Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 66

— Я благодарю вас, вы облегчили мои страдания. Да вознаградит вас Бог за это и за всё, что вы для неё сделали, — сказал он тихим голосом. — Но если вы уже столько сделали, то посоветуйте мне ещё, что мне теперь делать. Вы согласитесь, что я не могу позволить, чтобы её хоронили Орловские. И вообще я её здесь не оставлю. У меня и так ничего не осталось, пусть хотя бы её могила будет на моей родине. Здесь для неё при жизни не было места, и после смерти не будет…

— Нет, пан барон, католическая церковь едва ли допустит, чтобы её похоронили на вашем кладбище, а евангелическое кладбище только в Раковиане. Предоставьте мне, пожалуйста, средства и адрес, я всё устрою. Только об одном прошу я вас: дайте старому пану Орловскому возможность снарядить свою дочь в последний путь. Вы ему окажете милость и успокоите его боль.

— Согласен, — ответил барон после некоторого раздумья. — А теперь скажите мне, где я на это время могу остановиться? Урзин назвал ему гостиницу.

— Дрожки, на которых я приехал, стоят ещё у ворот парка.

— Тем лучше. Сообщите, пожалуйста, Орловским, что я приеду за своей женой. Когда здесь всё будет закончено, найдите меня, пожалуйста. Ведь вы теперь мой единственный друг на этой ужасной чужбине.

— О, пан барон, у вас есть ещё один Друг, Который вас любит, может утешить и помочь: Господь Иисус Христос.

Райнер склонил голову. Ещё раз простившись со своей супругой, он торопливо вышел из комнаты. Стены Орлова, казалось, рухнули на него…

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Барон Райнер вышел в одну дверь, а в другую Маргита ввела своего дедушку.

Увидев Урзина, заплаканное личико её просветлело.

— Видите, Мирослав, — воскликнула она, — матушка моя умерла, но мы все с ней помирились!

— Не плачьте, пани Маргита, — сказал молодой человек, пожимая протянутую ему руку, — она не умерла. Разве вы не знаете, что Господь сказал: «Верующий в Меня не умрёт вовек»? Она жива по-настоящему только сейчас, когда увидела Господа Иисуса Христа, вырвавшего её из всех скорбей и утешившего её. Для неё все страдания кончились. Мы остались скорбящими, но мы все должны благодарить Господа, что Он упокоил её!

Маргита вдруг успокоилась. Она наклонилась к матери. О, какая чудная истина! Иисус Христос её утешил полностью. Она теперь у Него!..

В последующие дни, всю свою жизнь, как только Маргита вспоминала о своей матери, ею овладевало чувство счастья и мира.

— Да, теперь ты с Ним и знаешь Его лучше нас всех, — сказала Маргита со слезами.

Но это уже не были слёзы безутешной скорби. Они сняли последний гнёт с её сердца и позволили Маргите в эти тяжёлые дни быть светом для всей семьи.

Между тем Урзин подошёл к словно окаменевшему пану Николаю, для которого теперь, кроме умершей его дочери, не существовало ничего на свете.

— Ваша милость!

Старик очнулся словно из полузабытья.

— Она умерла, — сказал он, показывая на дочь. — Если бы я оставил её у вас, она бы ещё жила; но мы измучили её, мы отравили ей последние минуты жизни, и даже просить прощения у неё теперь невозможно.

Пан Николай вряд ли знал, что он говорил и к кому обращался; ему необходимо было облегчить своё скорбящее сердце.

— Она всех простила, ваша милость. В Царство Небесное зло не уносят. Души, перешедшие в иной мир, могут только благословлять, потому что они у Бога, а Бог — Сам любовь.

— Вы так считаете? — Старик Орловский схватил руку молодого человека, стараясь удержать её в своей. Он чувствовал, что Урзин владел чем-то, чего ему не хватало. В эти минуты ему нужна была опора. — Вы думаете, что она не попала в ад, что она ушла домой, как она верила?

