Тревожная ночь - Чуковский Николай Корнеевич - Страница 4

«Сейчас я буду в воде», успел подумать он и сразу же зеленая пелена скрыла от него и берег, и остров, и мостик.

Холод охватил его со всех сторон, холод сжал его бока, грудь, спину.

Валя барахтался, стараясь вырваться на поверхность. Но башмаки тянули его вниз. Он продолжал биться и вот наконец перед ним на мгновение снова возникли низкие вербы островка. Он успел вздохнуть только один раз и опять погрузился с головой.

Так долго барахтался он, то вырываясь из воды, то погружаясь снова. С каждым разом ему было все труднее высунуть лицо на поверхность, но с каждым разом остров становился все ближе и ближе. Обессиленный, полузадохшийся, он опускался, едва шевеля руками. Ноги его коснулись липкой глины.

Он побежал вперед и, почти ничего не сознавая, чувствовал, что дно ведет его наверх.

И голова его снова оказалась над водой. В какой-нибудь сажени перед ним находился остров.

Он остановился и несколько секунд громко дышал. Потом побежал, скользя и падая. Становилось все мельче и мельче. Он шел, разбрызгивая воду, и, выйдя на островок, грохнулся, подминая под себя гибкие прутья вербы.

Он лежал лицом к небу и невидящим взором смотрел на воробья, который сидел на верхушке вербы и чистил перышки. Тучи разошлись и вечернее солнце озаряло островок розовым светом.

Валя очнулся, почувствовав, что холодно. Он дрожал мелкой дрожью. Ноги его затекли, ему хотелось разуться, но он долго не мог заставить себя пошевелиться. Вода леденящими струйками текла по его груди. Матросская шапочка превратилась в тяжелый блин, плотно прилипший к волосам.

Наконец, Валя заставил себя сесть. Первым делом он освободился от шапочки. Потом расшнуровал ботинки, снял их и вылил из них воду. Скинув курточку и бросив ее в кусты, он снял рубашку. С рубашки капала вода. Он скрутил ее и выжал.

Тогда ему захотелось вытереть грудь и спину. В кустах он нашел кучку прошлогодних листьев, успевших уже высохнуть. Он взял их полной горстью и тер ими себя до тех пор, пока ему не стало теплее. Немного согревшись, он вылез из кустов и осмотрел пруд.

Берега пруда были пусты. И Костя, и три оборвыша исчезли бесследно. Одни только ивы и ракиты отражались в спокойной воде. Взглянув на эту пустыню, трудно было представить себе, что еще так недавно здесь кипела жаркая битва, летали камни, плавали крейсера.

Он стянул с ног чулки и побежал вокруг острова в одних штанишках, прилипших к телу. Вот оранжерея с багровыми от заходящего солнца стеклами. Валя на мгновение остановился. Здесь было так же пусто. Между берегом и островом спала темная вода.

Вернувшись на старое место, Валя увидел плот, который лежал на поверхности воды в двух-трех саженях от островка. Одинокий камешек, не успевший свалиться, застрял между его досками.

Ворона, тяжело хлопая крыльями, пролетела низко над водой и опустилась на плот. Вале показалось, что плот медленно движется. А вдруг его, в конце концов, прибьет к островку? Тогда Валя доберется до берега и без багра. Он сел на землю и стал следить за плотом.

Ворона ходила по доскам, качая головой. Дойдя до края плота, она стала к Вале боком, пристально глядя на него одним глазком. Ветер улегся, стало тихо-тихо. Вдалеке прогромыхал трамвай, идущий мимо сада. Вале мучительно захотелось быть на улице среди людей, домов, трамваев. О, если бы плот принесло течением к острову! Валя мигом добрался бы до берега и через десять минут был бы дома.

Плот действительно двигался. Но теперь Валя ясно видел, что его медленно относит от острова к берегу. Валя вскочил, поднял с земли камень и швырнул в ворону. Ворона сорвалась с плота, пролетела низко над водой и опустилась на берегу.

Стекла оранжереи потухли, начались долгие весенние сумерки. Валя, почти голый, снова стал зябнуть. Он не мог больше сидеть, сложа руки. Ему пришло в голову развести костер. В кармане его куртки были спички. Он достал коробок и из него вылилось несколько капель воды. Спички совсем отмокли. С некоторых из них даже слезла сера.

«Ничего, я их высушу», подумал Валя.

