Слушайте звезды! (сборник) - Шитик Владимир - Страница 101

Так. Мне объявили десятиминутную готовность. Десять минут — это достаточно долго. Есть время подумать…

Звездная Академия… Я пришел туда еще мальчишкой. Первый курс — селенографическая экспедиция. И Луна уже сотни лет как обжита, и случиться ничего не может, как не может ничего случиться в хорошо ухоженном городском сквере. А вот на тебе, случилось. Глайдер угробил, сам три дня со сломанной ногой валялся. Второй курс — курсовая работа на Марсе. Третий — спецсеминар по палеоконтакту на Земле. Наска, Туркмения, Сибирь. Четвертый — диплом на Япете. Отлично. И вот теперь через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы Вселенной. Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты…

— Дается зажигание.

— Вас понял: дается зажигание.

— Предварительная ступень… Промежуточная… Главная… Подъем!

— …

Я ничего не ответил, да они и не ждали. Это Минута Тишины в эфире. Оно, слово, имело право звучать только один раз. И об этом знали. Знали оставшиеся внизу, знали его друзья, пошедшие вслед за ним. «Я услышал свист и все нарастающий гул, почувствовал, как гигантский корабль задрожал всем телом и медленно, очень медленно оторвался от стартового устройства… Рев двигателей. Многотонная колонна зависает в воздухе, дрожащем и тающем, а затем лениво и плавно уходит ввысь. Захватывающее зрелище, даже когда знаешь все это наизусть. Голубое небо, веретено корабля и грохочущие дюзы… Но это для них, тех, кто остался внизу. А мне — пятьсот секунд полета «на взрыве».

Начали расти перегрузки. Я почувствовал, что какая-то непреоборимая сила все больше и больше вдавливает меня в кресло. Было трудно пошевелить рукой и ногой. Перегрузки все возрастали, Да, перегрузки росли. И я был рад. Я радовался этой тяжести, как радуются победе. Ведь это было настоящее. То немногое, что мне досталось…

Земля напоминала:

— Прошло семьдесят секунд после взлета. Я ответил:

— Понял вас: семьдесят. Самочувствие отличное. Продолжаю полет. Растут перегрузки. Все хорошо.

Ответил бодро, а сам подумал: неужели только семьдесят секунд? Секунды длинные, как минуты. Минуты… А мне хотелось, чтобы эти секунды длились часами. Ведь этих секунд и минут так мало. Мало для меня и этого островка земной жизни диаметром чуть больше двух метров. Запасы пищи, воды, регенерационных веществ и емкость источников электропитания рассчитаны на полет длительностью до десяти суток. Это — из технического описания. Это — на случай отказа двигателя. Корабль затормозится в атмосфере и через несколько суток совершит посадку в одном из районов земного шара. Это — для тогда. Когда могло случиться все. Могло, но не случилось. А сейчас в случае отказа меня мягко подхватят магнитные ловушки и аккуратно поставят в один из ближайших доков. Только и всего. Даже обидно, что рисковать-то л сейчас не могу. Ведь для него полет — Подвиг. А для меня? Что значит этот полет для меня? Я протянул руку к бортовому журналу: …Отчетливо вырисовываются горные хребты, крупные тени, большие лесные массивы, пятна островов, береговая кромка морей. Я видел Солнце, облака и легкие тени на далекой и милой Земле. Сейчас у него уплывает карандаш и он станет громко диктовать свои впечатления на магнитную ленту…

Земля… А ведь действительно, для того, чтобы понять, как она тебе дорога, просто необходимо взглянуть на нее вот так, в маленький иллюминатор с оптическим ориентиром. Сколько же ей пришлось вытерпеть?! С тех пор, как человек почувствовал себя царем и стал царствовать, глупо и неумело. Травил ее кислотными дождями, вырывал ее зеленые волосы. А сейчас она летит во Вселенной, светлая и голубая. Он видел ее такой. И теперь, когда межзвездные корабли стартуют с орбиты Марса, когда юркие планетолеты доставляют пассажиров на Луну в считанные минуты, нам некогда взглянуть на свою планету пусть в маленький, но так много открывающий иллюминатор.

