След оборотня - Левандовский Конрад - Страница 55

Король пришел в неописуемую ярость, когда ему доложили об этом. Внезапная перемена в его настроении застала ничего не подозревавших придворных совершенно врасплох. Кто знает, что случилось с Редреном, может быть, он не смог терпеть отсутствие должного уважения к его, что ни говори, матери, или, может быть, он просто пришел к выводу, что в этой ситуации вполне стоит немного разозлиться… Притворялся он или не притворялся, во всяком случае вел он себя вполне убедительно… Через монаршие апартаменты пронесся сущий тайфун, какого еще никогда не видели. Шута, который принес ему новость, не спасла его неприкосновенность, от полученного пинка он пролетел через четыре комнаты, а потом свалился с разбитой физиономией с лестницы. Одной жертвы Редрену оказалось мало, поскольку чуть позже все живое бежало из королевских покоев прочь через двери и окна. Началось преследование любителей ночного скрежета. В течение нескольких последующих часов в катимском дворце происходили сцены, достойные карийских сатрапов. Стража бушевала вовсю, а в камере пыток мастер Якоб объявил боевую готовность – его помощники поспешно готовили машины, орудия и колодки. К счастью, обошлось без них, ибо, когда гвардейцы уже согнали на площадь всех охваченных смертельным ужасом виновников обоего пола, ярость Редрена неожиданно стихла.

– Это все? – спокойно спросил он заместителя Ксина, глядя на них из окна.

– Да, ваше величество, – ответил тот.

– Ну так скажите им, чтобы больше так не делали, – приказал король. И ушел.

Облегчение придворных и разочарование гвардейцев, которые уже предвкушали хорошее развлечение, едва не разнесли дворец.

В последующие дни все ходили вокруг короля исключительно на цыпочках, но потом все вернулось к обычному положению дел. Ну, может быть, только шут не был уже столь разговорчив, как прежде. Двери в катакомбы заперли и поставили возле них стражу.

Идиллия, однако, длилась удивительно недолго: вскоре в подземельях, предварительно сунув стражникам несколько золотых, начали появляться посетители иного рода. В основном это были парочки, торжественно заверявшие часовых, что идут туда лишь затем, чтобы горячо молиться за отведение несчастья от достопочтенных останков королевы. Весьма характерным был, однако, факт, что обычно один из двоих нес свернутый плед или пушистый коврик…

Что касается молитв, то единственное, в чем можно было не сомневаться, – это в том, что они были действительно горячими… В угольно-черной темноте, в которой до сих пор слышались лишь скрежет и шорох плененного чудовища, внезапно раздавались учащенное дыхание, чувственные слова и сдавленные сладострастные стоны, которым предшествовали звуки, характерные для поспешного снимания или даже разрывания одежды.

Интенсивность скрежета и вспышки экстаза, казалось, зависели друг от друга. Чем сильнее был шум, доносившийся изнутри гробницы, тем большее возбуждение начинало царить у его подножия или наверху…

Дамы, находившиеся между тигром, роль которого вдохновенно пытались сыграть их партнеры, и самым настоящим чудовищем, уже через несколько мгновений впадали в экстаз, какого не могли достигнуть в иных условиях. Королевский двор жаждал экзотических развлечений, притом настолько, что перспектива оказаться под топором палача никого не пугала.

День ото дня ночной шум становился все громче – словно тварь черпала откуда-то энергию… Звуки все более сильных ударов доносились из-за стен саркофага, а какое-то время спустя массивные плиты начали странно вздрагивать. Однако очередные охваченные любовным безумием пары, казалось, ничего не замечали. Напротив – нигде больше им уже не удавалось достичь столь всеобъемлющего и изматывающего наслаждения, после которого так долго приходилось отдыхать…

Рассудок и разум куда-то исчезли, поглощенные торжествующим безумием животных чувств.

От судьбы уйти не удалось.

Однажды ночью в подземельях замка раздался короткий и глухой удар. Эхо его заглушило последовавший за ним пронзительный вопль, а бушевавшая гроза заглушила все остальное.

