Рене по прозвищу Резвый - Кондаурова Елена - Страница 54

— Задира! — крикнул Рене, вертя головой в поисках нерадивого подчиненного.

Тот нашелся в группе заготавливающих факелы.

— Ты где шляешься? — вызверился на него Рене. — Я тебе что сказал? Глаз с него не спускать! А ты?

— Резвый, да ты чего? — опешил тот. — Он же с ребятами оставался!

— Вот именно, что с ребятами! — Рене неласково толкнул к нему отца Бенедикта. — С этой минуты глаз с него не спускай! Рядом с ребятами чтоб я его больше не видел! А если начнет что-нибудь говорить, возьми кляп и заткни ему рот! Понял?

Задира кивнул. Наверное, понял, потому что вид у него был явно пристыженный, что при его наглости случалось нечасто. На памяти Рене, например, ни разу. Да и на отца Бенедикта пират смотрел уже другими глазами, так что теперь молодой капитан мог быть спокоен. Вряд ли он позволит священнику мутить воду.

Нет, но каков, а? Рене уже отошел от них, но все еще никак не мог обрести душевное равновесие. Как быстро он их обработал! Еще немного, и крупные неприятности, а то и открытый бунт были бы обеспечены.

Чтобы успокоиться, Рене наорал на тех, кто делал факелы, что, мол, возятся, как сонные мухи, чем убил сразу двух зайцев. И пар выпустил, и факелы оказались готовы в рекордно короткое время.

Отдав приказ собираться, Рене подошел к индианке, неподвижно сидевшей у входа в храм.

— Ну что, мадам Чактча, вы готовы? — несколько игривым тоном поинтересовался он. В воздухе ощутимо витало напряжение, хотелось его смягчить.

— Готова, — совершенно серьезно ответила она, вставая. — Идем, Рена. Боги ждут. Где твоя карта?

— Карта? — удивился Рене.

— Да. Достань и держи в руках.

Пожав плечами, Рене вытащил карту и небрежно смял в кулаке. Интересно, она что, нечто вроде письменного приглашения, что ли? Оглянулся на выстроившуюся неподалеку от входа команду.

Индианка посмотрела на него, на храм, выдохнула и сказала:

— Идем.

И первой шагнула в темный проем.

Внутри было тихо и сыро. Где-то сбоку капала вода. Воздух был не затхлым, но все равно пахло чем-то трудноопределимым. Рене шел по коридору следом за мадам Чактча и не то чтобы боялся. Просто очень хотел оказаться подальше от этого места. Он всегда ненавидел склепы, еще со времен похорон матери. А здесь был не просто склеп, здесь было что-то еще гаже склепа. Его удерживала только мысль о золоте, а также о том, что, если он решит удрать, команда посчитает его трусом. Нет, только не это. Такой поступок для будущего барона де Гранси был абсолютно неприемлем, и он, крепко сжав зубы, приказал себе не дурить. Подумаешь, склеп. Бывают вещи и похуже.

Внезапно коридор оборвался. Каменные стены раздвинулись и исчезли. Света факелов больше не хватало, чтобы определить, где они теперь находятся. У Рене возникло иррациональное ощущение, что он маленький ребенок, лет пяти, не больше. Что он маленький и беззащитный, что он потерялся и оказался непонятно где, в темном страшном месте между небом и землей. Рене с трудом подавил желание зареветь. Удержали только намертво вбитые отцом примерно в таком же возрасте слова: мужчины не плачут. Воспоминание об отце вызывало еще один приступ желания зареветь, но тут уже Рене разозлился и усилием воли заставил себя вспомнить, кто он есть. Выругавшись, он поднял факел повыше, чтобы наконец-то рассмотреть эти чертовы стены. Не иначе, как из-за них он так расклеился.

Индианка, которая шла впереди, отчего-то остановилась, и Рене чуть не уперся ей в спину. Сзади, где шла команда, иногда раздавались сдавленные всхлипы и подозрительные стоны. Рене обернулся и пришел в ужас. У Крюка, матерого и кровожадного пирата, который шел следом за ним и которого вообще невозможно было чем-то смутить, по лицу текли слезы, и он их даже не вытирал. А наглого и язвительного Хвоста, который шел после Крюка, вообще качало из стороны в сторону. От рыданий. Это вообще ни в какие ворота не лезло. Что же, получается, наваждение коснулось не только его? Надо было что-то делать.

