Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 63

   Совсем немного, совсем чуточку волшебства - большего она не может себе позволить. Но и этой малости, этой ослепительно засиявшей, рожденной из лунного света юной звезды достаточно, чтобы решить исход боя.

   ***

   Вспышка сверхновой ударила по глазам ослепительным светом. Эрелайн сбился с шага - и с непозволительной медлительностью ушел от удара, едва не попав под серебряный росчерк клинка.

   Ритм, четко выверенный, подчинивший дыхание и биение сердца, нарушился, сминая рисунок боя. Слишком резко, слишком неожиданно; так, что мысли звенят расстроенными струнами. Заученные, отточенные до совершенства годами тренировок движения давались легко, и, несмотря на смятение, он не останавливался ни на миг. Промедление - смерть.

   Что это за вспышка? Откуда? И почему так стремительно угасает?

   Угасает...

   Мысль - незначительная, пустая, прошедшая незаметно и молчаливо - вдруг увлекает за собой. Потому что там, где есть свет, всегда будет тень.

   Одного короткого взгляда хватает, чтобы принять решение, собраться, скользнуть мимо Сумеречной, еще непонимающей, что происходит...

   Еще не понимающей, что обречена.

   ...скользнуть, поднырнув под ее рукой, парировав удар - и вонзить меч в ее удлинившуюся тень.

   Сумеречная вскрикнула - не столько от пронзившей ее боли, сколько от отчаяния и злости. Эрелайн вырвал меч из густо-черной, угольной тени и сильным ударом выбил клинок из ее ослабевших рук.

   Кровь темным цветком распускалась облегающем ее камзоле. Рана глубокая, но недостаточная, чтобы обездвижить. Сумеречная попятилась - скованная, нервно-резкая в движениях, разъярённая, как дикая кошка, и такая же опасная. Жизнь оставляет ее, уходит по капле, и скоро оставит совсем. Нечего терять, зато есть, за что бороться: увести его с собой.

   Подойти к напряженно замершей, готовой ударить Сумеречной ближе, чем на три шага было смерти подобно - но в этом и не было необходимости, потому что тень-предательница ласковой кошкой льнула к его ногам и обрекала свою госпожу на смерть.

   Эрелайн коротко, не тратя сил на замах, вогнал меч в тень. Сумеречная болезненно дернулась, выдохнула - и замерла, бессильная сойти с места или шелохнуть, пока ее тень поймана.

   Замерла, ожидая решения того, кто вправе выносить приговор.

   Эрелайн медленно подошел к клинку drakkaris flamary. Правую ногу ниже колена жгло той болью, на которую до поры до времени можно закрыть глаза, но которая не оставляет ни на секунду, противно ноя. Повелитель недовольно нахмурился. Когда она успела зацепить его? И почему почувствовал боль он только сейчас? Слишком невнимательно, слишком безрассудно.

   Подойдя, склонился над ним. От сгустка мрака - черного и дымчатого, гладкого, как стекло - веяло смертью и явной угрозой.

   ...И жаром, смертельным жаром, опаляющем ресницы и опрометчиво протянутые руки.

   Он колебался лишь секунду. Потом наклонился - и поднял меч, едва заметно поморщившись: ладонь, даже сквозь вырезанную из слоновой кости рукоять, жгло дыханием пламени. Как же она держала его? Как фехтовала?

   ...Меч в опущенной руке скользил по траве, прочерчивая тонкую, незаметную взгляду борозду во влажной земле, когда он медленно шел к ней. И, кажется, все живое дрожало перед drakkaris flamary, испуганно вжималось в землю, как перед страшным предвестником врагов всего, что имеет Имя.

   - Я тоже уважаю хороших противников, моя госпожа. И готов подарить Вам чистую смерть.

   Она молчала. В глазах - холодных, прозрачных до белизны, невозможно было прочитать и тени эмоций. Только по заострившимся чертам лица, по напряжению, разлившемся в ее теле, можно было понять, что она не сломлена и, приняв судьбу, не смирилась с поражением.

   Достойно. Но - бессмысленно.

   - Прощайте.

   Клинок, сотканный из тьмы, взвивается ввысь, сорвавшись в полет - и впивается поцелуем, жестоким и беспощадным. Сумеречная, чьего имени он так и не узнали, даже не успевает вскрикнуть: только вздрогнуть, слабо вздохнув - и истаять в объятиях ночи. В один миг, вздох, в один короткий удар взволнованного, растревоженного сердца.

