Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович - Страница 18

— Вы что же думаете, если я художник, значит, все могу? — улыбнулся Артем. — Я живописец, а карика­туры рисуют графики...

— Неужели не сможешь? — искренне удивился Носков.

— Стенгазеты я оформлял еще в школе... И карика­туры рисовал... Так когда это было?

— Ты уж, Артем, выручай нас, — сказал Носков. — В кои веки в поселке свой художник завелся... Да мне стыдно будет людей, если наглядную агитацию да стен­газету не поднимем на подобающую высоту... Ты зайди в клуб-то, погляди, какая там беднота.

— Зайду, — пообещал Артем.

— Партийный ты? — спросил Носков.

— Нет.

— А чего ж так?

— Вот так, беспартийный.

— Дед твой хоть и беспартийный, но был правильный человек. Про таких говорят — беспартийный коммунист, Несколько лет он у нас был депутатом поселкового Со­вета... И все-таки жалко, что ты не в партии, — сказал, помолчав, Кирилл Евграфович.

— Еще все впереди...

— Смолоду надо в партию вступать, пока огонь да задор. Смотри не затягивай это дело, ежели ты правиль­ный человек и линия партии тебе близка. Ну, этим сво­им оружием... Писатели пером, а вы, художники, кистью, надо полагать?

Скрипнула калитка, и в гости пришла бурая с крас­ным корова. Доверчиво взглянув на людей добрыми влажными глазами, принялась старательно выщипывать у изгороди сочную траву. Раздувшееся вымя с оттопы­ренными сосками тяжело колебалось в такт ее нетороп­ливым шагам.

К автобусной остановке подкатила грузовая машина. Из кузова посыпались нарядные парни и девушки. Это приехали на танцы молодые рабочие. Тренькнула гита­ра, ломкий юношеский голос громко запел и тут же за­молк, дав протяжного петуха. Все рассмеялись.

— Поживи у меня, пока дом не построишь, — пред­ложил Кирилл Евграфович.

— Вы говорили, мой дед сам по бревнышку сложил этот дом, — сказал Артем. — Вот и я попробую... Не бо­ги ведь горшки обжигают. А жить пока буду в палатке. Вот здесь на лугу поставлю. Не будет она вам перспек­тиву портить?

— Ну, как знаешь. — Носков поднялся с бревен, за­топтал окурок. — Спасибо за угощение. Хозяйка небось сына на разведку послала...

Попрощался и ушел. А Артем еще долго сидел на бревнах и курил. На танцплощадке было тихо. В клубе шел фильм. Дверь в будку была распахнута, в освещен­ном квадрате двигались тени киномехаников, слышалось стрекотанье аппаратуры, музыка, голоса.

Стершаяся с одной стороны голубоватая луна подня­лась над поселком, облив темные крыши серебристым светом. На станцию прибыл пассажирский. Слышалось пыхтение локомотива, голоса, грохот сгружаемых на плат­форму ящиков.

Пассажирский здесь долго не задерживался. Свисток, шумная пробуксовка, трубное кряканье — и все нараста­ющий перестук колес. И вот уже мелькают красные огоньки последнего вагона. А затем еще один продолжи­тельный гудок, подхваченный лесным эхом, — поезд подъезжает к переезду — и движение, шум, стук, пыхте­ние — все постепенно затихает. Тишина.

Глава восьмая

1

На следующий день приехал Мыльников. Обтянутый сверху серым брезентом «газик» лихо подскочил к сель­совету. Из кабины с достоинством вылез коренастый, плот­ный человек лет сорока восьми. Темный с искрой костюм ладно сидел на нем, на ногах блестели начищенные по­луботинки.

Мыльников еще не успел подняться на крыльцо по­селкового, как его перехватил председатель. Пожав друг другу руки, они не пошли в контору, а спустились вниз. Алексей Иванович был ниже Носкова на целую голову, зато вдвое шире. О чем-то разговаривая, они направи­лись к Артему.

Артем отложил неисправную удочку в сторону — он подгонял два колена — и поднялся навстречу.

Кирилл Евграфович познакомил их. Мыльников по­держал в своей пухлой ладони с короткими пальцами руку Артема и сразу заинтересовался удочкой. Толстые губы на его широком, кирпичного цвета лице растяну­лись в улыбке.

