Пока мы не встретимся вновь - Крэнц Джудит - Страница 42

— Я прослежу за этим, — благодушно пообещал Гийом.

— Кавалерия, — восхищенно выдохнула Дельфина. Слова Бруно произвели на нее неотразимое впечатление.

— Мой мальчик, ты уже решил, чем займешься после военной службы? — спросил дед.

— Пока нет, дедушка. У меня много планов, но пока я еще не выбрал ничего определенного.

— Значит, ты уже не собираешься учиться политике? — резко бросил Поль. — Твои планы изменились? Ты больше не хочешь встать у руля страны?

— Только взгляните, отец, что там делается. Кабинет Поля Бонкура от партии социалистов продержался всего пять недель. Новое правительство Даладье состоит поголовно из жалких дураков: и его крайние радикалы вроде Эррио, и слабаки типа Лаваля, и все остальные — эта горстка либералов и трудовых лидеров. Бюджетный дефицит растет, и сотни тысяч людей сидят без работы, а Даладье между тем не придумал ничего лучшего для увеличения доходной части бюджета, как поднять налоги. Нет уж, увольте, я идеалист и не желаю копаться в этой грязи. Хочу сохранить чистые руки.

— А что ты мог бы предложить, раз так уверен, что все они не правы? Критиковать — проще всего, особенно с позиций идеалиста, — заметил Поль. Его разозлило высокомерие, с каким Бруно говорил о своих прежних мечтах, которые, как он уверял когда-то, составляли основной смысл его жизни.

— Я бы предложил заменить всех этих двадцать трех кретинов одним человеком, одним сильным правителем.

— Неужели все так просто, а? Откуда же нам взять этого сильного правителя? И как он придет к власти?

— Зачем далеко ходить за примерами, отец. Именно так поступил Гитлер в январе этого года в Германии, когда стал канцлером.

— Гитлер?! Ты одобряешь этого… этого преступника?!

— Признаюсь, мое отношение к нему не так просто определить, во всяком случае, к нему неприменимы такие примитивные понятия. Конечно, он мне не симпатичен, да и может ли он нравиться французу? Но, по-моему, следует признать, что он — политический гений. За несколько месяцев он подчинил себе всю страну, объявил вне закона коммунистическую партию и поставил на место евреев. Его жесткие методы быстро приносят положительные результаты. Он сметает все на своем пути.

— Ты считаешь, что Франции необходим собственный Гитлер? — загремел Поль, поднимаясь со своего места.

— Хватит, хватит, — поспешно прервала их Аннет де Лансель. — Я раз и навсегда запрещаю вам говорить за столом о политике. Сегодня такой знаменательный день для всех нас, зачем же нам его портить! Жан-Люк, налей Полю вина… Девочки, я приготовила для вас на десерт нечто особенное. — Обрадованная, что мужчины успокоились и замолчали, виконтесса вызвала колокольчиком дворецкого. — Если вам понравится, я попрошу шеф-повара научить вас его готовить. Я считаю, что хозяйка дома должна уметь готовить, независимо от того, хорош ли ее повар. Ты согласна со мной, Ева? Как же иначе ты поймешь, если он что-то неправильно сделал?

— Вполне с вами согласна, — быстро проговорила Ева, видя, что у Поля дрожат от гнева руки. «После того, что сказал Бруно, едва ли стоит добиваться его расположения, — подумала она. — Неужели это сын Поля?»

Когда затянувшийся завтрак наконец закончился, Фредди и Дельфина пошли в свою комнату переодеться для прогулки.

— Правда здорово, что у нас есть брат? По-моему, он самый лучший в мире брат, а как ты думаешь? — спросила Дельфина сестру, когда они остались наедине.

— Возьми его себе, мне такой брат не нужен, — ответила Фредди.

Дельфина повернулась и недоверчиво уставилась на нее. Фредди просто не хватает смелости признаться, как она восхищается Бруно, но зачем же так отзываться о самом красивом юноше, какого когда-либо встречала Дельфина.

— Что ты такое несешь?

— Он просто дерьмо, хоть и воображает, что самый умный, — равнодушно ответила Фредди.

— Мари-Фредерик! Я попрошу бабушку дать мне отдельную комнату. Не хочу больше видеть тебя! Ты мне противна!

— «Г» на палочке, — дерзко повторила Фредди. — В шоколаде.

