими-то неразборчивыми односложными замечаниями другого, маленький шекери добродушно улыбнулся и побрел в сторону дороги. Но стоило ему приблизиться к ней настолько, что сквозь редкие ветви деревьев стало можно разглядеть фигуру говорящего, как улыбка немедленно сползла с его лица, а маленькие треугольные глазки округлились от ужаса. Обеими передними лапками шекери ухватил себя за хоботок, сдерживая рвущийся наружу крик, а уже через мгновение – исчез, как будто испарился. Лишь брошенное лукошко и несколько пригоршней рассыпавшихся по траве ягод отмечали то место, где он только что стоял.

Что-то было не так. Нет, не что-то – все было не так!

Редуард Кинг понимал это чисто интуитивно, так как для логического мышления у него просто не осталось слов.

Решительно все шло не так, как должно бы, и очень странно, что Тот Который этого совсем не замечал.

– В свете всего вышесказанного, – говорил он, все больше воодушевляясь от звука собственного голоса, – совершенно очевидной становится необходимость создания обобщенного эпоса, который послужил бы связующим звеном между нашими двумя расами не только в будущем, но и в прошлом.

«Что со мной стряслось? – пытался думать Редуард. Это было нелегко: слов на мысли катастрофически не хватало. Поэтому Редуард думал преимущественно без слов, голыми образами. – Почему я все забываю?»

– Проиллюстрируем на простом примере, – продолжал Тот Который. – В легендах и мифах, доставшихся нам по наследству от древних поколений лингуампиров, неоднократно фигурировала безжизненная планета-прародительница под названием… эээ… Впрочем, не суть важно. Безжизненной она, разумеется, оставалась лишь до тех пор, пока не стала прародительницей. Так вот…

«Вот этот… как его… например, он-то все помнит! Каждое словечко… Вон как шпарит! И ведь что непонятно – когда он произносит какое-нибудь слово, я тоже его вспоминаю… кажется. Но почти сразу же – забываю снова».

– Что нам мешает взять эту милую планетку и заселить ее какими-нибудь представителями земной мифологии? К примеру, этими… ты, кажется, называл их… – лингуампир нетерпеливо поцокал языком.

– Кентаврами? – машинально предположил Редуард.

«Только разве я про них рассказывал?.. Стоп! Что я только что сказал? Кентаврами? Значит, что-то я все-таки помню? Кентаврами, кентаврами, кентаврами… Не забыть бы хоть это! Кентаврами, кентаврами…» – он готов был повторять это слово до бесконечности.

– Верно! Кентаврами, – обрадовался Тот Который. – Только…

«Кен…» – пронеслось в мозгу Редуарда в последний раз.

– Ты случайно не знаешь, как может отразиться на их метаболизме помещение на планету с серно-аммиачной атмосферой?

Редуард с выражением безысходности на лице покачал головой.

«Нет, – так, или примерно так подумал он. – Я ничего уже не знаю. Вот только что знал что-то, но стоило мне сказать об этом вслух, а потом – услышать, как то же самое произносит… Или… Или не стоило?!»

Страшная догадка внезапно посетила его. И от того, что ее было невозможно облечь в слова, она становилась еще более страшной.

Редуард по-новому взглянул на своего собеседника. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал о чем-то увлеченно говорить, но Редуард уже не слушал его. Он рылся в памяти. Он искал слова. Ему позарез требовалось найти хотя бы парочку слов для проверки своей гипотезы. Как назло, он ничего не мог припомнить. Даже самого бесполезного. Даже самого бессмысленного. Кроме…

– Эники-беники ели вареники! – выпалил он. Это было как вдохновение.

Тот Который оборвал свою речь на полуслове.

– Эники-беники?.. – удивленно переспросил он. – Интересно, что бы это могло значить?.. Нет! Ничего не говори, – обратился он к землянину, как будто тот еще мог что-нибудь сказать. – Я догадаюсь сам! «Вареники» – это нечто такое, что надо варить. В таком случае, «ели» представляет собой производную от «есть», не в смысле существования, а в смысле поглощения пищи. Я прав?.. Следовательно, «эники-беники» должны быть…

«Надо было попридержать хотя бы пару слов! – запоздало сообразил Редуард. – Ладно, сам виноват, никто меня не тянул за… за… ну, такой… на нем еще разговаривают. – Редуард сосредоточился. Нужный образ все никак не шел на ум. Тогда Редуард зажмурился и призвал на помощь все свое воображение. Воображение ухмыльнулось и показало ему язык. – Да, за язык!»

