Золотая Колыма - Волков Герман Григорьевич - Страница 7

ТОВАРИЩ СЕРЕБРОВСКИЙ

В купе «Красной стрелы» он уселся за столик, зажег настольную лампу, попросил крепкого чаю с печеньем и начал заново составлять смету. К утру он начисто, еще и еще раз кое-что сократив, переписал ее, подсчитал и вывел общую сумму: шестьсот пятьдесят тысяч рублей. В три раза меньше, чем запрашивал для своей экспедиции Сергей Обручев, а прежде и он, Билибин.

Столица спала, когда Юрий Александрович вышел на перрон Ленинградского вокзала, и тут он с досадой вспомнил, что сегодня выходной день, но все-таки что-то неудержимо потянуло его в Союззолото. На громыхающем трамвае по безлюдным улицам он добрался до знакомого Настасьинского переулка. Тяжелая скрипучая дверь оказалась не запертой. Билибин увидел в этом добрый знак, надежду на успех.

Прежде он вел здесь переговоры с полненьким, кругленьким человеком, который каждого называл «милейшим», и его самого за глаза звали Милейший, Он внимательно выслушивал посетителя, поддакивал, ни в чем не отказывал, но в заключение всякий раз разводил руками:

— Не все зависит от меня, милейший. Надо мной — акционеры: ВСНХа, Наркомфин, Госбанк... ВСНХа не решит, Наркомфин не укажет, Госбанк не даст, и я без копейки...

Теперь в кабинете Милейшего кто-то громко кричал, вероятно, в телефонную трубку:

— Вы понимаете, о ком я говорю? Поняли! Так приезжайте скорее. Да, да, немедленно! Собираю всех правленцев, акционеров и обо всем расскажу подробно! Жду!

Билибин никогда не слышал этого жесткого голоса, но сразу догадался, кому он принадлежит. Юрий Александрович знал, что Милейший председательствует временно, что еще в прошлом году, когда учреждалось Союззолото, председателем был назначен Серебровский, крупный специалист-нефтяник, награжденный. орденом Ленина за восстановление бакинских промыслов, но мало знакомый с золотом, поэтому сразу же командированный на полгода в Америку для изучения золотой промышленности. Теперь он вернулся.

Честно говоря, Юрий Александрович, как специалист по золоту, недоумевал, почему председателем Союззолота назначили нефтяника, не ожидал от Серебровского ничего дельного и вошел в его кабинет с решимостью, граничащей с отчаянием.

— Ага, один уже есть! — воскликнул Серебровский.— Садитесь.— И не дав Билибину назваться, снова закричал в трубку: — Разбудил? Долго почиваете, а я совсем не ложился. Да, да, всю ночь проговорили! Приезжайте быстрее, обо всем расскажу! Чай? Здесь попьем! Жду! — И, опустив трубку, обратился к Билибину: — Вы тоже не завтракали? Очень хорошо! Организуем чай и бутерброды.

Билибин догадался, что Серебровский принял его за члена правления, хотел представиться, но тот уже опять кричал в трубку:

— Да, да, вы помните, как он еще в конце прошлого года говорил мне: «Золото имеет значение не только для усиления валютной мощи страны, но и дает огромный толчок развитию сельского хозяйства, транспорта и всех других отраслей народнохозяйственной жизни, особенно в тех районах, где пока еще ничего этого нет, а с открытием золота все возникает и начинает развиваться». А теперь, выслушав мой отчет о поездке в Америку, снова повторил ту же мысль! Мы начинаем осваивать окраины, приступив сначала к добыче золота... Конечно, если оно там есть...

— Есть! — убежденно вставил Билибин.

— Что? — взглянул на Билибина Серебровский и будто только что увидел его: — А вы, собственно, кто?

— Горный инженер Билибин.

— Билибин? Какой Билибин? Я вас приглашал? Вы зачем пришли?

— Искать золото на окраине, где пока еще ничего нет. Вот смета.

Серебровский взял смету, углубился в нее и лишь порой испытующе взглядывал на Билибина.

Юрий Александрович торопился:

— Просил два миллиона. Теперь прошу втрое меньше. Экспедиция будет геологоразведочная. Без золота с Колымы не вернемся!

— А это — серьезно?

Билибин не понял, то ли смета Серебровскому показалась несерьезной, то ли экспедиция на Колыму. Обиделся:

— Что — серьезно?

