Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Апология

Алейник Александр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Апология - Алейник Александр - Страница 14

Изменить размер шрифта:

VII

Лето всегда в Крыму,

пароходик в дыму

задирает на рейде

то ржавый нос, то корму.

Дует устойчивый ост,

не покидает пост

в розовом небе солнце —

дожидается звезд.

Космос над головой

точно дом угловой,

мы там окно снимали

в комнатке голубой.

VIII

Цвета жженого сахара загустевшая в августе осень,

перезрелого солнца слезящийся, киснущий вкус,

море мерно сверкает, глаза ослепляют на розе —

розе Черного моря — стекловидные капли медуз.

В лепестках синих волн слоистый и йодистый запах,

осы света сквозят, жаля хрупкий хрусталик глазной,

солнце мреет в зените, забыв где восток и где запад,

солнце тихо звенит ослепительной нотой одной.

Оплывают черты неприметно горящих предметов.

Иссыхает пространство. Во рту засыпает язык.

Складок нет на земле. Жар ползет опаляющий ветра.

Роза синяя моря пахнет явственно солью слезы.

Губы мира черствы, гулом слов поднимается небо,

в арке розововлажной рассказана заново жизнь —

где-то к северу ближе каменеет она, как у греков Ниоба,

и на краешке моря отпечаток ступней ее быстрых лежит.

Цвета жженого времени осень…

апр. 86

ТРИ ОТРЫВКА О МОРЕ

За марлевой завесой снегопада,

за долгой изнуряющей зимой —

лиловый запах звезд и винограда,

продолговатых яблок зной,

там солнце, неподвижное как Будда,

в пространствах синевы и тишины

над полчищами каменных верблюдов,

лежащих на коленях у волны.

Там камешки, запутанные в стены,

напоминают миллионы глаз

мерцающих и крохотных вселенных,

внимательно исследующих нас.

Мы возникаем в закипевшей пене

из глиняных, омытых морем глыб,

мы кажемся им слепками видений,

приснившихся до кистеперых рыб…

Первый оратор, держащий соленые камни во рту,

перекатывающий медуз разбухшим языком,

созидатель стеклянных статуй в громокипящем саду,

сокрушающий их ряды чудовищным молотком,

меня преследует твой невменяемый громоздкий вид,

львиный рык и заросшая гривой кривая плоть,

под твоими лапами, пружиня, скрипит

корабельным канатом земная ось.

Раздвигающий плиты материков,

прилипающий кожей к промороженным полюсам,

самый старый и хищный из стариков,

глухо завидующий моложавым небесам,

над тобой кипит хрустальная взвесь —

арки радуг бессонных, о, мой бешенный старикан,

твой грохочущий бас — лучшая весть

о бесмертной жизни, океан.

21 апр. 87

III

Южная ночь, как вино «Южная ночь»

жаркий космос в чешуйках луны с чумной желтизной,

море заклеено лентой скотч,

побережье пахнет весной.

Гулькает галька, хрустит песок,

в створки индиговой мидии входит нож,

сердце стучит слева наискосок

и сосок подружки, как южная ночь, как южная ночь…

12 мая 87

x x x

Гранитно-чугунные сны о фонтанах зимой.

Эйфория высоких давлений воды.

В холода человека тянет домой.

Морозы рисуют ему ледяные цветы.

Он читает чужие слова весь день,

курит папиросы, видит треснувший потолок,

проплывает коммунальной рыбой вдоль стен,

телефон наелся звонков и умолк.

Серый свет, серый зернистый свет.

Вещи как лежали, так и лежат.

Одиночество — повод заснуть и умереть.

Город сжат зимой, как пружина — сжат.

Человек вмерзающий в пространственную спираль,

в ледяное железо населенных витков,

отдает по капле в бетонный Грааль

переулков и улиц стучащую кровь.

Одиночество: «Здравствуй, тикающая смерть секунд», —

— с ним нужно учиться жить, вообще уметь

прикоснуться своей рукой, как чужой, к виску,

чтобы шевельнуть волосы и отогнать смерть.

11 мая 87

* СИНИЙ ВАГОН *

x x x

Я буду детскую открытку

носить в советском пиджаке,

в американскую улитку

преображаясь вдалеке.

В немыслимой толпе Нью-Йорка

услышу — небоскреб шепнет

в ущелье улиц: «Бедный Йорик»

и череп мой перевернет.

3 сент. 87

x x x

Пространство к западу кончается —

оно приклеено к земле,

оно на столбиках качается

на проволоке и стекле

приборов пристальных оптических,

на дулах, выцеленных так

глазами зорких пограничников,

чтоб не свалить своих собак.

Пространство навзничь загибается,

скудеет метрами — пробел,

собачьи морды поднимаются,

чтоб охранять его предел.

Оно сквозит и тянет сыростью

травы и тайною ночной,

оно ребенком хочет вырасти,

чтобы увидеть шар земной.