Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson" - Страница 29

Мне не понять этого, я хочу жить и буду бороться.

Когда он едва кивнул, я сказал:

- Я выйду за барона!

Решение было простым и единственно верным.

- Святые угодники, что ты говоришь?! Как ты можешь?! – застонал отец, закрывая лицо руками.

Я убедил его.

На мне белое платье и я перед алтарем, священник соединяет меня узами брака с человеком, чей взгляд, обращенный ко мне, безумен.

О том, что этот брак – фарс, знают не многие из присутствующих, а я… я, кажется, переоценил свое душевное здоровье.

Все как во сне: не реально, размыто, звуки доносятся сквозь «слой ваты»…

Не сойти бы с ума…

Барон дал свое согласие, теперь моя очередь.

«Берешь ли ты в мужья…». Нет!!!

- Да, – решают за меня губы.

- Объявляю вас мужем и женой. Жених может поцеловать невесту…

Придушенный вскрик, глухой удар упавшего тела, нарастающий гул. Что происходит?!

Отец все-таки сбежал от действительности.

А вот мне её не избежать…

Мои глаза уже давно прикованы к надписи на надгробье в фамильном склепе: Альфред Энтони Грей, 20 февраля 1840 – 30 июля 1885 гг…

Томас вроде говорил про жаркое лето. Я кутаюсь в черную шаль… мне теперь всегда холодно…

Глава 11

Джей

Океан…

Он прекрасен, особенно в южных широтах: сплошь синь и бирюза. Его величие и мощь давят, заставляют чувствовать себя песчинкой на дне его, вызывают священный трепет, от которого по телу проносится изморозь и тело покрывается мурашками.

Океан…

Величественный…

Он не дает мне сойти с ума, уже несколько недель приковав мое внимание к себе. Или, может, наоборот я все-таки болен? Ведь смотреть по несколько часов к ряду на воду – это разве не признак сумасшествия? Я словно в анабиоз впал: почти не реагирую на внешние раздражители, меня хватает только на то, чтобы приветствовать кивком головы встречающихся на палубе пассажиров. И то ненадолго. Я ухожу в нос парохода и перестаю воспринимать окружающих. Есть только я, изменчивые берега и ОН – океан.

Северная прохлада сменилась жарой, серое небо – лазурью, легкими облаками и ярким солнцем. Особенно тяжело было пересекать экватор, когда стояла такая немыслимая жара и высокая влажность, что одежду можно было выжимать. Марта уговаривала меня сменить на время черные костюмы на белые одежды, или хотя бы блузку одевать светлую.

Но я не могу. Внутренние рамки держат меня крепко.

Я в трауре и точка.

Торнфильд не трогает меня пока. Неужели он столь благороден и уважает мое горе?

Не знаю…

Мне страшно даже подумать, что будет, когда его благородство исчерпает себя… Меня совсем не привлекают другие мужчины, только один...

Нет, я не думаю о нем! Не думаю…

Берега. Подумаю о них, об их изумрудной зелени и песчаных пляжах. Пусть жарко, зато глаз не отвести, а мне это и нужно, чтобы не вспоминать.

Чем ближе к Порт-Ноллоту, тем легче дышать, не так невыносимо жарко.

Я почувствовал, как к моим ногам прислонилось что-то. Это Вик прижался почти всем телом, вывалив розовый язык. Душно ему с такой-то шерстью, но что поделаешь, оставить его в Англии я не смог. Забрал.

Мое внимание привлекли стальные дуги с острыми плавниками взрезавшие волны. Дельфины эскортом сопровождали нас, показывая дорогу в новый мир. Да, именно – новый мир, не дом. Мое новое пристанище – Йоханнесбург в Южной Африке.

Суета порта и чернокожие аборигены, вот что бросилось мне в первую очередь в глаза по прибытию. Хотя чернокожие – это преувеличение, скорей кожа у них цвета молочного шоколада. По пути сюда я видел людей с действительно черной кожей.

Мы окунулись в водоворот тел и запахов, причем не все они были приятными. Марта не могла согнать чувства гадливости с лица, а уж при виде слонов и верблюдов выглядела как эпилептик перед припадком: глаза навыкате и рот свело судорогой. Мне же видеть слонов приходилось в Индии, поэтому я не был столь удивлен, но вот верблюды вызвали неподдельный интерес. Как я понял, их использовали не только, как вьючных животных, но и как ездовых.

