Штрафбат. Приказано уничтожить - Орлов Андрей Юрьевич - Страница 18

– Вот же как бывает, – разлепив губы, пробормотал Алексей. – А любопытство, оказывается, сгубило не только кошку.

– Мы с тобой опасные парни, – криво усмехнулся Вершинин. Закончив работу, он начал обильно потеть; испарина хлынула со лба, и возбужденное лицо заблестело, словно его измазали в гусином жиру.

– Ты молодец, Мишка, – неуверенно сообщил Алексей. – Весьма полезная и оригинальная инициатива. Только в будущем, если тебе, конечно, не трудно, постарайся согласовывать свои инициативы со старшими.– А кто тут старший? – расхохотался Вершинин. – Ладно, Леха, пошли, нам еще сейф двигать.

Остаток дня был наполнен дичайшей усталостью. События и их участники казались какими-то картонными. «Не стреляйте! – кричали разведчики, разблокировав дверь и выбравшись на улицу. – Мы свои! Добро пожаловать на Берлин, дорогие товарищи!» Пехота с хохотом поднималась, бежала на площадь, обтекая здание, затапливала близлежащие улочки, кто-то хлопал разведчиков по плечам, подбежал майор Шустов и недоверчиво переспросил: правда ли, что этих отличных бойцов сегодня чуть не расстреляли?

– Истинная правда, товарищ майор, – как на духу поклялся Зорин. – Заслужили, у нас ведь так просто не расстреливают. Кстати, если есть желание и время, можете похлопотать за нас, а мы вам еще пару-тройку подвигов сообразим.

Майор внимательно посмотрел им в глаза, как-то неопределенно покачал головой и побежал догонять свое войско. Зорин и Вершинин пристроились за ним, хотя желание воевать уже пропало. Да и боевые действия для пехоты, слава богу, завершились. Подразделение СС, выбитое из Багровичей, в основной своей массе ушло за пределы досягаемости. Уцелевшие «тигры» форсировали мелководную речку и растворились в редком лесу, обильно заросшем кустарником.

Советские танки, застрявшие на площади у городской тюрьмы, перегруппироваться не успели – лишь нескольким машинам удалось объехать Багровичи и ударить из орудий вслед отступающим гитлеровцам. Но тут очень кстати подоспела авиация. Истребители-бомбардировщики «Петляковы» шли звеньями на малой высоте, сбрасывая бомбы и кроша из пулеметов полог растительности, под которыми искали укрытие танки с пехотой.

Неизвестно, что там осталось от хваленого эсэсовского воинства, – приказа перейти речку и добить врага потрепанные части не дождались. Измученные пехотинцы падали на берегу – в приятно щекочущую жухлую травку, замирали в блаженстве. Приказа строиться и что-то делать никто не отдавал – и этой поблажкой пользовались на полную. Кто-то стрелял в распаханный авиацией лес на дальнем берегу, орал что-то грозное и непонятное, но таких было мало. Танки бригады Курепова форсировали водную преграду севернее и южнее Багровичей и куда-то пропали. Люди равнодушно смотрели им вслед, вслушивались в звуки затихающего боя. Кто-то сокрушенно вздыхал, что «не уберег Вальку, эх, хреново ему теперь на том свете», кто-то стонал от боли, спрашивал, где в этом чертовом краю можно найти медсанбат. Другому позарез потребовалась полевая кухня – сколько можно воевать без жратвы? Рядовой такой-то к приему пищи давно готов! Люди сбредались в кружки, похихикивали, обсуждали темы, далекие от войны.

– Штука есть такая – реинкарнация, – объяснял кому-то начитанный боец. – Но это не у нас, в Азии. Умираешь, но не насовсем. Потом опять рождаешься, и так бесконечно по кругу. И не всегда ты, кстати, человеком можешь стать. Это уж как высшее божественное существо решит. Вот, например, сегодня ты, Кошелев, бравый советский солдат, в следующей жизни – глупый бобр, в третьей – фашист, а в четвертой – дуб дубом, и жить тебе лет триста, пока жуки не сгрызут.

– Почему это я – фашист? – возмущался необразованный Кошелев. – Ты, Хохленко, в рыло хочешь? Так это я вмиг, у меня как раз кулак чего-то чешется!

В следующем кружке обсуждали жен, которых несколько лет не видели.