   ...истаять, как ушел бы он.

   Эрелайн разжал пальцы, выпуская жгущий ладони меч. Развернулся, шагнул к дрожащей серебряной тенью, как блик на воде, Ириенн - и замер, скривившись от боли. Проклятый порез! Когда же он исчезнет?

   Переборов слабость, он возобновил шаг.

   ***

   ...Эрелайн подошел к ней, прихрамывая на одну ногу. Иришь, обессилевшая и привалившаяся к мягкой, теплой и шершавой коре, напряглась. Сердце отсчитывало дробь на каждый его шаг. Лунный свет, укрывавший ее дымчатым шлейфом, постепенно рассеивался, истаивал, и вместе с обликом прояснялось ее сознание.

   Зачем она помогла ему?! О чем думала?! Смотрящие в ночь - чудовища, только притворяющиеся людьми. Только тьма в душе; тьма и ложь. Тьма, что сжигает их сердце. Тьма настолько сильная, что плещется в глазах, грозя выплеснуться через край.

   Почему он не умер сегодня, вчера, год, два, десять назад?! Почему не погиб в восстании?! Какая жестокая насмешка судьбы! Как та, что сейчас кривит его губы... о нет, даже не надейся обмануть еще раз! Правду не скрыть. Правда - в звездных колодцах глаз. Ее не спрятать за маской, ее не скрыть под шелками, не искупить лживой улыбки.

   - Леди Ириенн, - шепчут его губы, тихо и грустно, устало. Но им не обмануть ее.

   Иришь вжимается в дерево, стискивает до боли пальцы.

   Эрелайн останавливается, не решаясь приблизиться.

   Сделай еще хоть шаг, только посмей!

   - Леди Ириенн, позвольте мне...

   Еще один шаг, тонущий в мягких касаниях трав.

   И она не выдерживает.

   - Не смей! - взвизгнула Иришь. - Не подходи ко мне, чудовище!

   Он вздрогнул, точно от пощечины. А страх, страх и злость, что копились в ее сердце весь этот бесконечно долгий вечер, весь ужас от осознания того, Чем он является; вся ненависть, копившаяся годами, выплеснулись в едином порыве.

   Иришь кричала, почти не помня и не понимая, что говорит:

   - Не смей подходить ко мне, прикасаться ко мне! О, драконье пламя, какой же я была идиоткой! "Взгляд, как будто заглядываешь в бездну"... как можно было сразу не понять?! И как еще не понял никто? Почему ты еще жив?! Как смеешь ходить среди нас, ты, чудовище? Ты, тот, что несет смерть и тьму?! Как смеют твои поданные, твой дом, молчать о том, Что ты?! Глупцы, безумцы!

   Эрелайн ссутулился, опустил взгляд, закрыл глаза... Иришь почти чувствовала, как от каждого ее жестокого слова, каждого вскрика он вздрагивает, как под плетью. Видела, понимала, и уже жалела о сказанном - но не могла остановиться. Безумие истерики охватило ее, и она не могла противиться, выкрикивая все новые и новые проклятья, все взмахивая и взмахивая плетью. Нервы не выдержали обрушившегося горя, и непролитые слезы вылились в ярость и злость. И чем больнее ее слова задевали Эрелайна, тем сильнее становилось злость. Та Иришь, настоящая, - слабый отголосок разума в буре чувств - ужасался, но не мог прекратить этого сумасшествия.

   А та, кто овладела ей, замерла, переводя дух, и рассмеялась - нервно, истерически. И, повернувшись к нему, выдохнула со смехом, уже не крича, а сладко и тихо.

   Выдохнула, зная, что это ранит его как ничто другое:

   - Какие же мы глупцы! А я-то, дура, думала, гадала: как же так вышло? Восстание в доме Пляшущих Теней - невозможно, немыслимо! Столько тысяч лет дом вьер Шаньер, Владык Теней, стоит во главе! Безупречные во всем, верные долгу вьер Шаньер! Самые верные, самые благородные - безупречные... А тут - восстание! Подумать только: мы вас еще жалели! А вы получили по заслугам!

   Иришь вдруг замолчала, только сейчас уловив изменения, произошедшие в Эрелайне. Он больше не стоял, опустив голову, молча принимая ее хлесткие удары, а смотрел прямо на нее.