— Мадам Чактча. — Рене осторожно прикоснулся к плечу стоявшей перед ним индианки. Она была настолько напряжена, что напоминала натянутую струну. — С вами все в порядке?

— Разверни карту и держи ее перед собой! — прошипела она. — Я же просила!

Рене опустился на колени, положил факел и торопливо разгладил смятый пергамент на коленях. Выставил его вперед на вытянутой руке, взял факел и поднялся.

— Так?

— Так, — по-прежнему шипя сквозь зубы, сказала она. — Иди вперед!

Рене обогнул ее и пошел вперед, поминутно оглядываясь, чтобы узнать, в каком состоянии его команда. Судя по доносившимся до него звукам, в не слишком хорошем. Вот дрянь!

Рене прибавил шаг, чтобы побыстрее добраться до золота и свалить отсюда, пока они не сошли с ума в этой темноте. Это если храм так реагирует на тех, у кого есть приглашение, то как же он отнесется к тем, у кого его нет? Рене поежился. При всем своем любопытстве он не хотел этого знать. А может, он так себя ведет потому, что их приглашение устарело и стало недействительным? Об этом Рене вообще решил не думать, так спокойнее. Да и потом, на него же вся эта ерунда не подействовала, значит, приглашение еще в силе. А храму не нравится, например, что их притащилось слишком много. Самому Рене тоже бы не понравилось, если бы вместо одного приглашенного к нему заявилась сотня.

Наконец край светового пятна от факела Рене выхватил из темноты серую стену с нарисованным на ней черным дверным проемом, и он выдохнул с облегчением. Оглянулся, мадам Чактча и команда с обреченным видом шли за ним. Рене устремился к проему, надеясь, что цель близка.

Его надежда не осуществилась. После короткого коридора, такого узкого, что с трудом отделался от ощущения, что каменные стены вот-вот сомкнутся и превратят его и идущих за ним людей в лепешку, они снова вышли в огромный зал, чьи размеры не поддавались определению. Рене хотел идти дальше, но его команда была против. Пираты остановились неподалеку от дверного проема, собрались в кучу и принялись делиться впечатлениями. Кое-то без сил опустился на пол. Их голоса гулко разносились вокруг. То и дело раздавались смешки и слышались эмоциональные рассказы о том, что кому привиделось. Рене и сам с удовольствием присоединился бы к ним. Поболтать, сбросить эмоциональное напряжение, что может быть лучше? Но, когда он уже двинулся в их сторону, его дернула за рукав мадам Чактча.

— Скажи им, надо идти, — обеспокоенно озираясь по сторонам, прошептала она. — Тут нельзя стоять!

Рене удивленно посмотрел на нее. Он не ожидал, что она так быстро сломается. В дергающемся свете факела, который он держал в руке, индианка выглядела нервной и испуганной. Рене мельком посочувствовал ей. Все-таки подобные приключения не для женщин.

— Все, ребята, надо двигать! — сказал Рене, подходя к команде.

Те отреагировали без энтузиазма, что, впрочем, было вполне ожидаемо.

— Черт, Резвый, — прохрипел Топор, — дай прийти в себя! Подумать только, я так не рыдал с тех пор, как мне исполнилось четыре года. Что это вообще было? Наваждение?

— Да кто его знает? — отозвался Рене. — Может, и наваждение. Только с чего ты взял, что все уже кончилось?

Топор посмотрел на Рене и быстро наклонился, чтобы взять заплечный мешок, который он до этого поставил на землю. А так как факел был у него в руке, то он вдруг хорошо разглядел то, что было у него под ногами. Разглядел и замер:

— Эй, Резвый, глянь, что это тут?.. — дрогнувшим голосом спросил он.

Рене наклонился и увидел, что пол под их ногами стремительно покрывается мелкими белесыми насекомыми, похожими на муравьев. Они накатывали волнами, похожими на морской прилив, так же беспощадно и неумолимо, как будто говоря, бегите, если успеете.

Рене крикнул:

— Берегись! — но было уже поздно.

Насекомые поползли по его сапогам, и Рене с ужасом почувствовал, как они забираются внутрь, лезут на штаны и под них. Он затопал, пытаясь избавиться от проклятых тварей, наклонился, сбивая их руками, но только нахватал еще больше. Теперь они уже ползли у него по рукам, забираясь в рукава и стремительно приближаясь к шее и лицу. А когда Рене почувствовал шевеление в паху, он не выдержал и заорал, и его поддержал целый хор таких же воплей ужаса, издаваемых лужеными глотками его команды.