Ненависть (СИ) - "Александра-К" - Страница 42

– Мыш, идем в дом – плохо там, совсем плохо.

Мыш сердито шипит, но встает с колен, подает руку сидящему на земле воину:

– Поднимайся…

Тот только вздыхает – не прощен, но хоть не совсем отвергнут…

В доме и правда – худо. Лекарь пришел, возится с покорно лежащим Рыжиком. Воин вопросительно смотрит на него. Тот как-то странно жмется, потом говорит:

– Убить его не хотели, ребра переломаны с обеих сторон, много синяков, раны от плети на спине, чем-то ударили по плечу – нож или сабля. Ну, остальное вы сами видели…

Наместник кивает – трудно было не увидеть. Лекарь осторожно поворачивает Рыжика на бок – так легче, спина вся в кровавых запекшихся ранах. Эйзе стоит за спиной воина, и лицо у него злобно кривится, но пока мальчишка молчит. Воин осторожно касается слипшихся волос юноши. А вот это зря: мальчишка вдруг подскакивает сбоку и дает пощечину Рыжику. Хорошо, что удар приходится по менее разбитой щеке. Воин резко выдыхает, перехватывает руку, занесенную для повторного удара. Мыш со всей силы вцепляется в запястье перехватившей руки. Рыжик только молча смотрит на них – даже не стонет, нет сил и для этого.

Еще несколько дней назад ударил бы тварь так, что мальчишка от боли сам бы разжал челюсти. Но это тогда. А сейчас – у малыша только начали сходить синяки с лица, нельзя. Наместник прерывающимся от ярости голосом говорит:

– Мыш, мне очень больно. Отпусти, мне больно…

Бить нельзя – не за что. Мальчишка разжимает зубы, отступает на шаг – лицо бешеное, злобно дергаются губы, глаза сужены и сердито сверкают. Он что-то шипит, обращаясь к Рыжику, тот слабо кивает. Опять попытка ударить раненого, но воин держит руку крепко, а Мыш уже не кусается. Воин встревоженно спрашивает:

– Эйзе, что случилось? В чем он виноват?

Мыш плотно сжимает губы… Рыжик по-прежнему с усталой покорностью смотрит на них. Лекарь тихо говорит:

– Господин, прикоснитесь к его груди…

Рыжик слабо выдыхает. Воин растерянно смотрит на него. Он вдруг понял, – да, странное сердцебиение, нежный запах кожи и волос – не притирание это было, просто это был не человек. Наместник с трудом проглатывает ком в горле, хрипло спрашивает:

– Эйзе, разведка?

Мыш отчаянно мотает головой, вроде, не врет. Ремигий продолжает:

– Изгой, отступник?

Мыш молча кивает. Воин с отчаянной жалостью смотрит на Рыжика – как же угораздило так, – попасть в бордель, что с ним сделали, что не покончил с собой, а покорно начал выполнять прихоти извращенцев. Тот горько усмехается разбитыми губами – что же говорить-то, и сдохнет – не жалко.

Лекарь неуверенно говорит:

– Господин, рана на плече очень плохая – нагноилась, лихорадка из-за нее. Надо вскрыть, убрать омертвевшее.

Эйзе стоит рядом, зло щурит глаза. Даже просить помочь его страшно – кому помогать, тому, кто господина едва не увел? Рыжик молча смотрит на них, ему хочется только покоя, устал от многодневной боли. Воин тихо вздыхает, наливает в кубок вина, подносит к губам юноши, мягко говорит :

– Выпей, боль пройдет. Уснешь…

Тот покорно глотает – он совсем неживой, как кукла, выполняет приказы механически. Мыш прерывающимся от злости голосом вдруг говорит:

– Господин, я помогу с раной, только уйдите все…

Воин всматривается в глаза Мыша – не попытается ли снова причинить боль, не будет ли мучить? Эйзе обиженно усмехается. А что еще думать, если хватило ярости ударить беспомощного?

Эйзе молча смотрит на них, ждет. И Рыжик терпеливо ждет. Воин молча поворачивается, тянет за собой лекаря, приказывает Альберику:

– Идем.

Они выходят за дверь, прислушиваются к звукам в комнате. Тихий щебет, писк, ласковое урчание. Говорит с ним Эйзе, что ли? Или Рыжик? Мучительный стон, и снова –попеременно писк, урчание, похоже, раненого утешают. Тишина…

Воин осторожно заглянул в комнату – Эйзе сидит на кровати, голова Рыжика на его коленях, он пальцами осторожно водит по волосам раненого, вот только пальчики – с длинными острыми когтями, они расчесывают спутанные волосы Рыжика. Воин удивленно вздыхает, Эйзе поворачивает голову, коготки тут же прячутся. Боги, да кто же его возлюбленный, тот, кто делит с ним ложе?