Темнота внезапно сгустилась, по дворцовым галереям с жутким воем пронесся ветер. Волна освобожденной мощи Онно заставила молнии вспыхнуть черным светом. Скрипнули двери, ведшие в катакомбы. Потом звук смешался с плеском дождя. Стражников не было, они ушли, чтобы потратить недавно полученное золото. До рассвета они не ожидали ничьего появления…

Утром дежурный гвардеец, как обычно, спустился вниз, чтобы совершить ежедневный обход подземелий. Он направлялся в сторону гробницы королевы-матери. Круг света от его факела внезапно охватил груду каменных обломков, ярко-красные брызги и торчащие из-под камней клочья человеческого мяса.

В темноте послышался какой-то шум. Факел выскользнул из онемевшей руки. Отчаянный вопль разорвал мрачную тишину и слился с поспешным грохотом сапог убегающего в паническом страхе человека.

– Хочу Ханти… пусть она придет, пусть их прогонит…

– Ничего не выйдет, нам с ним не договориться…

– Как долго?..

– Не знаю, придется ждать.

В глазах потемнело.

ВЫРОДОК

Он возвращался. Откуда и куда, он не знал, но возвращался. Нечто, какая-то тень отталкивала его, пыталась удержать, не пустить. Ксин медленно, но верно сломил ее сопротивление – и вернулся.

– Ксин… – раздалось в мерцающем молочном тумане.

– Ксин! – Из тумана вынырнули чьи-то неясные очертания.

– Он открыл глаза! – Ничто не подтверждало этого факта, он ничего не видел.

– Капитан! – Второй голос показался ему знакомым.

Туман начал рассеиваться. Фигура приблизилась. Он напряг зрение. Овальное пятно на мгновение превратилось в лицо.

– Кто-о… – прошептал он и сам не узнал собственного голоса.

– Это я, Мара!

– Ханти-и…

– Нет, не Ханти, Мара!

Он не знал, чего от него хотят. Лицо исчезло. Кто-то встряхнул его, пошевелил. Он осознал, что, оказывается, может шевелиться.

– Смотри на меня!

Снова свет. Из сверкающей сферы появилась голова. Одна лишь голова, висевшая в воздухе.

– Ксин, ты жив, ты сражался, помнишь?

– Лучше, если бы он погиб, это может быть еще хуже, чем смерть. – Новый, враждебный голос донесся откуда-то издалека. Голос этот ему не нравился.

– Убирайся отсюда, слышишь? – чей-то крик, он то же хотел бы так крикнуть.

– Ксин, вспомни, попытайся.

Но что?.. Почему они не хотят оставить его в покое?

Боль, пульсирующая, злая. Она пронизывала его, давила, терзала. Что-то распирало ему череп, потом сдавливало его, и снова… Безумный замкнутый круг. Остановить их, убить, прогнать… Да, именно! Не пустить вампира! Не дать им, не дать… О! А-а-а!

– Спокойно, капитан, все хорошо, я здесь.

– Кто ты?

– Это я, Аллиро.

– Где Ханти?

– В Катиме, господин, во дворце. Там вы свою жену оставили. – Он заморгал. – Что-то… да, наверное, но вы сражались…

– Сражался? Что с ним? Убит?

– Убит, а как же, все как положено… Истребители постарались…

Ксин с облегчением упал на постель. Значит, удалось…

– Что со мной?

– Вроде как разум вам, господин, подавили, так медик болтал…

– Да, подавили, не выдержал я…

– Что вы там шепчете, господин?

Ответа не последовало. Аллиро склонился над своим командиром: Ксин снова спал как убитый, но теперь он дышал спокойно.

– Как долго я был без сознания? – спросил Ксин, едва открыв глаза.

– Пять дней, но с двумя перерывами, – сказал Аллиро, удивленный столь дельным вопросом.

– Один я помню, а что я говорил во время второго?

– Почти ничего, господин, только госпожу Хантинию хотели видеть, и это было очень недолго.

– Когда?

– На третий день после того, как вас свалило, а до этого вы, уж не обижайтесь, как бревно лежали.

Открылась дверь.

– Как дела… – Дарон не договорил, увидев сидящего на постели Ксина. – А чтоб тебя! – обрадовано воскликнул он. – И где только такие живучие рождаются?