Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson" - Страница 28

- Врешь, ангел, врешь, – слабая улыбка бледных губ, – но как знаешь… как знаешь.

Я поднес его прохладную кисть к губам и прижался ими к тыльной стороне ладони.

- Мой кровавый ангел…, – на мгновение он позволил своим чувствам ко мне отразиться на лице, а потом оно вновь приобрело обычное усталое выражение.

Я потратил кучу времени, чтобы разобраться в бумагах и сделках, которые заключал МакГрегор за последний год, и когда вернулся в особняк, время было уже далеко за полночь.

Завтра утром меня ждал поезд до Ливерпуля, и попрощаться с Джеромом лично я не успею. Мне еще нужно собрать вещи и ехать к Фаррелу, получить последние инструкции.

Поэтому я зашел в комнату Джея и уселся за конторку, писать письмо. Только мысли разбегались и упорно не хотели ложиться на бумагу. Все моё внимание было приковано к любимому лицу, на котором совсем недавно стали пробиваться усики: тонкие темные волоски, больше похожие на кошачий подпушек.

Марта, когда это увидела, долго охала и ахала, а потом пришла с топленой смесью парафина с пчелиным воском и кусочками льна. Посадила Джерома перед окном, нанесла подстывшую смесь на волоски и прикрыла их полосочками ткани. Я смеялся, а Джей грозно сверкал глазищами.

Когда Марта сорвала резким движением одну из полосок, Джером взревел раненным зверем и, ласково обозвав нас извергами, попытался удрать в ванную комнату. Австрийка скомандовала мне «держать!» и уже с моей помощью отодрала от брыкающегося мальчишки второй кусок льна. После этот черноволосый демон навалял мне таких люлей, что мне пришлось использовать запрещенный прием, для осуществления которого нужна, хоть и не всегда, кровать. А что делать? Я сам научил его боксировать.

Теперь Джей каждое утро тщательно изучает лицо в зеркале, чтобы уловить первые признаки бурной растительности и сбрить её раньше, чем до него доберется Марта.

Джером шевельнулся во сне, перевернулся на бок и прижал к себе подушку, на которой обычно сплю я. От этого бессознательного действия мне стало так уютно и тепло, что захотелось немедленно раздеться и забраться к нему в постель, заменив своим телом подушку.

Я взял лист бумаги для письма, обмакнул перьевую ручку в чернила и написал при свете догорающей свечи:

Джером,

Я вынужден уехать на несколько месяцев. Прости, что ставлю тебя в известность таким образом, и прощаюсь с тобой на бумаге, но по-другому не получается, завтра утром я сажусь на поезд до Ливерпуля, а там уже на пароход до Нью-Йорка. Расскажу все, когда вернусь.

А я вернусь, обещаю.

P.S. Дьявол! Я не увижу тебя НЕСКОЛЬКО месяцев! Надеюсь, ты меня дождешься. Слышишь, убью тебя, если не дождешься!

Люблю тебя, Дерек.

Я положил письмо на место, где до этого лежала моя подушка, коснулся нежной щеки, и с трудом уговорил себя не распускать руки дальше, чтобы не разбудить свое чудо. А если эти черные омуты распахнутся, то уйти я не смогу.

Если бы я знал тогда, что не увижу этих глаз еще очень долго…

Томас

Я освобожу своего мальчика, он же мне как родной! Этот гнусный, нечестивый человек, это проклятье, свалившееся на семью Греев в лице Дерека О‘Нелли, отступило. Я надеюсь, что Джером сможет выкинуть из головы грешные мысли об этом демоне. И угораздило бедолагу влюбиться в мужчину!

Дааа, избавиться от давней червоточинки оказалось не так уж легко, как считал граф…

Ну, ничего, сгорит письмо, а там, глядишь, и чувства…

Джей

Я не верю… НЕ ВЕРЮ!!!! Он не мог уехать, не сказав мне ни слова!

Не мог…

Не верю…

Бросил? Сбежал? Я опостылел?!

Не может быть этого…

Отец не знает, куда и вернется ли…

Господи… как мне дальше жить?.. Без него?...

Мир сузился до ожидания…я жду, я верю…

... месяц прошел, от него нет вестей…

Томас говорит, что лето снова будет жарким… не знаю, мне все время холодно…

…Торнфильд зачастил…

…второй месяц без Дерека…

Он бросил… и я теперь верю в это…

Отец сереет на глазах, не говорит, чем болен.