— Не обижайтесь, товарищ Билибин. Я тоже страх какой обидчивый. Однажды на самого Ленина обиделся.— И, не отрываясь от сметы, стал доверительно рассказывать: — Организовал я в Турции, на международном рынке, по указанию Владимира Ильича, продажу бакинской нефти. Торговал бойко и выгодно: бензин и керосин продавал, оборудование, одежду, продовольствие закупал. Все, как просил Ильич. А перед отъездом из Турции даже заключил на будущее торговый договор с фирмой «Сосифросс», очень выгодный для нас договор. Думал, Владимир Ильич похвалит меня, а он дал телеграмму: «Договор странный. Где гарантии, что «Сосифросс» не надует?». Пошел я тогда к Серго (он был председателем Кавказского бюро партии) и стал ему по-дружески жаловаться: Ильич, мол, сомневается в моих деловых качествах, не подать ли мне в отставку? Орджоникидзе плакальщиков не любил, но мне ничего не сказал, а Ленину про это дело каким-то образом сообщил. Не прошло и двух недель, как показывает мне Серго телеграмму: «Читай!» Читаю: «Серебровский не должен обижаться на тон моей телеграммы. Я был обеспокоен судьбой Баку, Серебровского считаю ценнейшим работником... Покажите эту телеграмму Серебровскому, Ленин». Тут у меня слезы... Великое это счастье — доверие! Так что простите, если обидел, но, прежде чем дать вам эти шестьсот пятьдесят тысяч, я хочу поточнее знать, под что даю, под какой вексель? Расскажите все по порядку.

И Билибин, как самому близкому человеку, стал выкладывать Серебровскому все, что у него накипело на душе.

Черные, острые, под густыми щетинистыми бровями глаза Серебровского впились в инженера:

— Любопытно! Очень любопытно! Знаю я в Америке одного дельца, мистера Вандерлипа. Он занимался когда-то нефтью, имел свои промыслы, потом потянуло его на золото, вместе с англичанином Холтом отправился на Аляску, а позже захотел взять у нас в концессию Камчатку, Охотское побережье, обращался с этим делом к Ленину... Не подбирались ли эти вандерлипы и холты к нашей Колыме? К вашей золотой пряжке? Ведь великие идеи, молодой человек, в воздухе носятся. И тут важно не кто первый схватит, а кто на деле докажет. В Геолкоме, говорите, не верят? Даже смеются! Да, там кое-кто заплесневел. Дзержинский не случайно занимался этим Геолкомом. Но я бы вам не советовал слишком обострять отношения с этой организацией. Она у нас пока единственная, и если мы отпустим шестьсот пятьдесят тысяч, то не вам лично, а Геолкому, а тот уже — вашей экспедиции... Простите, что прервал.

Юрий Александрович еще долго рассказывал и о Бориске, и о Розенфельде, много говорил о Вольдемаре Петровиче Бертине...

— Слышал о нем. Но на Колыму его не отпущу, У нас в золотой промышленности таких организаторов, как Бертин,— раз, два и обчелся. А нам, как вы сами говорите, надо искать золото еще и на Чукотке!

Пока они беседовали, подходили вызванные по телефону члены правления Союззолота, представители ВСНХа, Наркомфина, Госбанка. Пришел и Милейший. Рассаживались и ждали, когда закончится аудиенция с каким-то горным инженером.

Серебровский не торопил Билибина, вовлекал в разговор присутствующих и наконец обратился ко всем:

— Ну, вот, товарищи, на ловца и зверь... Сегодня ночью Иосиф Виссарионович дал указание расшевелить «золотое болото» и прежде всего на окраинах. А горный инженер Билибин как-будто подслушал наш ночной разговор и, заявившись сюда с утра пораньше, предлагает искать золото конкретно на Колыме и Чукотке. На Колымскую экспедицию уже и смету составил, взгляните. Просит немного, всего шестьсот пятьдесят тысяч. Я думаю, мы эту сумму отпустим. И в этом же году должны направить экспедицию на Чукотку! Товарищ Билибин предлагает начальником Чукотской экспедиции товарища Бертина. Так, Юрий Александрович?

Билибин этого не предлагал, но охотно, с широкой улыбкой, подтвердил.

— Вы, товарищ Билибин, можете быть свободны. Готовьтесь к экспедиции. Впрочем, если хотите — останьтесь. Вам будет полезно послушать, что сказал товарищ Сталин о развитии золотой промышленности...