Он разложил их на большом плоском камне и сел рядом, прижимая озябшие голые локти к бокам. Подождав немного, он стал дуть на спички, чтобы они скорее высохли. Но спички сохли слишком медленно.

Тогда он вскочил и стал прыгать, стараясь согреться. Зубы его стучали. Он читал, что дикари добывают огонь, вышибая искры из камня. Он очистил плоский камень от мокрых спичек и положил на их место сухих прошлогодних листьев. Потом с ожесточением стал швырять в камень булыжниками.

— Бух! бух! бух! — ухали булыжники и, грохоча, отскакивали в сторону.

Валя опять подбирал их и снова швырял, напрягая все силы. Многие из них трескались и раскалывались пополам. Но искр не получалось и сухие листья не вспыхивали.

«Дикари выбивают огонь из кремней», вспомнил Валя. «Простые камни для этого не годятся. Но как отличишь кремень от простого камня?»

Ему казалось, что кремень темнее. Он стал подбирать темные булыжники и набрал их целую кучу. Напрягая все силы, швырял он их в плоский камень. Но темные булыжники раскалывались пополам и оказывались внутри светлыми.

Валя, уставший и запыхавшийся, сел на песок. Швыряние камней согрело его.

Над потухшей оранжереей зажглись первые бледные звезды, а за садом, за деревьями, все еще догорал закат. Вале хотелось домой. Он проголодался. Сейчас дома мама уже зажгла электричество, папа вернулся с работы и переодевается, а на примусе шипит чайник. Папа, верно спрашивает: «Где Валя?» А мама отвечает: «Он ушел гулять с управдомским Костей и до сих пор не вернулся». Если бы они только знали, что их Валя никогда не вернется домой, что он умрет от холода и голода на необитаемом острове!

А что стало с Костей? После того, как плот перевернулся, Валя теперь впервые вспомнил о товарище.

Валя почувствовал тревогу. Он стал догадываться, что с Костей случилось непоправимое несчастье. В чем заключалось это несчастье, он не решался себе признаться. Но тревога его все росла и росла. Неужели Костя утонул? Не может быть! Костя, верно, добрался вплавь до берега, и бежит теперь мокрый домой, к своей маме.

Вале вдруг страшно захотелось увидеть Костю. Хотя бы на секунду, одним глазком. Только узнать, жив он, или нет. Как бы выбраться с этого проклятого острова? Валя побежал бы на розыски, созвал бы людей, и они нашли бы Костю, непременно нашли бы!

Валя вскочил. В воде он увидел какой-то темный круглый предмет, который плавал возле самого островка. Валя заинтересовался.

— Что это? — подумал он и опустил босую ногу в воду. Фу, как холодно! Он зацепил странный предмет большим пальцем ноги и вышвырнул на берег.

Это была вымокшая Костина кепка.

Валя вдруг вспомнил, что у Кости карманы были набиты камнями. Они утянули его на дно. Он теперь знал наверняка, был уверен, что Костя утонул. Слезы хлынули из его глаз. В невыразимой тоске он выбежал на середину острова и закричал в темноту тонким, срывающимся от холода голосом:

— Костя! Костя! Костя!

В плену

Костя очнулся и открыл глаза. Огромные огненные языки плясали вокруг него, гудя и свистя. Костина голова от боли раскалывалась на части. Он снова опустил веки, чтобы ничего не видеть. Но уже не мог избавиться от треска огня и шума голосов. Он слышал чей-то оживленный разговор и мало-по малу стал прислушиваться.

— Я встретил сегодня Петьку Березу, — сказал один голос. — Он говорил, что ночью будет облава.

— А нам что? — ответил другой. — Петьку выволокут из его бочки, а до нас не доберутся. Про оранжерею никто не знает.

— Этот нас выдаст, — произнес третий голос, который показался Косте знакомым.

Голоса смолкли, и Костя почувствовал, что на него внимательно смотрят. Он снова открыл глаза.

Свет костра прыгал по досчатым стенам. В покатом потолке была дырка, через которую смотрела бледная звезда. Костя лежал на полу и рядом с ним горел костер, грея ему правый бок. Костер был разведен из сухих пальмовых ветвей, целыми грудами сложенных по углам. Над костром на проволоке висела черная кастрюля, в которой булькала кипящая вода. Три мальчика сидели вокруг костра и молча смотрели на Костю. Свет прыгал по их неподвижным закопченным лицам. Одного из них Костя сразу узнал. Это был Вислоухий. Его порванное ухо при свете костра казалось еще больше и свисало почти до плеча.