Тросовый талреп - Льювеллин Сэм - Страница 15

Но это было только одно из объяснений случившегося. Другое заключалось в моей уверенности, что, прожив здесь много лет, она оставалась одинокой.

И последнее объяснение нравилось мне куда больше.

Легкий ветерок налетел на залив со стороны материка, силы в нем было два-три балла, и он лишь чуть-чуть пускал рябь по плоскому зеркалу воды. Я поставил на фок-мачте все три стакселя. Ветерок с мягким хлопком наполнил их. «Дельфин» скользил от причала с радующим меня ускорением. Великолепное судно ничуть не утратило своих качеств.

— Как быстро! — сказала Фиона.

Ветерок трепал ее темные волосы. Она выглядела задумчивой и взволнованной. Я передал ей штурвал, переместился вдоль борта и стал поднимать главный парус. «Дельфин» накренился, пузырьки в кильватере тоненько зашипели. Фиона засмеялась с искренним удовольствием.

— Что это за посудина? — спросила она.

— СППК, — ответил я. — Сверхлегкий перемещающийся парусный катер. Может идти на парусах над водой, а не только по ней.

— Замечательно, — сказала Фиона.

Выступающие над морем утесы стремительно приближались к нам. Восемь узлов скорости показывали приборы и еще четыре добавляло течение. Мы вылетели из теснин и увидели «Флору». Траулер медленно двигался в направлении виднеющегося вдали Хорнгэйта. Из-под бушприта «Флоры» расходились тонкие белые усики. Мы проскочили мимо нее в один миг, словно она стояла на месте. Фиона повернула нос «Дельфина» на северо-запад, и ветер задул нам в бок. Я выровнял судно, поигрывая мощными тросами лебедок, пока паруса не потеряли силу и кильватер не заструился белой водой из-под транцев с мощным шипением, характерным для высокой скорости.

Далеко не каждый может заставить «Дельфина» идти таким вот образом.

— Вы это делали и раньше, — сказал я.

Фиона перевесилась через штурвал, вглядываясь в какую-то точку в северной оконечности бухты. Потом повернулась ко мне и одарила яркой улыбкой.

— В бухте Сан-Франциско, — сказала она. — У папы было судно водоизмещением в тонну.

У меня совсем не было времени ее расспрашивать, даже если бы я отел этим заняться. Под неожиданным ударом ветра «Дельфин» накренился набок. Впереди я увидел этакий таран из раскрошенной скалы, взбивающий сахарно-белую пену. Фиона обошла этот таран в паре сотен ярдов от правого борта, а эхолот показал глубину в шестьдесят метров.

По правому борту лежала группа низких островов, рассеянных по морю, то и дело менявшему цвет от глубокого голубого до типичной для Карибского моря бирюзы. Вдоль линии ближнего берега я успел заметить проблеск серебристо-белого песка, сверкающего на солнце.

— Отлично прошли между скалами, — сказала она. — Это все ваш катер. Ваше управление.

Внезапно эхолот показал всего семь метров глубины. Мы шли по сильному ветру. «Дельфин» круто накренился. Щеки Фионы покраснели от ударов ветра.

— Разве это не прекрасно? — спросила она.

— Сейчас бы завернуться в какой-нибудь парус, — сказал я. Я занят по горло, наблюдая за ориентиром, который она мне указывала на ходу, за эхолотом и за скалами, которые темнели в воде по левому и по правому борту. «Прекрасно» — было не тем определением, которое преобладало в моем сознании. Но мы продолжали идти, не сбавляя скорости. И наконец проскользнули между двумя островками в этакую подковку сверкающего белого песка.

Легким движением штурвала я положил яхту носом к ветру, и главный парус обмяк. Якорь полетел в воду. Какая-то рыбачья плоскодонка была причалена по линии прилива. Следы ног вели вверх по песку к серому бетонному сараю, стоявшему в скалах, как раз над отметкой наивысшего уровня подъема воды. У сарая был припаркован здоровенный грузовик с надписью на борту: «Транспортные перевозки. Дренек — Сент-Мало». Стайка чаек сидела на его брезентовой крыше.

— Дональд дома, — сообщила Фиона.

— Оставайтесь здесь, — попросил я.

Я перекинул через перила надувную лодку «Зодиак» и погреб к берегу. Песок под моими ногами был мягким. Грузовик стоял на дороге, на узкой ленте усеянного выбоинами гудрона. Из сарая слышались голоса. Я заглянул в дверь. В цементном полу сарая были устроены три больших резервуара. Внутри этих резервуаров ворочались черно-голубые омары с резиновыми лентами на клешнях. Они были отсортированы по размерам. Дональд наблюдал за водителем грузовика в голубом рабочем комбинезоне, подписывавшим какую-то бумагу.

— Отлично, — сказал водитель грузовика. — До свидания.