– У этих баб семь пятниц по жизни, – убеждал собеседников упитанный ефрейтор с горбатым носом. – То ей мужика хочется, аж до пота из подмышек, сил нет, как хочется, а его нет. А то есть мужик, – он выразительно бил себя кулаком в грудь, – всегда есть, каждый день, нормальный мужик, а ей уже, видите ли, не хочется!

Солдаты хохотали, кто-то вопрошал, часто ли собеседник заглядывал в шкаф, если раньше времени приходил домой, и снова дело чуть не обернулось дракой. Разведчики почти не общались, каждый думал о своем, а может, вместе об одном и том же. Прихрамывая, подошел Кармазов в порванной гимнастерке и со свежим фиолетовым бланшем на скуле, пристроился рядышком. Порадовались, что сегодня все живы.

– Ты вел себя достойно в бою, Кармазов? – ухмылялся Вершинин.

– А как же! – уверил бывший сержант секретного подразделения. – Бежал в толпе, орал какую-то хрень. Потом упал и напоролся челюстью на собственный приклад. А вы опять, я слышал, отличились?

– Да так, ничего эпохального, – уклончиво ответил Зорин.

Всех троих арестовали вечером того же дня, когда потрепанное войско отправили на сборный пункт. Солдат распределяли по частям, и трое оборвышей без документов не могли не остаться без внимания. Они могли бы отрекомендоваться вымышленными именами, но сохранились документы в личном деле, выжили двое из коллегии трибунала – и память у них, к сожалению, не отрезало. Тело капитана Яворского не нашли, определили, как пропавшего без вести, но от этого легче не стало. Сборный пункт сменился гарнизонной гауптвахтой, перенесенной в здание уцелевшей школы. Крохотная комната без мебели (всю мебель пустили на растопку), окно, на совесть заколоченное досками. Единственное освещение – щель между досками, из которой сочился сумеречный свет. Успели погоревать – мол, вот она, благодарность родного государства. А как же прописная истина, известная всем и каждому, что расстреливать дважды не велят уставы? Меняются истины в столь суровое время?

– Ничего, – бормотал из сгущающегося мрака Мишка, – прорвемся. Не на том, так на этом свете прорвемся – уже не страшно, и это пережили. Одного я не пойму, Леха, какого хрена мы с тобой сегодня геройствовали?

– Мы просто размялись напоследок, Мишка, – вздыхал Зорин. – Те парни, что гибли на площади, – в чем они-то виноваты? Им на Берлин надо, вот пусть теперь и топают. Эй, Кармазов, – спохватился он, – а ты чего помалкиваешь?

Из угла доносилось похрапывание. Уставшего за день сержанта сморил тяжелый сон. Несколько минут разведчики недоверчиво помалкивали. Надо же, на расстрел сейчас поведут, а он тут, видите ли, развалился, на массу давит. Никакой сознательности у человека перед столь ответственным моментом.

– Может, портянку ему в рот засунем? – подумав, предложил Мишка. – А что, любимая детская забава. Портянок, правда, в нашем счастливом детстве не было, дырявыми носками обходились.

– А давай, – обдумав предложение, согласился Зорин. – Посмеемся хоть напоследок.

Но позабавиться не дали. Открылась дверь, и в освещенном проеме образовалась подтянутая личность в ремнях и портупее.

– Встать! – объявил прибывший и зашелестел бумагами. Пришлось будить Кармазова, объясняя шепотом, что пока он жив и в армии. Они стояли, без головных уборов, без ремней, покорно ждали решения своей участи. А подтянутый товарищ откашлялся.

– Решением трибунала 45-й стрелковой дивизии номер 20495Н от такого-то сентября 1944 года военнослужащие Зорин Алексей Петрович и Вершинин Михаил Владимирович за совершение тяжкого военного преступления приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. По ряду обстоятельств неодолимой силы приговор не был приведен в исполнение. В трибунал поступило ходатайство начальника оперативного отдела дивизии майора Шустова относительно военнослужащих Зорина и Вершинина.

Рассмотрев ходатайство, трибунал постановил: в связи с достойным поведением при отражении атаки противника на Багровичи высшая мера наказания по приказу 20495Н с военнослужащих снимается. Вы приговариваетесь к трем месяцам несения службы в штрафной роте – кровью будете искупать свою вину борьбой с врагом на ответственном участке фронта. В связи с тем что первая штрафная рота 45-й мотострелковой дивизии расформирована, вас переводят во 2-ю штрафную роту 24-й армии, действующей в составе 1-го Украинского фронта. О решении суда будет донесено по команде и Военному совету армии с приложением копии приказа. Вам понятен смысл постановления военного суда?