Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 50

Значит, в эту как-нибудь возьмем!

И однажды, нарубив ступеньки

И врезаясь с ходу, как кинжал,

Дьявольские хлопцы Кириченко

Прорвались через Турецкий вал.

Что же, фриц, не вышла остановочка?!

Дальше жди покрепче чудеса!

Хороша гвардейская сноровочка?

То-то, немец-перец-колбаса!

И хоть дали мы врагу острастку.

Но, пока тылов не подвели,

Прорвались на километр к Армянску

И шабаш! Зарылись, залегли.

И туда, где залегла пехота,

Прижимаясь кузовом к земле,

Шли машины медленно во мгле

Сквозь одни разбитые ворота.

Каждой миной огрызался враг.

Весь белел от пулеметной дрожи,

Да и был он вовсе не дурак

И про те ворота ведал тоже.

И из дальнобойки по воротам

Клал снаряды, будто сахар в чай,

Через три минуты, как по нотам,

Хоть часы по взрывам проверяй.

Выход был тяжелый, но простой:

Взрыв! И мчишься в дым без промедленья,

Проскочил — и грохот за спиной,

Не успел — остался без движенья…

2. МУЖЕСТВО

Залп наш — в семь пятнадцать, на рассвете,

Все в работе. Звякают ключи,

Сняты маскировочные сети,

И снаряды бережно, как дети,

С «газика» сгружаются в ночи.

— Что случилось? Почему затор?

Где четвертый? В чем у вас причина? —

Не пришла последняя машина.

Где-то призамешкался шофер.

И, послав его сначала к черту,

А затем по дальним адресам,

Кинулся назад комвзвод четвертой:

— Если цел — получит по мозгам!

Добежал до взорванных ворот,

Да забыл о пушке у залива.

Надо б выждать, высчитать разрывы.

А комвзвода ринулся вперед.

И когда над шпалами взметнулся

Огненно-грохочущий цветок,

Лейтенант вдруг словно бы споткнулся,

Уронил ушанку, повернулся

И скатился с насыпи в песок.

Не успел опомниться народ,

Как уже к дымящимся воротам

Пулей мчался напрямую кто-то

По воронкам, к насыпи, вперед!

Старшина присвистнул, холодея:

— Метров сто осталось… Молодец!

Только нет, ей-богу, не успеет…

Вот сейчас накроет — и конец!

Шурка, Шурка! Светлая девчонка,

Как успела, даже не понять.

Затащила взводного в воронку,

Но от взрыва некуда бежать!

Торопилась, сумку открывая,

Только вот он, леденящий вой,

И тогда, почти не рассуждая,

Кинулась, комвзвода заслоняя

От осколков собственной спиной!

В грохоте сначала показалось,

Что навеки наступила мгла,

Только смерть, наверно, просчиталась,

Лишь горячим дымом обожгла.

Ах, как время тянется порой!..

Но секунды на краю у смерти

Мчат с непостижимой быстротой,

Словно пули в пулеметной ленте.

Может, и минута не прошла,

Как взвалила взводного на плечи.

И пошла, пошла, пошла, пошла

К тем, кто мчал на выручку навстречу.

Через час, спеленатый бинтами,

Чтобы как-то боль угомонить,

Шевеля бескровными губами,

Взводный уже пробовал шутить.

— Ты, Шурок, наверно, понимала,

Что за птицу тащишь из огня.

Ты, конечно, верно рассуждала:

Вот, мол, выйдет парень в генералы

И тотчас посватает меня.

И она, укладывая в таз

Иглы и пинцет для кипяченья,

Бледная еще от напряженья,

Улыбнулась искорками глаз.

— Ладно уж, помалкивай, герой,

Униженье рода человечьего!

Просто нынче делать было нечего,

Вот я и сходила за тобой.

А сейчас вот села, пошабашила.

Ну а замуж если и пойду,

Ты уж это поимей в виду,

То никак не меньше чем за маршала.

Глава III

1. ПРАЗДНИЧНЫЙ ДЕНЬ В МОСКВЕ

Что за день сегодня, что за день!

Снег под солнцем розовато-белый,

Он душистый нынче, как сирень,

И, как плод, хрустяще-загорелый!