Мы отправились вглубь континента обозом и, к великому облегчению Марты, не на слонах, а в фургонах запряженных лошадьми. Викинг заливался лаем, прыгая вокруг местных тварей, выделенных нам для перевозки багажа, но пес так и не удостоился вниманием ни от слонов, ни от верблюдов. Угомонившись, он запрыгнул в повозку и лег у меня в ногах, тяжело дыша и поглядывая одним видимым мне глазом.

- Жарко, дружище? – он поднял лобастую голову, взглянул на меня осуждающе, мол, куда меня притащил? – А кому сейчас легко, Вик, терпи?

Путешествие было не из легких. Было жарко, но терпимо за счет прохладных ночей. Для меня отдушиной было разнообразие ландшафта: то рыжая равнина и пустыня, то горы и водопады в окружении зелени. Невообразимое количество живности, которая приводила Марту в невменяемое состояние. Наши темнокожие провожатые предупредили нас, чтобы мы не выходили по ночам за пределы разбиваемого лагеря, так как тварей, способных причинить вред человеку тут пруд пруди. Марта это расценила, как повод не слезать ночью с повозки вообще, хоть её и уверяли, что где костры и копыта – змей, скорпионов и других ползающих гадов не будет.

Ближе к Йоханнесбургу слоны и верблюды отстали и к месту мы подъезжали, имея в обозах только фургоны. Что я могу сказать о месте, где расположился Йоханнесбург? Оно прекрасно, я влюбился с первого взгляда: широченная река, рыжие горы, водопады на «любой цвет и вкус», ненавязчивая, но сочная возле воды растительность и плюс – колоритные зулусы – местное племя.

Что я могу сказать о самом Йоханнесбурге? Нууу, с «бургом» это они пока погорячились. С десяток миниатюрных английских особнячков и странные домишки, собранные из камня – вот, собственно говоря, и весь «бург».

- Это временно, – я вздрогнул, обнаружив рядом с собой Торнфильда, за время путешествия я привык думать, что его нет. – Здесь обнаружена крупная золотая жила.

Я бросил на него взгляд и внутренне сжался. Глаза у него… голодные.

– Прошу, – он указал на один из особнячков, – наш временный дом, жена моя.

Господи, сколько сарказма было в этом голосе. Что-то мне не хочется заходить внутрь. Ощущение, что за мной захлопнулась клетка.

Теплая, наполненная звуками ночь окутала меня, когда я открыл окно. Плотный густой запах нагретой за день земли и растений проник в нос, мне захотелось втянуть его ноздрями, впитать, завернуться в него, как в одеяло зимней ночью. Я обнял себя за плечи, чувствуя прохладу ткани под пальцами, и удовлетворенно вздохнул, продолжая вглядываться в темноту и слушать «серенады» местных полуночников. Слабый свет от свечи мешал хоть что-то рассмотреть вдали, и я хотел уже затушить маленькое пламя, когда в комнату вошел Торнфильд. Я так и замер с протянутой к подсвечнику рукой.

- Добрый вечер, – поздоровался я, и непроизвольно напрягся, выпрямляясь.

- Добрый, – последовал ответ.

- Вы что-то хотели? – я «смутно» догадывался, но спросить, не помешает.

- Хотел, – спартанец, черт возьми! А более содержательно он выражаться умеет?

Барон стал двигаться от двери ко мне, а я попятился к окну, не сводя с него взгляда затравленного животного. Мужчина был одет в брюки и белую сорочку, расстегнутую почти на все пуговицы. Если этот слон захочет взять меня силой, то я не смогу дать достойный отпор. Но биться буду до последнего!

- Я Вас слушаю, – мой голос был все еще спокоен, но паника стала подниматься во мне приливной волной.

Он приблизился слишком близко, и я почувствовал струйку алкоголя в его дыхании.

Выпил для храбрости?

Черт…

- Сэр, я уже собрался спать…

Лицо барона перекосило от кривой ухмылки, серые глаза медленно скользнули по моему телу, и я ощутил себя обнаженным, а не одетым в ночную рубашку, закрывающую меня от шеи до пяток.