— Разве это удочка? Я видел у приятеля-москвича японскую. На рыбалку ко мне приезжал весной. Вот это удочка! В собранном виде сойдет за трость, а разло­жишь — восемь метров! Обещал мне привезти такую. Иногда их в Москве выбрасывают в продажу. Он мне ка­тушку японской жилки подарил. Вот это жилка, я вам скажу! На ноль два можно трехкилограммового леща вы­тащить.

— Я таких лещей давно не видел, — сказал Носков. Артем с любопытством смотрел на Мыльникова, тот не дал ему еще и рта раскрыть.

— Чехов, — с уважением сказал Мыльников, заме­тив на бревне книжку. — Хороший писатель. Я сейчас читаю Лескова. Рассказ есть у него, «Зверь» называется... Про медведя. Сильный рассказ! И Вересаев мне нравит­ся. Помните, «Случай на Хитровом рынке»?..

— Не помню, — сказал Артем. .— Я Вересаева ма­ло читал.

И тут Мыльников обратил внимание на дом. Неболь­шие глаза его заблестели от удовольствия.

— Узнаю работу Паровозникова, — сказал он. — Стыдно признаться, но когда-то я назначил его началь­ником жилого строительства. Не прогони я его через ме­сяц — потом за год убытки не покрыть было бы.

— Меня тоже хорошо нагрели, — заметил Артем.

— С этим народом надо ухо востро держать. Мыльников обошел дом кругом, поковырял палкой фундамент.

— Фундамент крепкий, — сказал он, — это главное... А сруб придется перебирать. Вы рассчитываете на два этажа?

— Наверху хотел мастерскую, — сказал Артем.

— Я бы вам посоветовал рядом с сараем соорудить летнюю кухню. Летом в доме душно, а на свежем возду­хе — другое дело. Можно прямо на лужайке шашлыки жарить... Вы умеете делать шашлыки?

— Шашлыки? — удивился Артем. Он все еще не мог привыкнуть к манере Мыльникова разговаривать.

— Алексей Иванович, — вмешался Носков. — О шашлыках поговорим, когда дом будет готов.

— Я вам на досуге набросаю проект, — пообещал Мыльников. — Не дом будет, а дворец!

— Дворец не надо, — усмехнулся Артем.

— У тебя, Алексей Иванович, каких-либо стройматериалов не найдется? — спросил Кирилл Евграфович. — Надо бы земляку помочь.

— Могу досок для стен подкинуть по государственной цене... Ну, еще что вам понадобится? Кирпич, цемент...

— Алексей Иванович, я напишу ваш портрет, — обрадовался Артем. — А если еще по-настоящему отремонтируешь дорогу, я твой портрет на самом видном месте повешу в клубе... Пусть люди смотрят на нашего благодетеля... — ввернул хитрый председатель и подмигнул Артему. Но Мыльников на это не клюнул.

— Пусть Осинский строит, — сказал он и кивнул на большой альбом: — Можно взглянуть?

Артем не очень-то любил показывать незаконченные наброски, но на этот раз отказать не посмел. Особенно Мыльникову понравились пейзажи. Он узнал живописное лесное озеро с кувшинками у берегов и сказал, что здесь в прошлом году, в мае, поймал восемь «лаптей». Причем самый маленький лещ весил девятьсот граммов. Сколько весил самый большой, Алексей Иванович не сообщил. Очевидно, из скромности.

Поговорив о международном положении, о последних новостях космической эры, а заодно покритиковав директора стеклозавода «Красный холм» Осинского, который выпускает для спиртзавода недоброкачественную тару, Мыльников пригласил Артема и Носкова поехать с ним и познакомиться с заводом. Последнее относилось к Артему. Носков завод знал как свои пять пальцев.

Прошел дождь, и дорога расползлась, вновь образовались колдобины. «Газик» подпрыгивал, кренился то на одну сторону, то на другую. Пассажиры вцепились в поручни и наклонили головы, чтобы не набить шишек о металлические крепления крыши кузова.

— Когда же дорогу по-настоящему будешь ремонтировать, Алексей Иванович? — снова завел разговор Носков. — Иль тебя за рулем не трясет?

— Пусть сначала Осинский мост сделает, — отмах нулся Мыльников.

— Вот так и кивают один на другого, а дорога — одно название, — сказал Кирилл Евграфович. — Причем пользуются оба. Один тару и стеклоизделия отправляет по железной дороге с нашей станции, другой — готовую продукцию... Алексей Иванович, сколько разбили ящиков с водкой во втором квартале? — ядовито спросил Носков.