Обитель Тьмы - Грановский Антон - Страница 44

Отдав приказ расположиться на отдых, Глеб и сам сел на траву, спиной к толстому, замшелому дереву, и опустил затылок на его влажноватый ствол. Прикрыв глаза, он решил подремать пять минут, ибо сон, даже самый краткий, – это лучший способ восстановить растраченные силы.

Во сне Глебу привиделся старый друг, который сгинул в гиблой чащобе много лет назад. Это был охотник Громол – человек, научивший Глеба владеть мечом и луком, читать следы зверей, как раскрытую книгу, легко ориентироваться в лесу и убивать темных тварей тем, что попалось под руку.

Громол совсем не изменился с момента их последней встречи. Высокий, худощавый, в длиннополом плаще, с длинными, тронутыми проседью волосами и подстриженной бородой, он был похож на странствующего рыцаря из славного, но обедневшего рода.

– Здравствуй, Первоход, – сказал Громол, улыбнувшись.

– Здравствуй, Громол, – отозвался Глеб. – Я рад тебя видеть.

Они обнялись, затем сели на упавшее бревно, и Глеб закурил крепкую бутовую сигарету.

– Ну? – спросил охотник после паузы. – И зачем ты меня звал?

– А я тебя звал?

Громол кивнул:

– Да. Иначе бы я не пришел.

– Пожалуй, ты прав. Я очень хотел, чтобы ты появился. Я веду своих людей в Иноземье. Но не знаю толком, что это такое. Знаю лишь, что Иноземье – это другой мир. Ты можешь мне все разъяснить?

Несколько секунд Громол молчал, разглядывая носок своего сапога, а затем покосился на Глеба и спросил:

– А ты уверен, что проделываешь это путешествие в реальности, а не в воображаемом мире сновидений?

«Конечно, уверен!» – хотел ответить Глеб, но призадумался. Вопрос охотника насторожил Первохода и поверг его в легкую растерянность. В самом деле, как отличить сон от яви, если границы и того, и другого столь зыбки и размыты?

Подумав об этом, Глеб вздохнул и с горечью проговорил:

– Не знаю, Громол. Я уже ни в чем не уверен. С одной стороны, мне бы хотелось, чтобы это был сон, потому что от сна можно очнуться. С другой – мне бы не хотелось думать, что все, что нам довелось испытать, – всего лишь сон. Слишком много сил и энергии потрачено. Слишком много крови пролито.

Громол помолчал, обдумывая ответ Первохода, потом сказал:

– Человек постоянно приносит жертву Высшим Силам, даже когда сам этого не замечает. Гораздо важнее тут не сам факт жертвы, а то, чтобы жертва твоя была принята этими силами. Принята, а не возвращена тебе обратно в чудовищном, ужасном виде.

– Ты, как всегда, говоришь загадками, – хмуро произнес Глеб.

Громол качнул головой.

– Вовсе нет. Сон это или явь – не важно. Если ты хочешь найти истину, ты должен пройти свой путь до конца. Ты не должен терять решимость, Глеб. Стоит тебе хоть раз отступить или запаниковать, и ты горько об этом пожалеешь.

Глеб хмуро посмотрел на Громола и спросил:

– У этого пути есть конец?

– Да, – ответил охотник.

– И где он?

– Везде. И нигде.

Некоторое время Глеб угрюмо молчал, потом кивнул.

– Я понял, что ты хочешь сказать. Важен только путь, верно?

Громол отрицательно покачал головой.

– Нет, не верно. Гораздо важнее то, что ты найдешь на этом пути.

– Ты говоришь о чудны́х вещах?

– Можешь называть их так. Хотя сами по себе они ничего не значат. Все эти «чудны́е вещи» – лишь камушки на пути твоего восхождения. Рисовые зернышки, которые бросает твоя собственная душа, чтобы твой вечно не поспевающий разум нашел по ним путь и не сбился с дороги.

– Но как же мои спутники? Если все это сон, то почему они должны страдать вместе со мной?

– Возможно, каждый из них видит свой собственный сон, – пожал плечами охотник. – А может быть, вы все видите один и тот же сон. Это не слишком важно.

Прошуршав полами длинного плаща, охотник поднялся с бревна.

– Будь тверд, Глеб, – сказал он. – Иноземье – загадка. Но со временем ты разгадаешь и ее.

