Сумеречный клинок - Мах Макс - Страница 81

Причины ее ареста — пусть Ворварт и называл его задержанием, — как и цель путешествия, по-прежнему оставались тайной. Вообще, чем больше думала об этом Тина, тем более странной представлялась ей эта история. И ночные разговоры с тенью маршала де Бройха — короткие, поспешные, тайком и вполголоса — только усиливали ее гнев и недоумение.

«Что за бред! — не раз и не два восклицала она мысленно, оставаясь внешне спокойной, даже несколько безучастной. — Что за фантасмагория! Они отлавливают оборотней?! Но с каких это пор Чеан — оплот старой веры и древних традиций — превратился в территорию, опасную для „меняющих облик“?»

Но нет, Тина понимала, разумеется, что дело не в том, что она оборотень. Вон Ада и того опаснее, и ни для кого на самом деле не тайна, кто она и откуда. Однако баронесса-оборотень из Квеба никого, кажется, в Чеане не заинтересовала. Так, может быть, дело не в том, что Тина потенциальный оборотень, а в чем-то другом? Если так, ошейник всего лишь мера предосторожности — просто чтобы она не удрала, как и «паутина Керчера» всего лишь отсекает от нее тех, кто мог бы прийти к Тине на помощь.

«Но знают ли они правду о мастере Ремте?»

В такое сложно было поверить, но, с другой стороны, о ней самой они откуда-то же узнали! А раз так, могли узнать и про Глиф или про «Повелителя полуночи».

«Да нет же! — тут же возражала себе Тина. — Не полагай этих людей более сведущими, чем они есть. Наверняка всему этому могут быть и другие объяснения, не приходящие мне в голову оттого, что и сама я недостаточно проницательна, и знания мои о чеанцах оставляют желать лучшего!»

Впрочем, понимала она или нет мотивы княжеской Ставки, с каждым прошедшим днем ей все меньше хотелось оставаться в том беспомощном положении, в котором она находилась, и уж тем более ей даже воображать не хотелось, что ожидает ее в конце путешествия. К сожалению, желания Тины в расчет не принимались. Увы, но она была безоружна перед противостоящей ей силой. Сама она не могла даже выбить кормовое окно, что сразу бы открыло к ней путь тени маршала де Бройха, а уж он бы сумел как-нибудь освободить ее от ошейника. Но окно только казалось деревянным, неведомая магия, наверняка сродни той, что называют «паутиной Керчера», превратила тонкий деревянный переплет и хрупкое стекло в подобие железа. Оставалось надеяться, что Виктор, Ада и Герт придумают способ освободить Тину из заточения, раз уж сама себя она освободить не может. Надеяться и ждать, не позволяя себе повторять без пользы и смысла одни и те же мысли, идущие по бесконечному кругу и не способные на самом деле ей помочь.

Однако, запрещая себе думать об угрожающих ей неведомых опасностях и способах бегства, Тина не могла запретить себе думать вообще. И оказалось, что ей «есть, чем занять мысли». Во-первых, она думала о Викторе, пытаясь понять природу своих чувств к этому «почти идеальному мужчине». Была ли это любовь, или ею руководили всего лишь любопытство и похоть? Хотела ли она оставаться с ним в неведомом будущем? Рядом с ним, вместе с ним или подле него? Вопросы непростые, и ответы к ним так сразу не подберешь.

«Хочу ли я выйти за него замуж? Хочу ли я стать графиней ди Рёйтер, как обещал мне когда-то жалкий лгунишка Сандер Керст?»

Во-вторых, она думала о самом господине ди Крее, даже если он вовсе не ди Крей. Она хотела разобраться в том, кто он на самом деле, каков как любовник и друг, как мужчина и кавалер. Множество слов, произнесенных Виктором за время их знакомства, характер его поступков, интонации и жесты, нежность и страсть — все это могло и должно было быть осмыслено.

В-третьих, Тину занимали чувства ди Крея. Что он испытывал, глядя на нее, думая о ней, раздевая и лаская, овладевая, наконец?

Получалось, что Виктор занимал ее мысли если и не целиком, то уж точно — в значительной части. Впрочем, предоставленная самой себе, Тина имела достаточно досуга, чтобы поразмыслить и о других людях и событиях. Враги и друзья, Ада и герцог Евгений, Вильма и Герт де Бройх, сущности и стихии, такие как рафаим или «Повелитель полуночи». О чем на самом деле говорил с ней человек с белыми волосами, перед тем как «сольца» взяла верх над ее сознанием? Чего добивалась Глиф? Действительно ли она всего лишь играла, или у нее имелись и другие цели? И в чем именно состояли интересы этого невероятного «ребенка», если таковые все-таки имели место быть?