Ремигий заходит в комнату. Рыжик тихо дремлет на коленях Эйзе, изодранная спина залечена, рана на плече покрыта тонкой корочкой коросты, даже красноты нет. Воин осторожно говорит: «Спасибо». Эйзе молча кивает.

Альберик с грохотом ставит поднос с едой, Рыжик вздрагивает и открывает глаза. Старик резко спрашивает:

– Что-то будешь?

Рыжик отрицательно дергает головой. Воин мягко спрашивает:

– А молочко, молочко будешь?

Ему бы попить надо – похоже, не поили около суток. Старый раб довольно зло говорит :

– Молочко – для Эйзе, а не для этого…

Ласковый эпитет был проглочен, но и так понятно, что имел в виду раб. Эйзе слабо протестующе пищит, Альберик говорит значительно мягче:

– Вот сейчас искупаешься снова, и попьешь молочка. Я пирожок твой любимый принес…

Воин смотрит на старика во все глаза – для любимого мышоночка пирожок, такого даже в детстве Ремигий не помнит. Рыжик молча закрывает глаза – устал. Ремигий ласково говорит :

– Всем хватит, Эйзе, иди искупайся снова, ты весь в земле, а я пока напою Рыжика – ему пить побольше надо.

Альберик довольно явственно произносит:

– Да уж, потом выноси за ним…

Юноша вздрагивает всем телом, Наместник повышает голос:

– Альберик, что ты себе позволяешь? Я купил Рыжика, но он болен. Его надо лечить. Если тебе не хочется этого делать – купим молодого раба в помощь…

Старик зло что-то бормочет под нос. Явственно слышится: «Еще тварей-шлюх не собирал по всему городу…» Эйзе резко вскидывает голову, слышно явное сдерживаемое рыдание. Мыш вылетает из комнаты, грохот где-то в кухне, потом наверху. Ремигий, зло зыркнув на старика, бросается за ним.

Слава Богам, мальчишка не выскочил из дома, а забился в спальню за кровать – обычное его убежище. Воин останавливается посередине комнаты – дальше нельзя, Мыш может начать сходить с ума. Слышны тихие рыдания. Воин тяжело вздыхает – Альберик хотел сделать больно Рыжику, а ударил словами Эйзе. Но старик не мог знать,что происходило в первый день плена тваренка. Ремигий нежно говорит:

– Мыш, не плачь, он не знает ничего о тебе. Маленький, не плачь. Ты – мой единственный, не плачь, Мыш…

Горькое рыдание в ответ. Ремигий уже с трудом что-то соображает, он всю ночь бегает за своим возлюбленным Мышом, да еще замученный Рыжик... Воин просто садится на ковер на полу, устало говорит:

– Мыш, ну хоть ты-то меня не мучай…

Даже стали иногда приходится сгибаться, даже грозный Наместник устает. Тихий писк в ответ, воин грустно говорит:

– Я не понимаю, что ты говоришь…

То, что говорит – несомненно, явная интонация ответа. Резкое движение – твари намного быстрее людей, если хотят показать это. Страшные противники, если используют все способности… И Мыш повисает на шее воина, тычется мордочкой ему в грудь, снова тихий писк, потом щебет, он повторяет и повторяет одно и то же. Воин тихо просит:

– Скажи на людском языке…

Слабый смех, потом ясный ответ:

– И ты – мой единственный…

Ох, Мыш!!! Мальчишка смеется, соленые дорожки на щеках высыхают под языком воина, он просто вылизывает мышонку щеки. Можно поцеловать, но слезы останутся, а так – они просто исчезнут. Эйзе нежно смеется, прижимается еще ближе, утыкается в плечо, блаженно вздыхает, – заполучил своего господина, и никакой Рыжик теперь не страшен… То, что они оба перемазались в земле, что слезы слизывались пополам с грязью, размазанной на мордочке Мыша, никого не волнует. Наместник поднимает Эйзе на руки и тащит на кухню – умывать.На краткие мгновения они забывают обо всем – Ремигий пытается раздеть Эйзе и стащить с того порванную шипами рубашку, а тот смешно верещит, почти как поросенок. Влюбленные безумцы…

Забавную игру прервал осторожный оклик лекаря :

? Господин!