– И тогда я пойму, что я здесь делаю? – спросил Глеб, почувствовав внезапное волнение. – Я пойму, для чего Высшим Силам, о которых ты говорил, понадобилось отправлять меня в прошлое?

– Поймешь… Когда-нибудь…

Охотник улыбнулся. Фигура его стала медленно отплывать и таять.

– Ты всего лишь призрак! – крикнул Глеб, вскочив на ноги. – Ты существуешь только в моем воображении!

– Может быть, и так… – Голос Громола звучал все тише. – Но не стоит недооценивать воображение… Это такой же путь познания, как и прочие… По крайней мере, в твоем случае это именно так.

Громол растаял среди деревьев, оставив после себя легкую золотистую дымку.

Глеб открыл глаза.

– Выспался? – хмуро спросил Бранимир.

Первоход потянулся и крутанул головой, разминая затекшую шею.

– Долго я спал?

– Пять минут, – так же угрюмо ответил воевода. – Тебе приснилось что-то нехорошее?

– Почему ты так думаешь?

– Ты шептал во сне. И лицо у тебя было несчастное.

Глеб покачал головой.

– Нет. Мне ничего не снилось. За три года, проведенные в Мории, я насмотрелся кошмаров на всю оставшуюся жизнь и с тех пор не вижу снов.

– Не видеть сны – это редкий дар богов. Хотел бы я, чтобы боги были так же благосклонны ко мне. – Бранимир повернулся к стрельцам и хрипло крикнул: – Ратники, пора в путь!

7

И они снова отправились в путь. Но путь этот стал чрезвычайно тяжел. Почва под ногами превратилась в настоящую топь. Местами ноги странников проваливались по колено, покуда не нащупывали скользкое твердое дно. Они шли, стараясь ступать на камни и заросшие мелким тальником островки.

– Когда же это кончится? – не выдержал наконец Бранимир.

– Что? – оглянулся Глеб. – О чем ты, воевода?

– Ты ходок, и путь – твое предназначение, – угрюмо пробасил Бранимир. – А я – воин. Я должен воевать, а не отмахивать версты на пути к призрачной цели.

Глеб пожал плечами и отвернулся. Дальше довольно долго шли в молчании. Воевода то и дело глядел по сторонам, и с каждой минутой взгляд его становился все тревожнее и тревожнее. Наконец он не выдержал и сказал:

– Эй, Первоход, ты говорил, что до Кишеньского жальника всего две версты, однако мы идем уже очень долго, и никаких примет кладбища я не вижу.

– Время в Гиблом месте течет иначе, чем за межой, – ответил Глеб. – Иногда то, что прежде казалось долгой, опасной дорогой, превращается в короткий, безопасный переход. И наоборот.

Воеводе ответ Первохода не понравился.

– Сколько же нам еще идти? – проворчал он.

– Час, минуту, вечность… Я не знаю, воевода. Я не был в Гиблом месте больше трех лет. А здесь все меняется ежедневно. К тому же…

– В укрытие! Мушкеты к бою! – крикнул воевода раньше, чем Глеб успел увидеть то, что уже заметил своими старческими глазами Бранимир.

Воевода сбил Глеба плечом в овраг и прыгнул следом. А за ним в овраг попрыгали и другие ратники. Не прошло и десяти секунд, как прóклятый лес наполнился грохотом стрельбы.

Ратники, высунувшись из оврага, словно из окопа, палили из мушкетов по внезапному врагу. Глеб тоже сжимал в руках ольстру, но стрелять не спешил. То, что открылось его глазам, было столь поразительно, что он не мог произнести ни слова.

Бой длился уже минуту, когда Глеб наконец сбросил оцепенение и крикнул:

– Стойте! Не стреляйте! Отставить стрельбу, я сказал!

Он ударил одного из стрельцов по руке, затем схватил Бранимира за ворот полукафтана и хорошенько встряхнул. Благодаря столь решительным действиям Первохода, стрельба прекратилась.

– Почему ты запретил нам стрелять? – гневно спросил Бранимир.

– Ты ведь не слепец, воевода. Неужели ты не видишь, что пули не причиняют им никакого вреда?

– Но они стреляют в нас!

Глеб покачал головой и жестко проговорил:

– Нет. Не в нас. Выгляни из оврага и посмотри на них внимательнее.

Воевода сдвинул брови, но послушался – дал стрельцам знак подождать, а затем осторожно выглянул из оврага. Стрельцы, держа пальцы на спусковых крючках своих мушкетов, последовали его примеру.