Сэр Евгений. Дилогия - Тюрин Виктор Иванович - Страница 138

‑ Мир вам, дети мои! Аминь! ‑ после чего давал целовать серебряное распятие, взятое им на время из замковой часовни.

Большая часть осужденных в ожидании смерти, настолько измучила себя мыслями о казни, что сейчас находилась в прострации, походя на бездушных кукол. Ко всему, происходившему вокруг них, они обнаруживали очень слабый интерес, захваченные всепоглощающей мыслью о смерти. Зато два из пяти итальянцев впали в другую крайность. Они громко и истово молились, прервавшись только для того чтобы с особой страстью облобызать распятие, после чего один продолжил свои молитвы, а другой же во всеуслышание стал просить господа Бога простить все его прегрешения. Еще один итальянец выделился из своих соотечественников тем, что не стал целовать крест, а вместо этого вскинул голову и, глядя мне прямо в глаза, крикнул:

‑ Я буду ждать тебя в аду, английский пес!

Это был тот самый часовой, которого был наказан мною за сон на посту, он же и стал организатором заговора.

За процедурой казни наблюдали не только мы, но и вся герцогская армия, привлеченная столь увлекательным для них зрелищем. После того как офицеры получили письмо от маркиза, наступило перемирие, благодаря которому войско герцога сейчас беспорядочно толпилось по другую сторону рва. Я смотрел на оживленные лица солдат противника и подумал, что для большинства ярким пятном в памяти останется именно сцена казни, на фоне ничем не примечательных трех недель осады.

Солдат, изображавший священника, обошел всех приговоренных и отдал распятие одному из своих товарищей. Затем подошел к первому из заговорщиков, возле которого уже стоял палач. Они помогли ему встать на ноги, после чего палач подтащил того к краю стены и выжидающе посмотрел на меня. Я махнул рукой. Казненный, стоя на краю высокой стены, очнулся от своего забытья и дико закричал. Сильный удар в спину оборвал истошный вопль. Новый крик не успел еще набрать силу, как петля, захлестнув шею, оборвала вопль. Тело с тяжелым шлепком врезалось в стену, пару раз подпрыгнуло на спружинившей веревке, после чего осталось висеть почти неподвижно, слегка покачиваясь. Толпа тут же качнулась к краю стены, а в следующий миг воздух взорвался от криков, свиста и грубых шуток. Я бросил искоса взгляд на юную графиню. Судя по ее порозовевшим щечкам и прерывистому дыханию, она была взволнована, но держала себя в руках, в отличие от ее служанок, которые выражали свои чувства с детской непосредственностью, громко ахая и всплескивая руками. Ее избранник старался выглядеть невозмутимо, но ему это плохо удавалось. Бледный как полотно, он учащенно дышал, часто сглатывая слюну.

В следующую минуту к краю стены подвели второго из приговоренных. На вид он выглядел отвратительно. Бледное лицо, по которому струился пот, запавшие глаза, очерченные черными кругами, подгибающиеся колени и крупная дрожь, сотрясавшая его тело. Не успел я поднять руку, как смертник неожиданно повернул голову в мою сторону. Наши взгляды встретились, и я увидел клубящийся в глазах всепоглощающий страх, который ел его заживо. Он был уже не человеком, а живым трупом, только еще не осознал этого. Я махнул рукой. Потом еще,…. И каждый раз воздух буквально взрывался от дикого рева возбужденной толпы.

После казни, собрав своих офицеров, я отдал ряд приказов, потом навестил раненых, проверил караулы и отправился в свою спальню с твердым намерением выспаться за все‑то время, когда такой возможности не было. С мыслью, что если даже небо упадет на землю, и все вокруг будет рушиться, буду спать и счастливо улыбаться во сне, я стал раздеваться. Вдруг в дверь раздался легкий стук.

"Что за черт, кого еще несет?".

Подошел к двери.

‑ Кто там?

‑ Это я.

Отодвинув засов, я широко распахнул дверь. На пороге моей комнаты стояла графиня Беатрис ди Бианелло, закутанная в длинный плащ. Посторонившись, пропустил ее, затем закрыл дверь на засов. Пройдя к кровати, она скинула с плеч плотный плащ и осталась… в ночной рубашке. Если в прошлый раз она приходила купить верность и благонадежность своего капитана, то сейчас пришла как женщина к мужчине. Подойдя к ней, я осторожно положил ей руки на плечи, но уже в следующее мгновение мои губы впились в нежные губки графини. Дальше я мог вспомнить только урывками.

… Я целую ее лицо, ласкаю грудь, пока она не становиться упругой…. Ее длинные стройные ноги обхватывают мои бедра и давят, вынуждая проникнуть в нее до конца. Замираю на какое‑то мгновение, наслаждаясь, но нетерпеливый рывок ее бедер, заставляет меня снова начать движение. В какой‑то момент нежность исчезает, на ее место приходит животная страсть.

… Мы лежим поверх смятых простыней. Одеяло с подушками на полу. Ее голова у меня на плече. Ласкаю ее сосок и шепчу ласковые слова,…

Вдруг она отстраняет мою руку и резким движением поднимается с кровати. Подойдя к столу, берет изящно выполненную фигурку распятого Христа. Перевалившись на бок, любуюсь ее изящной фигурой, стройными ногами и упругой полнотой груди. Но только я протянул руки к Беатрис, подошедшей к кровати, как она отшатнулась и произнесла:

‑ Поклянись сыном Божьим, Томас, что не расскажешь о нас никому и никогда! Клянись!

В следующую секунду у меня перед носом оказалось распятие. Несколько мгновений я критически разглядывал деревянный крест, с маленькой фигуркой изогнувшегося в смертных муках Христа, вырезанной из пожелтевшей от времени кости. Затем постарался придать серьезность лицу и вложил как можно больше торжественности в голос:

‑ Клянусь, моя госпожа! Клянусь Господом, создателем всего сущего, что о нас никто и никогда не узнает! Если преступлю свою клятву, то не стоять мне пред вратами в царство Божье!..

После того, как я закончил говорить и поцеловал распятие, она удовлетворенно кивнула, потом вернулась и поставила его обратно на стол. В нетерпеливом ожидании я снова протянул к ней руки, но она, не обращая на меня внимания. подняла с пола свою рубашку и стала ее надевать. Недоумевающий, я вскочил с кровати, но резкий жест ее руки красноречиво показал: не подходи!

‑ Почему ты уходишь?

‑ Потому что так надо, мессир капитан.

Это обращение, сказанное в холодном тоне, было сродни отрезвляющему душу, который разом смыл страсть. На её место пришла злость.

‑ Это все, что ты можешь мне сказать?

‑ Капитан, старайтесь не переступать правил приличия, когда говорите со своей госпожой!

"Она использовала тебя! Как жеребца! По своей прихоти!".

С невероятным трудом я удержался от грязного жеста, подкрепленного отборной руганью, но, судя по моему взбешенному виду, графиня поняла это и без слов. Однако вместо того, чтобы окинуть меня презрительным взором госпожи, на ее губах промелькнуло нечто вроде улыбки. И ее взгляд! Это был взгляд умудренного взрослого, смотрящего на шалости ребенка. Мой разум отказывался понимать происходящее. Прежде чем успел осознать, что делаю, я произнес:

‑ Надеюсь, моя госпожа, я заделал вам ребенка. Подарок на долгую память!