Солнечные зайчики сидят

На ажурных жердочках балконов,

А под ними царственно горят

Клены в звонко-ледяных коронах.

Мастер-ветер, празднично-хмельной,

Пробежит то крышами, то низом,

Белою, пушистою рукой

Полируя стены и карнизы.

Будут пушки вечером слышны,

Прошагает с песнею пехота,

Только нету никакой войны,

Нынче мирный день моей страны —

Гордый праздник Армии и Флота!

Сколько раз поздравит телефон

С праздником поэта и солдата.

Сколько прилетит со всех сторон

Телеграмм взволнованно-крылатых,

Сколько писем, сердце теребя,

Что-то стародавнее разбудят

Только знаю точно: от тебя

Ни звонка, ни весточки не будет…

2. ПЕРЕДЫШКА

Степь спала в предчувствии весны,

В зябкой дымке сумрака ночного.

Только не бывает у войны

Нн цветов, ни трепета хмельного.

Нету здесь улыбчивых зарниц,

Есть лишь брызги всполохов ракетных

Да взамен звонкоголосых птиц —

Перебранка пушек предрассветных.

Все живое словно бы во тьму

Тут в дыму сражений погружается.

Лишь сердца наперекор всему

Даже здесь порою улыбаются.

* * *

За селом артиллерийский склад.

Впрочем, склад — скорей одно название,

Просто в яме, вырытой заранее,

Штабелями ящики лежат.

Я — комбат, дежурный по бригаде,

Обошел вечерние посты.

Солнце рыжегривое в леваде,

Словно конь, ни на кого не глядя,

Мирно щиплет чахлые кусты.

И вокруг такая тишина,

Что не знаешь, да война ли это?!

Что ж, устала, видно, и война:

Ни дымка, ни взрыва, ни ракеты.

Можно сесть, пока в низине тьма,

Вынуть письма, что пришли из дома.

Мне сегодня целых три письма

Из Москвы, от мамы и знакомых.

Чьи-то руки на плечи легли.

Легкая, знакомая фигурка,

Русый локон в солнечной пыли…

— Ишь забрался, аж на край земли,

Здравствуй, что ли?!

— Ты откуда, Шурка?

— Что ж мне, только склянки да бинты?

Нынче вот решила между делом

Просто подышать без суеты.

Впрочем, что там прятаться в кусты,

Вот тебя увидеть захотела.

Господи, какая тишина!

А закат, ну как у нас в Лопасне…

Вот сейчас бы кончилась война…

Э, да что трезвонить понапрасну!

Слушай, только ты не отрицай,

Ну, насчет стихов… Ведь я же знаю.

Вот прошу, ну просто умоляю:

Сделай одолженье, почитай!

Шурка, Шурка, помнишь этот час:

Степь, затишье… В золоте закатном

Мы сидим на ящике снарядном

Как-то близко-близко в первый раз.

Впереди — минута тишины.

Позади же — месяцы и годы

Грохота, лишений и походов —

Всех «веселых прелестей» войны.

Вот мы к силуэту силуэт,

Два ремня, погоны с алым кантом,

Два лихих, бывалых лейтенанта,

А обоим вместе — сорок лет!

Тени, как десантники по склону,

Лезли вверх, бесстрастны и тихи,

А затем вдруг замерли смущенно,

Слыша, как почти что отрешенно

Я читал солдатские стихи.

Ей же богу, может быть, в стихах

Есть и вправду «взрывчатая» сила,

Коль сидишь на ящиках тротила,

На сплошных снарядных штабелях!

Шутка шуткой, а невольно где-то

Верую, волненья не тая,

Что и впрямь горела, как ракета,

Фронтовая молодость моя!

И читал я о боях, о громе,

О ветрах и гибели друзей,

А потом о нежности, о доме.

О солдатской матери моей.

Ты смотрела в поле, не мигая,

И сказала тихо, как во сне:

— Я в стихах не очень понимаю,

Только вечер нынешний, я знаю,

Навсегда останется во мне…

Может, вправду быть тебе поэтом?!

Нет, не смейся. Кончится война,

И представь, что августовским летом

Позвонит вам девушка одна.

Ну, вот так же, на исходе дня,

«Извините, если помешала!

Я стихи в газете прочитала…

Это Шура. Помните меня?»

Ты ответишь холодно и хмуро,