Корабль вышел на орбиту — широкую космическую магистраль. Наступила невесомость — то самое состояние, о котором еще в детстве я читал в книгах К. Э. Циолковского. Сначала это чувство было необычным, но вскоре я привык к нему, освоился и продолжал выполнять программу, заданную на полет. Вот оно, передо мной. Отпечатанное на бумаге, оттиснуто золотыми буквами. Полетное задание № 1. Его знает наизусть каждый космонавигатор: «Одновитковый полет вокруг Земли на высоте 180–230 километров продолжительностью 1 час 30 минут с посадкой в заданном районе. Цель полета — проверить возможность пребывания человека в космосе на специально оборудованном корабле, проверить оборудование корабля в полете, проверить связь с Землей, убедиться в надежности средств приземления корабля и космонавта».

И это задание я не выполню. Потому, что оно было задано не мне. А что касается проверки возможности пребывания, то она, эта возможность, уже проверена, и не раз. Проверено и оборудование корабля. И глазок телекамеры также прекрасно видит мое лицо, как видел его лицо в тот день, когда высота была 327 вместо положенных 230, когда полетное время было на 18 минут больше предусмотренного полетным заданием. Когда весь мир восхищался этим беспримерным подвигом. Когда за ним наблюдали только с Земли, а не со множества кораблей и обсерваторий. Вот они, эти корабли. В небе над Землей загорелись тысячи новых звезд. Станции, космогородки, стапели… И все, кто сейчас на орбите, и те, кто еще только на подходе к Земле, все они следят за мной — маленькой и чуть заметной пылинкой на фоне их родной и любимой планеты. И все они узнают корабль и глядят на свои приборные панели. Ведь его портреты есть в каждой рубке. В каждой… кроме, пожалуй, этой. Да здесь портрет и не нужен. Потому что это его корабль, вернее — молекулярная копия. Он сидел в этом кресле, смотрел в этот иллюминатор, сжимал ручку управления. А потом столица будет встречать его, Первого Человека… Он шагнет на ковровую дорожку, бегущую от самолета, и спокойно и уверенно пойдет по летному полю. А миллионы людей замрут в волнении и станут завороженно глядеть на его ботинок. Там развязался шнурок… И все будут переживать, вдруг наступит, споткнется… А он шел весело и широко…

Теперь я хочу рассказать о своих мечтах в той области человеческой деятельности, которая стала моей профессией, пока еще редкостной и необычной… Не отрываясь от реальных возможностей науки и техники, а лишь слегка вторгаясь в область фантастики, я стараюсь представить себе, как одна за другой воздвигаются гигантские ступени, ведущие человека во Вселенную… Все чаще будут взлетать в космические дали лаборатории. И наступит наконец день непосредственного контакта с Луной. Возможно, кто-нибудь упрекнет меня в том, что мечты мои слишком робки, что пройдет еще лет десять — пятнадцать, и не только на Луну, Венеру и Марс, но даже на Меркурий и Плутон будут уже летать тысячи туристов. Так обязательно будет, но, думаю, в другие, более отдаленные эпохи.

Он был прав. Первый Человек в Космосе. И мы благодарны ему. И сейчас каждый выпускник нашей Звездной совершает свой первый самостоятельный полет именно на его корабле. Космическом корабле «Восток» без порядкового номера. Именно в этой кабине, в этом неповоротливом скафандре, и именно 108 минут. Чтобы потом, ведя современный комфортабельный лайнер в глубинах дальнего космоса, нести с собой малую частицу Великого Подвига — память об этом полете и о том, кто совершил его Первым.

Этот полет — почетное право. Право! Право любить свою Землю и ее людей. Право открывать новые миры и себя в них. Право сказать при встрече с далекими и желанными братьями: «Я — сын Земли!» Право…

— Докладывает курсант-стажер Гранин. Первый самостоятельный полет завершен! К новым полетам готов!

Александр Силецкий

Зимарь

Зима в тот год надвинулась внезапно.

Листья на деревьях, не успев облететь, поникли, съежились и бурыми колокольцами нелепо болтались под ударами ветра на мерзлых ветвях.