Проходя мимо меня, он кивком пожелал доброго утра и забрался в кабину грузовика. Двигатель запыхтел, потом заревел, выбрасывая черные выхлопы. Дональд вышел следом.

— Доброе утро, — сказал я.

На меня глянули темно-коричневые глаза с желтоватыми белками. Нос у Дональда был слишком длинным и острым, а рот — слишком маленьким, почти лишенным губ, а брови слишком густыми.

— Едет в Британию? — спросил я по-свойски.

— Это написано на грузовике, — буркнул он.

— Я полагаю, они поступают как хотят, — сказал я.

— Возможно, — согласился Стюарт. — А вы чего хотите?

— У вас была встреча с Джимми Салливаном накануне того дня, когда он исчез, — сказал я. Стюарт, набычившись, смотрел на меня из-под густых бровей, словно боксер. Во рту у меня пересохло. От него так и несло духом насилия. — У вас была ссора с Джимми. По какому поводу?

— А вы кто такой? — медленно спросил он.

— Я адвокат, действующий от имени друзей Джимми. Я хочу знать, о чем вы спорили с ним неделю назад, в прошлый понедельник.

Он промолчал. Гвоздики в подошвах его сапог проскрежетали по скале. Он захлопнул двери сарая и задвинул засов с навесным замком. Горы поднимались высоко к небу, и волны с тихим, но неистовым шумом накатывали на побережье. У меня было тяжелое ощущение оттого, что в этих местах очень много природы и очень мало людей. В первый раз за долгие годы закон показался ничтожным и несущественным.

Я сказал:

— Если вы поговорите со мной насчет Джимми, я обещаю убедить Эвана Бучэна, чтобы он не возбуждал против вас иска за то, что вы сшибли его в воду. Помните, в Дэнмерри?

Он нахмурился, сощурил на меня глаза, словно был близоруким.

— Вот где я вас видел! Вы тот тип, который был с Бучэном.

Его глаза пропутешествовали вниз по моим ногам. На мне были палубные туфли «Тимберленд», легкие, удобные и очень дорогие. А на нем — большие черные армейские сапоги.

— Можете передать своему приятелю Бучэну, что здесь остались еще кое-какие люди, которые хотят зарабатывать себе на жизнь. И им плевать, как на это смотрит его проклятое величество. А ему лучше держаться в сторонке от их дел. Не то он попадет в какой-нибудь механизм. Ступайте своей дорогой.

И тут он со всей силой придавил армейским сапогом мою ногу. Для меня это было слишком неожиданно. А его кованый каблук давил все сильнее, ввинчивался в носок моей правой туфли. Побережье и небо закружились передо мой.

— И больше никогда не пробуйте лезть ко мне, — заявил он.

Потом сапог убрался прочь. Я сидел на песке, а Дональд удалялся на своей плоскодонке к устью бухты. Прошло еще добрых две минута, прежде чем я смог подняться. Я кое-как дохромал до моей надувной лодки, догреб до судна и взобрался на корму.

— Что случилось? — спросила Фиона.

Я снял свою туфлю, опустил ступню в воду и прислушался к посвисту ловушек для устриц. Боль из расплавленной добела превратилась в раскаленную докрасна. Только тогда я смог говорить с Фионой.

— Этот сарай принадлежит ему? — спросил я.

— Ни под каким видом, — ответила она.

— А кому же тогда?

— Джерри Файну, он заведует рыбными фермами Лундгрена и всеми операциями по оптовой торговле. А Дональд работает на любого, кто ему заплатит, но главным образом — на Лундгрена. Помогает ему добиться великой мечты.

— Какой мечты?

— Я приехала сюда из Штатов семь лет назад, — сказала Фиона, — потому что имела несчастье влюбиться в Эвана, когда он гостил у моих знакомых в Орегоне. Края эти и сейчас дикие, как вы видите. Я собрала группу женщин, которые умели вязать, дала им несколько моделей, и все они стали зарабатывать себе на жизнь. Никому при этом не было причинено вреда, и ничего не было израсходовано, кроме шерсти. А потом появился Лундгрен. И у него была великая мечта. На каждой маленькой ферме должен был быть холодильник и большие ткацкие станки для нейлоновой пряжи от стены и до стены, и все должны быть искренне благодарны ему. Он устроил рыбную ферму в каждом заливчике, и в итоге все вокруг оказалось покрыто рыбьим дерьмом и вредными химикалиями. Он принялся разрабатывать каменоломни, и все говорили: ура, появилась работенка! Но большинство из этих ребят приехали со стороны, ну а здешние были вроде Дональда. Я полагаю, что для Лундгрена это какая-то игра. Вот все и играют по его правилам. Кроме Эвана. Эван дразнит его. А Лундгрену не нравится, когда его дразнят.