След оборотня - Левандовский Конрад - Страница 54

– Честно говоря, это долго бы продлилось, но – да.

– Значит, чтобы мамочка не ворочалась, прикроем ее одеяльцем потяжелее, то есть положим наверх плиту покрепче, – что скажешь?

– О таком я еще не слышал, но почему бы и нет? Нужно только как следует посчитать и положить с запасом, чтобы она и с места не двинулась.

– Ты смог бы рассчитать такой вес?

– Да, но есть одна проблема: необходимо, чтобы никого не убили и чтобы никто не умер около саркофага. Нужно за этим проследить, иначе я ни за что не ручаюсь.

– Проследим. Все прекрасно – через две недели годовщина ее смерти, и любящий сын ставит матери красивое новое надгробие. Все будет вполне достойно, и никто не узнает, что мать Редрена – упыриха. Что ж… – он задумался, – в семье уже было два вампира и один волколак. Кто-то должен был поддержать традицию, а мама всегда придерживалась консервативных взглядов. – Он внимательно посмотрел на мага. – А теперь катись отсюда и бери каменщиков в оборот: завтра в мастерских должна кипеть работа. Сам проверю. Ясно?

– Да, господин, – ответил Родмин, направляясь к двери.

Редрен остался один и удовлетворенно похлопал себя по животу.

– Ну что ж… – просопел он, поправил корону и размашистым шагом вышел в тронный зал.

Со всем монаршим достоинством он взобрался на возвышение, на котором стоял трон, поднял брошенный скипетр и уселся поудобнее.

– Дальше, дальше… – поторопил он церемониймейстера.

– Но что, ваше величество? – простонал совершенно сломленный придворный.

– Как это что? – удивился король. – А на чем мы остановились?

Для Родмина начались безумные дни. Его официально назначили ответственным за подготовку к годовщине смерти королевы-матери, и по этой причине ему с утра до вечера начали морочить голову всякие личности, о существовании которых во дворце он прежде даже не подозревал. В основном это были одержимые художники с проектами нового надгробия. В этом еще не было бы ничего плохого, если бы каждый из них не пытался любой ценой облить грязью остальных, а все вместе они готовы были утопить друг друга в ложке воды. В конце концов, когда к ним присоединились самые разнообразные мастера и знатоки организации торжественных мероприятий и всяческих зрелищ, художники пришли в ярость, которой лишь добавилось, когда явились поэты с подобающими случаю элегиями. Родмин забаррикадировался в своей лаборатории, а на дверях снаружи изобразил символ, вызывавший у смотрящего на него глубокое нежелание жить и сомнение в смысле всего предшествовавшего творчества.

К счастью, Редрен не собирался к нему заглядывать…

Наконец маг мог заняться расчетами. Никто и никогда не делал до сих пор ничего подобного, так что ему пришлось сделать массу поправок и округлений, а от окончательного результата у него волосы встали дыбом – даже стены королевской сокровищницы не были столь толстыми!

Обнаружив сей факт, он покинул лабораторию и стер знак на ее дверях. Оказалось, что самое время было так поступить, ибо трое поэтов уже успели перерезать себе вены, а один художник выбросился из окна башни…

Теперь следовало выбрать такой проект, который подходил бы лучше всего. Представленные до сих пор не годились. Даже те, кто обладал склонностью к монументальным творениям, не сумели придумать ничего, такого, что хотя бы чуть-чуть соответствовало подсчетам Родмина. Напрасны были и все его намеки на то, что король желал бы видеть нечто значительно более солидное. Да, ему приносили рисунки памятников вдвое и втрое тяжелее, но никому не пришло в голову увеличить тяжесть вдесятеро с лишним…

Отчаявшись, маг немедля отправился к королю и поделился с ним своими проблемами. Редрен, просмотрев принесенные бумаги, погрузился в глубокое молчание.

– Ничего не поделаешь, – наконец заговорил он. – Нужно объявить о начале нового стиля в строительстве саркофагов. Найди кого-нибудь, кто придумает подходящее название и всю необходимую философию. Ну, может быть, еще удастся как-нибудь уменьшить размеры без потери веса?