— Сын Божий говорит: «Если будешь веровать, увидишь славу Божию». Она в Него верила, и Он не мог обмануть её надежды. «Приидите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас». Вот она и пошла к Нему, и Господь успокоил её. Когда пастырь находит заблудшую овцу, он её несёт не куда-нибудь, а домой. И она тоже была заблудшей овечкой, но Иисус Христос нашёл её, взял её на Свои плечи, и теперь Он говорит ангелам:

«Порадуйтесь со Мной, Я нашёл Свою пропавшую овцу». Она дома, ваша милость, но тело её ещё здесь, и мы должны что-то сделать, чтобы отправить её тело в последний путь.

— Вы правы…

Таким образом успокоившийся старик, которому слова молодого человека показались благой вестью, вспомнил забытые свои обязанности. Теперь начались заботы и труд, потому что у баронессы из вещей ничего с собой не было, а достать в Подграде необходимое для похорон было невозможно. Маргита выбрала из своих запасов самое тонкое бельё и помогла одеть свою мать. Она расчесала её длинные, густые волосы. Затем они с Анечкой поехали в Подград и купили там немного белого атласу, который ещё в прошлом году был привезён купцом для одной невесты, но так и остался невыкупленным.

Дома она отпорола кружева от своего свадебного платья, и Анечка с горничной принялись за работу. За три часа платье было готово. Они распустили её длинные золотистые волосы и покрыли их свадебной вуалью Маргиты.

Такой увидел её сын, жизнь которого несколько часов тому назад висела на волоске и который только сейчас, опершись на руку друга, мог зайти в украшенную цветами комнату.

— Присядь, Никуша, — попросил его Аурелий.

Юноша послушался. Он смотрел на мать свою, как во сне.

— Коллега, может быть всё же не стоило приводить его сюда? — обеспокоился доктор Раушер. — Если у него сердечный приступ повторится, всё будет кончено. Бедный Никуша!

— Тихо, коллега, — ответил молодой врач. — Я надеюсь, что он поплачет здесь, и это принесёт ему облегчение.

— Может быть, оставить его здесь одного?

— Да, пожалуй, пойдёмте отсюда.

Когда врачи вышли из комнаты, Никуша закрыл лицо обеими руками, но не заплакал, а только откинулся в кресле, как человек, у которого всё болит. Затем он вдруг встал и склонил свою голову рядом с головой неподвижно лежащей матери. О, как они были похожи друг на друга! Когда он закрыл глаза, казалось, что и он неживой.

Каково было стоявшему в дверях Коримскому при виде этой картины! Горе тому сердцу, которому приходится испытывать подобные мучения и которому нет утешения, потому что Иисус Христос не имеет места в нём!

— Дайте мне умереть с моей матерью! — воскликнул юноша, когда его привели в чувство. — Все мои надежды разрушены, я не могу посвятить свою жизнь Христу, я хочу уйти к Нему. Для бесцельной, пустой жизни у меня нет сил.

Лишь отец понял его слова. Он боялся, что имя его перед миром может стать притчей во языцех из-за веры в Христа. Но разве оно не стало таковым теперь, когда смерть Наталии Орловской снова напомнила забытую семейную трагедию, тем более, что барон Райнер намеревался увезти покойную супругу из Орлова?

Коримский смотрел на усопшую и ему казалось, что уста её хотят сказать:

«Если ты Ничего не можешь сделать для своего сына, то я возьму его с собой, и мы вечно будем счастливы у Иисуса, для Которого в твоём доме нет места».

— Оставь его мне! — стонал Коримский, протянув руки к умершей, словно пытаясь остановить её. — Я всё сделаю, только оставь его мне!

— Не можете ли вы оставить нас ненадолго одних, пан Коримский, — спросил вдруг знакомый голос.

Коримский повернулся.

— Урзин, вы здесь? Наконец-то!.. О, уведите его отсюда, иначе он тоже умрёт, и скажите ему, что я подумал о том, что он просил у меня в Боровце, и что я на всё согласен.

Коримский быстро повернулся и вышел. Дверь за ним тихо закрылась, и в комнате, где лежала покойница, запел сначала слабый, а потом всё более крепнущий голос:

«Есть ясный лучший мир иной, светлый мир! Светлый мир!

Там нет печали никакой, чудный край! Чудный край»

Святые песни там поют, там духи светлые живут.

Никто не знает там греха; светлый мир! Светлый мир!