Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

В кварталах дальних и печальных

Рыжий Борис Борисович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 66

Изменить размер шрифта:

«Нужно двинуть поездом на север…»

Нужно двинуть поездом на север,

на ракете в космос сквозануть,

чтобы человек тебе поверил,

обогрел и денег дал чуть-чуть.

А когда родился обормотом

и умеешь складывать слова,

нужно серебристым самолетом

долететь до города Москва.

1999

Осень

Уж убран с поля начисто турнепс

и вывезены свекла и капуста.

На фоне развернувшихся небес

шел первый снег, и сердцу было грустно.

Я шел за снегом, размышляя о

бог знает чем, березы шли за мною.

С голубизной мешалось серебро,

мешалось серебро с голубизною.

1999

«Только справа соседа закроют, откинется слева…»

Только справа соседа закроют, откинется слева[72]:

если кто обижает, скажи, мы соседи, сопляк.

А потом загремит дядя Саша, и вновь дядя Сева

в драной майке на лестнице: так, мол, Бориска, и так,

если кто обижает, скажи. Так бы жили и жили,

но однажды столкнулись — какой-то там тесть или зять

из деревни, короче, они мужика замочили.

Их поймали и не некому стало меня защищать.

Я зачем тебе это сказал, а к тому разговору,

что вчера на башке на моей ты нашла серебро —

жизнь проходит, прикинь! Дай мне денег, я двину к собору,

эти свечи поставлю, отвечу добром на добро.

1999

«У памяти на самой кромке…»

У памяти на самой кромке

и на единственной ноге

стоит в ворованной дубленке

Василий Кончев — Гончев, «гэ»!

Он потерял протез по пьянке,

а с ним ботинок дорогой.

Пьет пиво из литровой банки,

как будто в пиве есть покой.

А я протягиваю руку:

уже хорош, давай сюда!

Я верю, мы живем по кругу,

не умираем никогда.

И остается, остается

мне ждать, дыханье затая:

вот он допьет и улыбнется.

И повторится жизнь моя.

1999

«До пупа сорвав обноски…»

До пупа сорвав обноски,

с нар сползают фраера,

на спине Иосиф Бродский

напортачен у бугра —

начинаются разборки

за понятья, за наколки.

Разрываю сальный ворот:

душу мне не береди.

Профиль Слуцкого наколот

на седеющей груди!

1999

Гимн кошке

Ты столь паршива, моя кошка,

что гимн слагать тебе не буду.

Давай, гляди в свое окошко,

пока я мою здесь посуду.

Тебя я притащил по пьянке,

была ты маленьким котенком.

И за ушами были ранки.

И я их смазывал зеленкой.

Единственное, что тревожит —

когда войду в пределы мрака,

тебе настанет крышка тоже.

И в этом что-то есть однако.

И вот от этого мне страшно.

И вот поэтому мне больно.

А остальное все — не важно.

Шестнадцать строчек. Ты довольна?

1999

«Не забывай, не забывай игру…»

Не забывай, не забывай

игру в очко на задней парте.

Последний ряд в кинотеатре.

Ночной светящийся трамвай.

Волненье девичьей груди.

Но только близко, близко, близко

(не называй меня Бориской!)

не подходи, не подходи.

Всплывет ненужная деталь:

— Прочти-ка Одена[73], Бориска…

Обыкновенная садистка.

И сразу прошлого не жаль.

1999

«Прошел запой, а мир не изменился…»

Прошел запой, а мир не изменился,

пришла музыка, кончились слова.

Один мотив с другим мотивом слился.

(Весьма амбициозная строфа.)

…а может быть, совсем не надо слов

для вот таких — каких таких? — ослов…

Под сине-голубыми облаками

стою и тупо развожу руками,

весь музыкою полон до краев.

1999

«У современного героя…»

У современного героя

я на часок тебя займу,

в чужих стихах тебя сокрою

поближе к сердцу моему.

Вот: бравый маленький поручик,

на тройке ухарской лечу.

Ты, зябко кутаясь в тулупчик,

прижалась к моему плечу.

И эдаким усталым фатом,

закуривая на ветру,

я говорю: живи в двадцатом.

Я в девятнадцатом умру.

Но больно мне представить это:

невеста, в белом, на руках

у инженера-дармоеда,

а я от неба в двух шагах.

Артериальной теплой кровью

я захлебнусь под Машуком,

и медальон, что мне с любовью,

где ты ребенком… В горле ком.

1999