Инопланетянин продолжал болтать, не умолкая ни на секунду.

«И чего он не успокоится? Неужели надеется еще что-нибудь из меня вытянуть? Зря надеется, ничего у меня не осталось. Разве что какая-нибудь мелочь, да и то настолько бесполезная, что ее уже и не вспомнить… – с тоской подумал Редуард. – Найти общий язык… Мы говорим: „найти общий язык“ и уверены, что это, несомненно, хорошо. Да вспомнить хотя бы, как я радовался совсем недавно, когда мне удалось так легко найти общий язык с этим… который напротив. Знать бы мне тогда, что мой родной, мой знакомый с детства язык действительно станет нашим общим языком. В смысле, одним на двоих… Теперь уже почти на одного. И этот один без зазрения совести пользуется моей родной речью, а у меня в голове роятся одни мыслеобразы, совсем как… Совсем как…»

Мыслеобразы в голове у Редуарда перестали роиться и дисциплинированно выстроились в одну шеренгу. Да, это могло и не сработать, но это, по крайней мере, был шанс!

Быстрые и точные движения Редуарда выдавали его решимость, граничащую с отчаянием. Он переключил транслитератор в режим приема, сдернул с головы бесполезные до этих пор наушники и нацепил их на уши лингуампиру, прямо поверх черного капюшона. Затем он склонил голову ко вшитому в воротник скафандра микрофону, отчего со стороны могло бы показаться, будто он собирается забодать Того Которого, и проревел: «У-У-У-У-У-У-У!», совсем как разъяренный кентавр, которого неосмотрительно поместили на планету с серно-аммиачной атмосферой.

В его реве не было ни малейшего смысла, но транслитератору было все равно. Поскольку он передает не сами слова, а только мысленные образы, которыми эти слова сопровождаются.

Должно быть, от отчаянья Редуард Кинг сопроводил свой рев мыслеобразом разрушительной силы. По крайней мере, транслитератор не выдержал такого напряжения.

Громко, так что слышно было даже Редуарду, он воспроизвел в наушниках последнюю осмысленную фразу:

– Немедленно перестаньте воровать мой словарный запас! – и смолк навеки, отсалютовав себе на прощанье осколками разорвавшихся предохранителей.

– Словарный запас? – повторил Тот Который с нескрываемым презрением в голосе. – Этот жалкий десяток тысячесловий ты называешь словарным запасом? Да как у тебя только поворачивается язык?

«Язы… я… я…» – отчаянно попытался запомнить Редуард. Нет, бесполезно!

– Но даже этой малости, этих несчастных десяти тысяч ты не достоин! – заявил лингуампир. – Ты просто… – он сделал паузу, пережидая приступ возмущения. – Просто не умеешь ими пользоваться! Сам посуди, – добавил он уже более спокойным тоном. – Пусть даже десять тысяч – не бог весть какое богатство, но пусть… Как же безграмотно ты им распоряжался! Из всего своего, так называемого, словарного запаса ты использовал обычно от силы пару-тройку сотен слов, оставляя остальные ветшать на пыльных задворках памяти. Ты безжалостно искажал слова, проглатывал окончания, не там ставил ударения! Ты сокращал слова, как тебе вздумается! Ты даже использовал аббревиатуры!

Последнее слово прозвучало как проклятье. Лингуампир замолчал, задохнувшись от возмущения.

Редуард не знал, чем ответить на этот выпад. Основательно покопавшись в памяти, тщательно исследовав даже вышеупомянутые пыльные задворки, он с ужасом обнаружил, что помнит всего два слова. Тем не менее, он выбрал из них одно, то, что в большей степени походило на ругательство, и произнес, стараясь интонацией выразить все свое негативное отношение к собеседнику: