Тревожная ночь - Чуковский Николай Корнеевич - Страница 5

— Лучше бы он подох, — сказал Вислоухий, со злобой глядя на Костю. — Зачем его вытащили из воды? Он нас выдаст!

Костя чувствовал, что Вислоухий его ненавидит, но ему было все равно. У него болела голова, как-будто в нее налили горящего керосину.

— Это Йоська тащил его из воды… — продолжал Вислоухий.

— Заткнись! — крикнул маленький худенький мальчик, из черных курчавых волос которого торчали желтые соломинки.

— Сегодня заткнись, а завтра нас всех в отделение… — вымолвил Вислоухий сквозь зубы.

— Дай ему в рыло, Тарас! — крикнул курчавый привыкшим командовать голосом.

Тот, который назывался Тарасом, медленно встал. Он был широк и огромен. Кулаки его болтались как две гири. На бычьей шее сидела круглая рыжая голова. Крохотные глазки были почти незаметны на тупом безбровом лице. Он шагнул к Вислоухому. Вислоухий замолк, съежился и побледнел. И только рваное ухо его налилось от злобы кровью и стало похоже на сырое мясо.

Тарас замахнулся спокойно, словно машина.

— Оставь его! — сказал Йоська и отвернулся.

Тарас опустился на свое место.

Костя шевельнулся. Его удивило, что он раздет. Он лежал голый, прикрытый сверху каким-то тряпьем. Тут только он заметил веревку, протянутую из одного конца сарая в другой, на которой висели его собственные штаны и рубашка. У огня стояли его башмаки. Вислоухий щелкнул по каблукам пальцами.

— Рубля два за них дадут, — сказал он, но сразу осекся, угрюмо взглянув на Йоську.

Из кастрюли валил пар. Йоська обернул руку тряпкой, снял с проволоки кастрюлю и слил с нее кипящую воду в угол сарая. Поставив кастрюлю рядом с костром на землю, он запустил в нее руку и вытянул большую картофелину. Тарас и Вислоухий сели рядом с ним и все трое принялись есть горячую разваливающуюся картошку. Костя окончательно пришел в себя и поднял голову.

— Очухался, — сказал Вислоухий. — Харя!

Все мигом обернулись к Косте. Костя молчал.

— Садись, ешь, — сказал вдруг ему Йоська и строго взглянул на Вислоухого.

Костя стал подыматься, но, вспомнив, что он голый, опустился опять.

— На! — крикнул Йоська, сорвал с веревки штаны и рубашку и кинул их Косте.

— Оставь хоть сапоги-то… — сказал Вислоухий, но Йоська швырнул Косте и башмаки.

Рубашка, штаны и башмаки почти высохли и были теплые от костра. Костя надел их и встал. Голова его болела немного меньше. Он, шатаясь, подошел к котелку и сел рядом с Йоськой. Вислоухий хмуро смотрел в землю. Йоська как бы нарочно, на зло ему, старался быть как можно ласковее с Костей.

— Бери и жри, — сказал он.

Костя вытащил горячую картофелину и стал глотать ее сладковатую желтую мякоть. Соли не было, но никто, казалось, не страдал от этого. Оборвыши ели с необыкновенной жадностью. Они молчали, поглощенные едой. Слышно было только чавканье.

Костя, хотя и очнулся, находился в каком-то забытьи и видел все окружающее как сквозь туман. Он не замечал злобных угрюмых взглядов Вислоухого, который давился картошкой и пыхтел. Он не замечал, как двигались железные челюсти могучего Тараса, как раскраснелось от еды тонкое бледное личико Йоськи. Прошло много времени, прежде чем первые неясные вопросы зашевелились у него в мозгу.

— А я сегодня чуть не засыпался, — говорил Йоська. — Встретил инвалида, у которого в то воскресенье полтинник унес.

— Да ну? — сказал Вислоухий.

— Он стоял возле колбасной, где в прошлом году Тарас стекло высадил. Сам по себе стоял, без лотка.

— Узнал тебя?

— Что узнал! Если бы узнал — не беда! У него нога деревянная, не догонит. Он меня сзади за портки схватил. «Вора поймал!» кричит. Шумит на всю улицу.

— Ну! А ты что?

— Я вывернулся и ушел под ворота.

Вислоухий молчал.

— Будет облава, Йоська, — наконец сказал он. — Увидишь, будет облава!

Йоська свистнул.

— Нас не найдут, — проговорил он. — В оранжерею они не полезут.

