Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце

Ратгауз Татьяна Даниловна

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Вся моя жизнь: стихотворения, воспоминания об отце - Ратгауз Татьяна Даниловна - Страница 5

Изменить размер шрифта:

Больному отцу на чужбине

Ночь и день сменяются украдкой,

Ночь и день, как капли на стекле.

Не уйдешь от скучного порядка,

Не уйдешь от скуки на земле.

Утомленным, воспаленным взглядом

Звезд растущих ты не разглядишь;

Голоса и четкий шепот рядом

Точат изнывающую тишь.

И усталость мутная, большая

Заслоняет время впереди.

Только сны яснее вырастают,

Как взволнованная боль в груди.

Так нисходит радость человечья

— Даже словом ты ее не тронь —

На твои опущенные плечи,

На твою бессильную ладонь.

1935–1949

ИСЦЕЛЕНИЕ

Мы забываем о грусти.

Наши мысли легки

У лиловатого устья

Многоводной реки.

Дальше закинем лёсы

С мягких песчаных круч.

В небе пройдут колеса

Круглых и четких туч.

Вести летят из залива

В шелесте птичьих стай.

Мы охраняем ревниво

Берега светлый край.

Где-то были печали,

Слезы ели глаза.

Где-то мы умирали

Тысячу лет назад.

Тысяча километров

В легкий легла пролет.

Чтоб приморского ветра

Свежий встретить приход.

Канули старые страны,

Брошена жизнь на слом.

Мы исцеляем раны

Новым живым теплом.

(«Меч». 5–7.1.1937)

В Риге («Я — случайная гостья в веселой студеной стране…»)

Я — случайная гостья в веселой студеной стране.

Осыпаются ровные дни голубым снегопадом.

Рассыпается ночь в переливчивом звоне саней.

Поцелуй на морозе, и сторожа крик за оградой.

Цепенеют и кружатся мысли в веселом снегу.

Это было когда-то. И так же белеют равнины.

Церкви купол из ваты и дрожь застывающих губ.

Мягкий скрип половиц и трескучая печка в гостиной.

Это — то же, что детские звонкие сны до утра,

Окон белый узор. Перекличка пронзительных галок.

Если это и сон, — все равно: это было вчера.

Счастье, здравствуй! — Я здесь, и тебя я узнала…

(Рига, декабрь 1937 «Русские записки». 1938. № 11)

Актриса

Огромный занавес упал,

И было просто воскресенье

От темноты зловещих зал.

От неизбежного смятенья.

Тебе твой облик возвращен

Твоим опять знакомым смехом,

И только душен гулкий звон

И плеск привычного успеха.

От взглядов, обжигавших зря,

Еще колени тяжелеют,

И ты кулис проходишь ряд

В дыханьи полотна и клея.

И вот опять спокоен мир,

Мир, от которого бежала,

С нетерпеливыми людьми,

С землей и небом — без начала.

И неожиданно поймешь

Для всех незримо и невнятно,

Когда в последний раз сотрешь

С лица запудренные пятна,

Что ночь прошла и ты — одна,

Спокойный ход часов нарушен.

Опустошенная до дна,

Ты тщетно расплескала душу.

(Прага, июль 1935)

ПОСВЯЩЕНИЕ(Моей матери)

Был странным сумраком пронизан,

Как сквозняком осенним, дом,

И страх, стекая по карнизам,

За серым исходил стеклом.

И только лиц знакомых пятна

Мне улыбались, уходя,

Шепча обрывки слов, невнятных

В тревожном шорохе дождя.

И я сказала плача: — Мама,

Не уходи; мне долго ждать. —

Поникли тени в тусклых рамах,

И маятник метнулся вспять.

А этим утром — исцеленье

От темных тягостных утрат.

На окнах розовые тени

Стадами солнечных ягнят.

А в горле песенка простая:

Ты не ушла. И птичья трель.

И белым голубем слетает

Письмо на смятую постель.

(Рига, сентябрь 1936 «Меч». 26.VI.1938)

Памяти моего отца

Ты ушел. Не откроются двери.

Тих и темен последний твой дом.

Неизведанных верст не измерить.

Не поведать о самом больном.

Не мечтать о немыслимой встрече

И принять неизбежность разлук.

Я не плачу. Не ляжет на плечи

Тень усталых и ласковых рук.

Но как сон к моему изголовью

Ты подходишь, по-новому тих,

И своею огромной любовью

Согреваешь как солнце мой стих.

«В халате белом. Глаз не отвести…»

В халате белом. Глаз не отвести

От рук, или от губ — не все равно ли? —

(И для меня настанет этот час.)

Не крикнуть, в холоде спокойных глаз

Читая приговор, незыблемый — до боли —

Все мысли преградив и все пути.

А эта комната (палата, кабинет)…

По-старому удушлив здесь порядок;

Как будто все — как было на земле.

Все так же воробьи судачат о тепле;

(Как странно: больше воробьев не надо!

Тепла и неба тоже больше нет.)

О, боль, о, удивленье без границ:

И я? Я — тоже? Тоже? — Неужели?

И жалости неистовый прилив —

К себе, к земле; но, руки опустив

(Они, как сердце, сразу опустели),

Все вдруг понять и пасть покорно ниц.

(1.5.1938. Рига)