Несколько дней спустя, ранним утром, когда цветы еще сохраняли ночную прохладу и свежесть, Ева вышла в сад срезать розы, прихватив две длинные плоские английские корзины и острый секатор. Она нашла все это на первом этаже замка в цветочной комнате, оборудованной тремя ваннами. В них плавали свежесрезанные цветы, из которых потом составляли букеты. Свекровь попросила Еву сделать это еще накануне вечером.

— Я люблю срезать цветы сама, — сказала она за ужином, — не прибегая к услугам садовника… Розарий Вальмона всегда был моей гордостью, и я подумала… Ева, не хотела бы ты заняться завтра цветами?

— С удовольствием, — радостно согласилась Ева, понимая, что, если уж виконтесса доверяет ей то, что всегда делает сама, значит, отношение к ней свекрови сильно изменилось.

— Понимаешь… — начала виконтесса, но тут же замолчала, не зная, как объяснить.

— Что стебли надо еще раз подрезать под водой?

— Как ты догадалась, о чем я собираюсь спросить?

— Мать научила меня этому, когда я была еще совсем маленькой, — ответила Ева.

— А говорила ли она тебе, как сохранить срезанные розы? Надо добавить в воду несколько капель известкового раствора и положить кусочек сахара, — серьезно сказала Аннет де Лансель.

— Никогда об этом не слышала. Мы клали в вазу монетку в один сантим… А это помогает?

— Не слишком хорошо, но я все равно это делаю.

Женщины обменялись понимающими взглядами, озадачившими сидевших за столом мужчин. Тем никогда не приходило в голову заглядывать в цветник и прикидывать, успеют ли розы распуститься ко дню приема. Если не успеют, все кусты будут в нераскрывшихся бутонах неопределенного цвета. Впрочем, столь же неприятно, когда розы отцветают за день до назначенного приема.

Розарий Вальмона находился за рядами высокого кустарника: здесь дети Ланселей веками играли в прятки.

Ева бродила среди кустов и щелкала секатором, выбирая только что распустившиеся розы: срезанные слишком рано бутоны редко распускаются в помещении. Вскоре она набрала две полные корзины цветов. Понимая, что рискует не донести их до дома, Ева все же не удержалась и срезала еще несколько роз. В летнюю жару розы нельзя оставлять на кустах даже на один день: они слишком быстро распускаются и увядают. Держа одну из корзин перед собой, а другую позади себя, она осторожно пошла к замку по узкой тропинке. Огибая живую изгородь, Ева внезапно увидела перед собой Бруно: он быстро шагал по направлению к конюшням. Она остановилась, вздрогнув от неожиданности. Корзина, которую Ева держала перед собой, накренилась, и розы посыпались на дорожку из гравия.

— Ох, как ты меня напугал, — взволнованно сказала Ева, осторожно опуская на землю другую корзину. — Надеюсь, они не помялись. — Встав на колени, она начала быстро и осторожно складывать упавшие розы в корзину. Поднимая их, Ева заметила, что несколько роз упало на сапоги Бруно. Он застыл неподвижно, словно прирос к земле. Она посмотрела на него, изумленная тем, что он не начал ей помогать. Бруно стоял, скрестив руки, плотно сжав губы и глядя прямо перед собой. Если бы кухарка облила его сапоги помоями, а потом пыталась отчистить их, его лицо не выразило бы большего нетерпения и отвращения. Все так же на коленях Ева автоматически собирала розы и ждала, когда утихнет охвативший ее гнев.

— Бруно! Что ты застыл как столб? Почему не помогаешь Еве? — послышался голос виконтессы. Она вышла из-за кустарника и приблизилась к ним.

Ева поднялась на ноги.

— Не беспокойтесь, Аннет. Думаю, Бруно боится шипов. Видно, они пугают его до умопомрачения. Вперед, Бруно, иди, куда шел, покатайся на лошадке и будь паинькой.

В тот день Аннет де Лансель уговорила Бруно отвезти Фредди и Дельфину в Реймс посмотреть кафедральный собор. Фредди, однако, заявила, что предпочитает покататься верхом с дядей Гийомом. Вообще-то она была бы не прочь побывать в Реймсе, но ей не хотелось наблюдать всю дорогу, с каким восхищением смотрит на Бруно Дельфина. «Если бы он был актером, — с раздражением думала Фредди, — Дельфина возглавила бы клуб его поклонниц».