А еще Тина пыталась вернуть безвозвратно потерянное, как ей казалось, прошлое, вспомнив пусть и не все, но так много, как получится.

Двери закрылись, и хода за них не было…

— Яды могут все, но они бессильны перед древней магией, — напомнил знакомый голос.

Это было последнее, до чего смогла добраться ее память, но стоять на пороге навсегда закрывшихся перед ней дверей было мучительно. Тина хотела знать, как на самом деле попала в дом Гилды и кем была эта женщина, научившая Тину истинному мастерству и многому-многому другому. Сейчас Тина вспомнила наконец, что в доме Гилды жили и другие люди. Джерт учил Мету драться и убивать. Под его жестким руководством она овладевала искусством разбойничьих ударов и кинжального боя.

Так режут горло ночные тати, — объяснял высокий сильный мужчина с суровым замкнутым лицом.

А вот так дерутся шлюхи в трущобах, — говорила невысокая стройная женщина, которую звали Кло.

Не забывайте про гарроту, моя госпожа. — Агнет была почти так же высока, как Джерт, но ее женственность была очевидна любому, кто смотрел на нее: мужчине, женщине, ребенку.

«Значит, дело не только и не столько в ночных уроках Теа и Дитты, — думала Тина, бродя среди развалин своего прошлого, — а в том, чему меня учили в доме Тилды. Но как это возможно? Сколько же мне было тогда лет? Ведь чиновник по имени Ферен оценил мой возраст в семь или восемь лет…»

«Впрочем, — возражала она самой себе, — оборотни живут долго и созревают медленнее. Мне могло быть тогда лет двенадцать…»

Но и это был совсем не тот возраст, когда становятся мастером ядов.

Рука должна быть тверда, — поучала ее Гилда. — Ты должна чувствовать время и дышать тем, что смешиваешь, на ходу определяя правильные сочетания и необходимые пропорции. Истинное искусство сравнимо с магией. В нем есть место таланту, вдохновению и очарованию момента…

Не торопись, — говорил Джерт. — Кавалеры фехтуют быстро, но не поспешно. В бою на мечах потребны сила, чувство расстояния и знание приемов. Сила придет… Но чувство времени и пространства — или есть, или нет. И знания не приходят вдруг…

Женщина способна превратить мгновение любви в чарующую вечность, но может, если захочет, отравить всю сладость страсти, уничтожив в мужчине самое главное, без чего он и не мужчина вовсе, — уверенность в себе… — А этому учила ее Агнет.

Башня теории искусства выстроена на песке, — улыбалась Кло. — Ее основы умозрительны, измерения — субъективны…

«Так кто же я такая? И откуда привела меня в дом Тилды женщина в плаще, подбитом мехом куницы?»

Да, неплохо бы было заглянуть под низко опущенный капюшон этой женщины, но, увы, лицо ее оставалось тайной, как и то, что скрывали плотно закрытые дубовые двери…

Лес пах осенью. Чудный запах, который ни с чем не спутаешь. А еще краски. Волки — имея в виду зверей — видят не так, как люди. Они не отличают, например, желто-зеленое от красно-оранжевого. Бедняги! Но оборотни видят все, и даже лучше и больше, чем люди. Для Ады цвета осени, в которые оделись лиственные леса, полыхали невероятным количеством оттенков желтого, зеленого и красного. Золото и багрянец, золотистая охра, медь и кумач… Запахи, краски и ощущение невероятной силы… Она была почти счастлива, но тревога за Тину не отпускала ее ни на мгновение.

Вопреки первоначальному плану, она не стала сходить на берег в Савое. Обстоятельства предоставили ей иную возможность. Погода испортилась еще на подходе к городу, и Гвидо ди Рёйтер каким-то образом вычислил, что следующая ночь будет безлунной и бурной, а значит, галеры чеанцев не смогут продолжать движение и вынужденно встанут на ночевку. Так все и случилось, так что Аде оставалось всего лишь раздеться донага и, выскользнув из каморки, где спутники проводили почти все время путешествия, тихо спуститься по якорному канату в холодную осеннюю воду и без единого всплеска доплыть до берега, поросшего густым лесом.