…отвлечься надо…

июнь, 1885 год

Я шел в кабинет графа, забрать книгу интересующую меня. Подошел и без стука толкнул дверь…

Отец сидел за письменным столом, опираясь на локти и направив дуло револьвера в рот.

- Отец! – я был напуган непониманием ситуации и еще больше – увиденным.

Он обратил ко мне уставшие, безжизненные глаза, медленно убрал оружие в стол и откинулся в кресле.

- Что происходит?! – я порывисто подошел к нему и опустился рядом на колени. Отец посмотрел на меня, и в этот раз в его глазах было всепоглощающее отчаяние.

- Барон Торнфильд просит твоей руки.

- Ну, так откажите! – воскликнул я.

- Джером, – отчаяние проскользнуло в голос, заставляя его дрожать, – он знает, что ты мужчина!

- Тем более! Откажите и всё!

- Ты не понимаешь? Он знает, что ты не тот, за кого выдаешь себя, и все равно, требует отдать тебя ему и грозится, раскрыть нашу тайну… он шантажирует меня.

Я знал, что этот человек с холодным взглядом ненормален, а так же я знал и то, как дорожит мой отец фамильной честью.

- Отец, – я заставил его обратить на себя внимание, и голос мой был уверенным и твердым. – Думаю, настало время раскрыть тайну мне.

Если честно, то я думал, что он отмолчится, как и всегда, но в этот раз я услышал ВСЮ правду.

- У меня был брат, – начал отец, глядя куда-то за пределы комнаты… в прошлое, – Уильям был младше меня на пять лет… Если бы ты мог его видеть, вы похожи как две капли воды, Джером. Это был необычайно красивый мальчик. Мой родной отец был испорченным, грязным и недостойным… когда ему стало мало любовников…

Мне стало не хорошо в этом месте рассказа. Голова закружилась, ладони вспотели, но я так и остался на коленях.

- Уилу исполнилось четырнадцать, когда твой дед соблазнил его.

- Изнасиловал? – вырвалось у меня болезненное.

- Нет, не насиловал он его, а соблазнил, – устало повторил отец.

Вот оно как… Значит Уильям был не против…с собственным отцом… Это страшный сон?

- Почему я до сих пор никогда не видел твоего брата? Где он?

Тишина нарастала, натянулась между нами, зазвенела, как струна.

- Он повесился, когда ему было пятнадцать.

Меня будто снегом растерли: холодно, мурашки, сжимающие почти до боли кожу, а потом невыносимый жар.

Отец резко развернулся ко мне, схватил за плечи и заговорил быстро, горько, глотая слезы:

- Я думал, что уберегу своих детей от этого Ада, поэтому увез молодую жену в Индию. Когда ты родился, я настоял на том, чтобы скрыть этот факт от всех родственников. Отец слал письмо за письмом, с мольбами вернуться, но я игнорировал их, даже тогда, когда заболела твоя мать из-за неподходящего её здоровью климата. Я хотел уберечь тебя!!! Я сгубил жизнь Эмили… Но одно письмо я, все же, не мог уничтожить и остаться равнодушным. В нем говорилось, что моя мать на грани и хочет видеть меня. И в этот раз, я поддался своему эгоистичному желанию и не подумал о тебе.

В моей голове мысли метались и сталкивались, превращаясь в «кашу». Эмоции зашкаливали: жалость, отвращение, страх смешались в гремучий коктейль.

- Поэтому Вы переодели меня в девочку? Потому что боялись, что дед погубит меня, как и Уильяма?

Отец тяжело вздохнул и потер виски пальцами – верный признак начинающейся мигрени.

- Да. Но когда мы приплыли в Англию, то я вскоре понял, что он сам себя наказал, потому что слишком тяжело пережил смерть Уила. Мама умерла еще до нашего отъезда из Индии.

Он снова замолчал, а я не торопил, стараясь не спугнуть его откровенность.

- К сожалению, я уже ничего не мог изменить в отношении тебя, все знали, что у меня дочь. А мне не хватило смелости изменить это из-за страха, что раскроется причина смерти брата. Думал, что разоблачение одной лжи, повлечет за собой другое.

- Ты бы застрелился, если бы я не вошел?

Тоже оставил бы меня одного, как Дерек? Оставил бы тет-а-тет с проблемой?