Увертюра ветра (СИ) - Элер Алиса - Страница 49

   - Когда-то, - помедлив, негромко начал я, - одного-единственного Слова было достаточно, чтобы "низвергать города и поднимать горы". Прежняя, выстроенная еще aelvis, а не людьми, Ильмере пала во мраке Тысячелетней ночи не от пламени, и не от осадных орудий, а от Слов сказителей, ставших по разные стороны в войне. Это было пять тысяч лет назад, когда эра Расцвета только-только пошла на убыль. А еще раньше, в Час драконов, те, кто были до нас, сумели расколоть материк и сковать драконов, погрузив их в сон среди льдов и океанской соли. Драконов, Камелия. Тех самых, чье присутствие искажает мир, заставляя корчиться в агонии, чья безмолвная Песнь порождает в звонкой и тонкой мелодии мироздания диссонансы. Драконов, в чьем дыхании aelvis тают так же легко, бесследно, как утренняя дымка в первых лучах солнца. Они - ничто; воплощенный хаос, вырвавшийся в мир из нижних Граней реальности и враждебный ему по самой своей сути. Все, что мы могли им противопоставить - Слово, как высшее проявление порядка. А теперь? Чего теперь стоят наши слова - обветшалые, утратившие подлинное значение и лишенные власти над всем? Можем ли мы вызвать Словом хотя бы рябь на воде? Прежде почти каждый волшебник был сказителем, а теперь? Я не встретил ни одного, хотя, поверьте, был знаком едва ли не со всеми ведущими чародеями Северы. А я... вы ошибаетесь, если думаете, что я действительно могу то, о чем шепчут старые сказки. Подчинить кого-то своей воле, слышать и слушать ветер... может быть, разбить сад, ключ, бьющий из под земли... даже, пожалуй небольшую скалу. Но горы, теряющиеся в небесах? Сковать драконов, одна Песнь которых лишает любого aelvis сил сопротивляться, бороться, мыслить? Она вытесняет все, взамен даря боль - невыносимую, мучительную, сводящую с ума. Fae слышала Песнь, и что с ней стало? Безумие, ненависть, одна только боль и смерть. Сможем ли мы противопоставить драконам хоть что-то? Мне кажется, нет. Утратили ли мы себя? Да. Кто, в общем-то, такой сказитель? Всего лишь тот, кто слышит Волю. Слышит - и воплощает Ее. Это и есть подлинное волшебство, Камелия. Это, а не потоки манипулирования потоками сил и природных энергий. А сейчас Ее почти никто не слышит, и Она не снисходит ни до кого. Это не врожденное качество, не какое-то мифическое благоволение, а просто умение слушать - и слышать. Так просто - и почти невозможно. Поэтому, да, Камелия. Мы утратили себя, и теряем, с каждым мгновение, все больше. Я даже не уверен, можем ли мы называться aelvis, бессмертными - или уже потеряли на это право?

   Тишина, робкой гостей пришедшей с первым моим словом, теперь, когда последний отголосок затих, стала полновластной хозяйкой. Расправила плечи, вздохнула свободно - и, сладко жмурясь, подставляя личико солнцу - закружилась по поляне, приминая легкими шажками траву.

   - И что теперь? - неожиданно хрипло спросил Нэльвё, не сводя тяжелого взгляда с fae.

   - Что теперь? - слабо улыбнувшись, повторил я. Тишина брызнула переливчатыми искорками-бликами. - Полагаю, будет неплохо, если ты предашь тело fae земле. Она, конечно, не восстанет блуждающей тенью, но и не станет частью чуждого ей леса. Обед отменяется по причине отсутствия обеда: сначала кашу разварили, потом - сожгли, еще и каждый счел своим долгом пнуть котелок. Оно и к лучшему: обстановка все равно, кхм, к еде не располагает. Так что собираем вещи и едем дальше, перекусив что-нибудь на ходу. До того, как совсем стемнеет, у нас еще есть часа полтора-два. Хотелось бы провести их с толком, и прибыть завтра в нис-Эвелон как можно раньше.

   - Что, прости? Куда прибыть? - переспросил, точно решив, что ослышался, thas-Elv'inor.

   - В нис-Эвелон. Город в Лесу Тысячи Шепотов, - невозмутимо пояснил я.

   - Мы же собирались в Зеленые долины... - подала голос совершенно запутавшаяся Камелия.

   - Собирались. И собираемся сейчас. Просто теперь мы поедем через Лес, а не в обход.

   - Но вы же говорили, что нас туда не пустят!