— Выдадут нас, Йоська! Вспомнишь потом…

— Кто выдаст? — сердито спросил Йоська.

— Мало ли кто. Вот этот, хотя бы!

И Вислоухий покосился на Костю.

— Дурак! — крикнул Йоська.

Костя, поглощенный собственными мыслями, не слушал их дальнейшей болтовни. «Где я?» думал он. «Как я сюда попал?» Он помнил воду, помнил, как он бился, завязнув в черной тине, как ему хотелось вздохнуть хотя бы один раз, как мучительно, жестоко, горько хотелось вздохнуть… Дальше он ничего не помнил, кроме головной боли.

— Хорошо собак воровать, — говорил Вислоухий, наевшись. — Породистых. Спрятать и ждать, когда хозяева награждение объявят. За других собак сто рублей дают…

— Где тебе собак воровать, — сказал Йоська. — Ты думаешь, я не видел, как ты сегодня удирал от собаки сторожа?

Вислоухий вспыхнул.

— Этой собаке не жить, — проговорил он. — Я воткну в хлеб иголку и дам ей сожрать. Она живо околеет!

Костя вдруг вскочил и обернулся к Йоське, бледный и взволнованный.

— Где Валя? — спросил он.

Он сказал это так громко и неожиданно, что Йоська вскочил и отшатнулся от него.

— Где Валя? — повторил Костя вне себя от тревоги. — Что с ним случилось?

— О ком это он? — растерянно обернулся к своим товарищам Йоська.

— Твой Валя карасей кормит! — крикнул Вислоухий и вдруг захохотал во все горло наглым отрывистым смехом, похожим на собачий лай.

Костя ясно вспомнил, как, падая, облокотился он о Валино плечо, как плот подогнулся и как в воде он чувствовал под собою Валино тело. Через секунду Валя уже оторвался от него и исчез.

— Хо-хо-хо! — лаял Вислоухий, изгибаясь в восторге.

— Врешь! — крикнул ему Костя. — Врешь! — и прыгнул вперед, сжав кулаки. — Валя жив! Я пойду и найду его!

Толкнув Вислоухого в грудь, перепрыгнув через кастрюлю с картошкой, Костя кинулся к двери.

— Держи! — заорал Вислоухий и схватил его сзади за рубашку. — Он нас выдаст! Не пускайте его!

Костя повернулся, размахивая руками и пытаясь ударить Вислоухого. Но Вислоухий крепко вцепился в Костину рубашку и прятался у него за спиной. Так они вертелись перед самой дверью.

— Хватайте, хватайте его! Он уйдет! — визжал Вислоухий, чувствуя, что пальцы скользят по холсту рубашки. — Ударь его, Тарас!

У рыжего Тараса рот был полон картошки. Он медленно поднялся и схватил Костю за плечо, как раз в ту секунду, когда тот освободился от Вислоухого и уже открывал дверь. Одной ручищей Тарас поднял его в воздух, встряхнул, как пустой мешок, и швырнул на середину сарая. Костя упал ничком, перевернув кастрюлю и рассыпав горячую картошку по всему полу.

Тарас сел на него, продолжая жевать.

Побег

— Бей его, Тарас!

— Не тронь!

— Бей его!

— Не тронь!

Вислоухий в дикой злобе прыгал вокруг Тараса, размахивая кулаками и подзадоривая его. Но Тарас слушался только Йоську. Этот тупой мальчик с воловьими мускулами был по-собачьему верен хилому Йоське, которого мог раздавить одним ударом кулака. Раз Йоська говорит «не тронь!», значит трогать не надо. Тарас не любил думать. За него думал Йоська. И он спокойно сидел на спине у Кости, дожевывая картошку и не обращая никакого внимания на злобную суетню Вислоухого.

— Пустите! — сдавленным голосом прохрипел Костя.

— Я его сам ударю! — взвизгнул Вислоухий и занес босую ногу над Костиной головой.

Но Тарас слегка хлопнул его ладонью по животу, и он, скорчившись, отлетел в угол.

— Пустите! — хрипел Костя.

— Если ты его отпустишь, нас завтра поймают, — кричал Вислоухий Йоське. — Нас ищут по всему городу и итти нам некуда. Он расскажет, что мы здесь, вот увидишь, расскажет.

— Я его не выпущу, — сказал Йоська.

Вислоухий вскочил.

— Куда, же ты его денешь?

— В погреб, — ответил Йоська.

— В погреб?

— Он будет сидеть в погребе, пока мы здесь.

Вислоухий захохотал своим лающим смехом.