Это очень хорошо, что пока нам плохо… (сборник) - Коростылев Вадим Николаевич - Страница 54

– Где я? – закричал Давенат. – Это По?кет?

– По?кет? – удивилась старуха. – И слыхом не слыхала про такой город. Это – Хуан-Скап.

Старуха захлопнула дверь. Послышался приближающийся стук барабана. Мимо Тирея снова прошли солдаты. Впереди шёл барабанщик с тёмным лицом.

За солдатами выросла покачивающаяся фигура матроса.

– Где я? – бросился к нему Тирей.

– Ты?! – удивился матрос. – То есть, как это где? Ясно, в Тахенбаке. А вот где это ты так насосался, шустрец?

Давенат кинулся в другой переулок. Заколотил в окно. В окне вспыхнул свет. Высунулось испуганное лицо в ночном колпаке.

– Где я? – крикнул Тирей. – Ради бога!

– Стоишь на окраине Гель-Гью и не знаешь, что это Гель-Гью?

Фигура в окне испуганно шарахнулась обратно в глубь комнаты. Свет погас.

А из глубины переулка снова застучал барабан. Мимо Тирея прошли солдаты с темноликим барабанщиком.

…У столба с раскачивающимся тёмным фонарём словно врос в землю гигантский полицейский.

– Где я? – кинулся к нему Давенат.

– Бродяга? – рявкнул полицейский.

– Нет, что вы… просто я…

Успокоенный приличной манерой Давената разговаривать и его костюмом, полицейский отдал честь:

– Город Гертон, смею доложить. Представитель гертонского управления полиции к вашим услугам, милорд!

Гигант осклабился.

А Тирей уже мчался по новому переулку.

Едва переводя дыхание, он робко стукнул в какую-то дверь. Дверь мгновенно открылась, словно его ждали.

Крошечный старичок с огромной подзорной трубой в руке стоял в проёме двери.

– Вы мне не откажите сказать, где я? Будьте добры! Пожалуйста!

– Как не стыдно! – покачал головой старичок. – Вы уже с полчаса, как барабаните во все двери Зурбагана. Я за вами внимательно наблюдал!

Старичок показал на подзорную трубу, ухмыльнулся и захлопнул дверь.

Из глубины переулка нарастала барабанная дробь. Мимо снова прошли те же солдаты с окаменевшими лицами и тот же странный барабанщик.

– Где я?! – крикнул Давенат в ночь.

– Это – Лисс! – свесилась над Давенатом с балкона девочка, чем-то напоминающая Элли. – Город Лисс! Разве не видно?

Девочка исчезла.

Тирей бросился в конец переулка, и…

Словно расступились дома.

Перед ним открылась в вечернем – или утреннем – озарении живая дорога между холмами, точно совпадающая с той, которую он видел на картине в гостиной Футроза.

Давенат пошёл по этой дороге: пути назад не было.

А над ним, словно продолжение странной песенки, что возникла в его ушах в доме Футроза, зазвучало:

Давенат шёл вперёд и… – никуда.

Звучала мелодия песни.

Ночь свалилась, точно ноша, с высоких холмов.

Дорога Никуда рассекла пустыню.

…Спина Давената сгорбилась под тяжестью упакованной палатки. Тирей последним тащится за уходящим экспедиционным отрядом.

…На Дорогу налетела пенная волна. Но не смыла её, и Дорога закачалась под прозрачной толщей морской воды.

…Спина Давената напряглась: его руки с трудом ворочают огромный штурвал белопарусного корабля.

Вода закипела. На плечи Давенату легли края штормовой зюйдвестки.

Ветер стал рвать паруса. Спина Давената качнулась вместе с кораблём…

Сделала полный оборот на экране и…

Теперь это спина альпиниста, врубающего ледоруб в наледь горы…

Гигантская фигура Давената занимает весь экран.

Внизу – города, которые он проходит.

Он шагает, как Гулливер среди лилипутских строений: ноги, не прикасаясь к мостовой, шагают по улицам, где дома доходят Тирею до щиколотки…

Через город, где майской зеленью кипят улицы…

Через город с крутящимися в воздухе желтыми листьями…

Через город, где крыши покрыты свежевыпавшим снегом…

И снова Дорога, на которой все масштабы вдруг становятся реальны.

Давенат идёт по Дороге. Обогнав его, камера заглядывает Тирею в лицо.

…Идёт взрослый человек в повидавшей виды куртке. Что-то неуловимое напоминает в нём прежнего восторженного мальчика. В руке, привыкшей к тяжестям, кажется лёгким матросский сундучок.

А в мелодию песни, не прекращавшейся ни на миг, снова вплелись слова:

…Галеран, на котором почти не сказались минувшие годы, разве что морщины прорезались резче на его худощавом лице, бросил перед клерком банка увесистый мешочек.

– Вам нынче сильно везёт в игре! – с завистью произнёс клерк, взвесив мешочек на ладони.

Раскрыл его, высыпал для пересчёта золотые монеты на конторку.

– Это не моё, – ответил Галеран. – Поместите это…

– Знаю, знаю, – вежливо и по-свойски перебил его клерк. – Опять на имя пропавшего Тирея Давената.

– Да, это его деньги. Золотой Тирея оказался заколдованным.

– Мало нынче таких благодетелей! – вздохнул клерк и принялся пересчитывать деньги.

– Я не благодетель, Никс. – Ожидая конца подсчёта, Галеран раскурил трубку. – Я просто задолжал мальчику, который пробудил во мне доброе отношение к людям. Надеюсь вернуть долг мужественному и хорошему человеку. Я ни на год не прекращал его поиски.

– И игру, – ухмыльнулся клерк.

– Да.

– А если он погиб?

– Это, – Галеран кивнул на золото под рукой клерка, – на случай беды, а не гибели. Если бы он погиб, я бы перестал выигрывать. Тирей жив.

Пересчитав деньги, клерк ссыпал золото обратно в мешочек.

Галеран приподнял шляпу и вышел.

Клерк ещё раз взвесил на ладони мешочек.

– Подумать только! – не без зависти вздохнул Никс, – такое привалило парню! А он, может, сейчас стоит перед какой-нибудь паршивой харчевней и щупает свой тощий карман!

Клерк щёлкнул костяшками счётов и словно передвинул кадр…

…Тирей остановился перед вывеской придорожной гостиницы или таверны «СУША и МОРЕ».

Пошевелил в кармане малой толикой денег и вошёл…

…У окна стоял постаревший Стомадор. Посетителей не было, и Стомадор просто смотрел в окно и на море.

Давенат постоял у двери. Стомадор покосился на него и снова отвернулся к окну.

Давенат понял, что его не узнали, поставил сундучок в угол и спросил:

– Эй, хозяин, можно поесть?

– Очень мне надо заботиться о тебе! – огрызнулся Стомадор, не отрываясь от окна.

– Тогда зачем вы держите гостиницу?

– Чтобы всегда иметь возможность кому-нибудь нагрубить. И отказать. И вышвырнуть вон.

– А! Понятно. Верно, вам редко платят? Я заплачу.

– По дороге из Тахенбака в Гертон ездят приличные люди. Они всегда платят.