   - Сказителя - пустят, - проскрипел зубами Нэльвё.

   - Я желанный гость, а не просто сказитель, - наверное, излишне резко ответил я, среагировав на звеневшие в голосе Отрекшегося раздражение и издевку.

   Не дождавшись ответа, я развернулся и молча направился к лошадям.

   - Зачем нам в Лес? - окрик Нэльвё остановил меня, когда я уже коснулся поводьев Стрелочки. Пальцы дрогнули, соскользнув с распутываемого узла.

   Помедлив, я обернулся к нему и, как бы продолжая незаконченный у озера разговор, ответил:

   - Исправлять ошибки.

   - Ошибки прошлого исправить невозможно, - не сводя с меня пытливого взгляда, отрезал бессмертный. Напрасно: я не собирался лгать или лукавить. - Ты это прекрасно знаешь. Особенно - таким образом.

   - По-моему, исправлять ошибки, которые невозможно исправить, можно только самым невозможным образом, - с улыбкой ответил я, отворачиваясь и возвращаясь к прерванному занятию.

   - Бессмысленный набор слов.

   - Жаль, если это так.

   Стрелочка ткнулась мне в ладонь сначала просительно, потом - укоризненно. Прости, не подумал прихватить что-нибудь вкусное.

   Я рассеянно провел рукой по гриве лошадки. И лаконично ответил:

   - Я должен сказать Shie-thany, что fae предгорий слышали Песнь, и что драконы проснулись и готовы вырваться на волю.

   - Ты думаешь, они сами об этом не знают? - грубо перебил меня Нэльвё.

   - О чем-то знают, что-то только предполагают. Голос сказителя - Ее голос. Он разрешит сомнения. А если и без того знают... близится Час драконов. Ни у кого из нас не останется выбора. Особенно у меня. Я не имею права оставаться в стороне.

   - А если я откажусь идти с тобой? - с какой-то странной, пытливой интонацией, спросил Нэльвё. Я не видел его лица, и потому не мог понять, с каким выражением он говорил это и чего хотел добиться.

   Зато в моем голосе отчетливо звенел лед:

   - Тогда ты просто дурак, По сравнению с приходом drakkaris ничто не имеет значения. К тому же, - с мрачной улыбкой добавил я, - ты обязан делать то, что скажу я.

   - За это я вас и презираю. Прикрываетесь высокими словами, а на деле всего лишь преследуете свои цели, - выплюнул он с неприкрытым отвращением.

   - Ты прекрасно знаешь, что это не желание, а долг, - резко ответил я, раздражаясь на несправедливость и глупость его обвинений. Настолько, что отпустил поводья и обернулся, смиряя его взглядом. - Причем и твой, и мой - раз уж наши дороги так причудливо пересеклись - но продолжаешь спорить. По-моему, тебе претит сама мысли о том, что ты должен подчиняться мне. Кажется, я этого не прошу. И никогда не просил. Поэтому хватит препираться. Я даже готов сделать вид, что возглавляешь нас ты - мне нет до этого дела. Только иди.

   Лицо Нэльвё, прежде выразительное, отражающее всю гамму эмоций, обернулось непроницаемой маской.

   Ничего не сказав, он направился к своей Стрелочке, даже не взглянув на меня. Его лошадка тихо, как-то жалостливо ржала и топталась на месте, словно чувствуя хозяйское недовольство. Но бессмертный не замечал этого ни пока отвязывал ее, ни когда вскочил в седло и, ударив каблуками, пустил вскачь.

   ***

   - ...до Леса меньше двух часов езды.

   Голос - усталый, охрипший за бесконечно-долгий день, вплетающийся в негромкое, уютное потрескивание костра и музыку ночи. Она, таинственная, непостижимая, звучала во всем - или это все звучало в ней? - в этот глухой, полночный час; была самой его сутью. Стоило лишь стихнуть последним отголоскам сказанного, небрежного, брошенного в ночь; стоило молчанию опуститься на плечи, - мягко, неторопливо, точно оброненному чьей-то рукой платку - и стрекот сверчков, шелест листвы под мягкими лапами и ласковыми пальцами ветра, перебирающего непослушные кроны, сплетались в переливчатую мелодию.

   Нэльвё рассеянно кивнул. Шальные тени костра с геометрической резкостью и четкостью линий обрисовали острые, угловатые черты лица. Усталость, которую днем еще можно было спрятать за улыбками и смехом, проступила с беспощадной правдивостью. Глаза - не переменчиво-аметистовые, а потемневшие, поблекшие - глядели устало, измученно... так смотрят давно и безнадежно больные.