– Отверстия, заполненные золотом, уже есть, ваше величество.

– А знаки, заклинания или надписи?

Родмин отрицательно покачал головой:

– Ничто из того, что я знаю, не годится, чтобы удержать чудовище подобного рода.

– Так все плохо? – спросил король, видя серьезное выражение лица мага.

– Да, господин, – последовал ответ, – все, что мы делаем, – одна большая игра с огнем. Это не шутки, а мы тут играем какую-то комедию. Я видел Ксина, тогда, в подземелье… Обычная упыриха не произвела бы на него никакого впечатления, а там… – Он снова на мгновение замолчал. – Уверяю тебя, господин, я никогда еще не видел его столь взволнованным.

– Та-ак… – Редрен начал расхаживать по комнате. – Может, это и в самом деле глупость, но ведь ты говорил, что плита выдержит?

– Должна выдержать, но честно говоря, определенно можно сказать лишь одно: неопасных упырих не существует, ваше величество.

– Что ж, ничего не поделаешь, – заметил король, – однако, пока есть шанс сохранить все в тайне, а я хочу, чтобы так оно и было, сделаешь, как я говорил. Об остальном будем думать после. Все, – заявил он, и Родмину не оставалось ничего иного, кроме как поклониться и покинуть королевские покои.

Сомнения в том, что тайну удастся сохранить, пришлось оставить при себе, но последующие дни быстро подтвердили его правоту. Высокопарные, полные премудрых «измов» славословия не только никого не убедили в смысле строительства небольшой пирамиды в подземельях замка, но еще и вызвали целую лавину слухов и неясных подозрений. Слишком белыми нитками было все это шито.

В каменоломнях и каменотесных мастерских при виде чертежей ремесленники, вместо того чтобы стучать молотком по камню, начинали стучать пальцами по лбу, а какой-то подмастерье заявил вслух, что из-под такого никакая нечисть не вылезет.

К тому же оказалось, что потребуется еще расширить вход и спуск в катакомбы. Так что работа продолжалась день и ночь, а исполнители вертелись словно белка в колесе. Все было закончено за три дня до годовщины смерти королевы. Ее старый саркофаг был со всех сторон обложен кирпичом, а возведенная вокруг махина стала одним большим, в прямом и переносном смысле, издевательством над всеми основами хорошего вкуса, чего не в состоянии были скрыть хвалебные песни дворцовых знатоков искусства, которых отнюдь не прельщала перспектива встречи с мастером Якобом.

Торжества прошли без сюрпризов, но все тайное стало явным уже в первую ночь. Перед полуночью послышался отчетливо доносившийся изнутри саркофага скрежет, продолжавшийся до самого утра. К сожалению, вследствие значительного интереса к предмету недавней церемонии, свидетелей оказалось чересчур много.

Ни к чему оказалась поспешно сочиненная теория о случайно замурованной кошке. Мнимая кошка не только не собиралась подыхать, но еще и вела себя словно тигр, и притом в строго определенные часы.

Весть о королеве-упырихе с быстротой молнии облетела дворец, и Родмину с трудом удалось спасти собственную голову, когда Редрен вспомнил, что можно было заглушить звуки слоями пакли, воткнутой в соответственно подготовленные щели…

Всеобщий страх, однако, быстро сменился всеобщим восхищением, смешанным со злобным удовлетворением. Идея Редрена получила столь большое признание, что тот вскоре перестал злиться на Родмина за недосмотр и с удовольствием предался выслушиванию непрестанных похвал его мудрости. Даже верховный жрец Беро, который со времен истории с островитянами ходил в мантии с высоким воротником, соизволил уважительно высказаться по этому поводу.

О королеве-матери стали пускать все более злорадные шуточки, и их становилось с каждым днем все больше. Каждую ночь в катакомбы совершалось чуть ли не паломничество, чтобы с ощущением собственного превосходства, смешанного со сладострастным ужасом, слушать бессильный скрежет.

Дворцовый зверинец перестал пользоваться какой-либо популярностью…