Вихри волшебства - Джонс Диана Уинн - Страница 25

– Ну почему им не столько же лет, сколько мне? – допытывался он.

И таким образом, у Таспера образовался на богов небольшой, но чувствительный зуб.

Доктор Альтан между тем продолжал процветать, и рост его доходов даже опережал прибавления в семействе. Алина наняла няньку, кухарку и множество вечно сменяющихся мальчиков-слуг. И вот, когда Тасперу исполнилось одиннадцать, один такой мальчик-слуга робко сунул ему сложенный бумажный квадратик. Таспер в изумлении развернул бумажку. Она была странная на ощупь и вроде бы даже дрожала в его пальцах. Еще от нее исходило сильное ощущение того, что говорить о ней не следует никому. Записка гласила:

Поскольку к тому времени у Таспера не осталось ни малейших воспоминаний о раннем детстве, записка совершенно сбила его с толку. Он откуда-то знал, что говорить о ней никому нельзя, но еще он понимал, что к мальчику-слуге этот запрет не относится. Зажав бумажку в руке, он кинулся в кухню вслед за мальчиком.

Наверху кухонной лестницы его остановил оглушительный грохот бьющегося фарфора. За грохотом немедленно последовал голос кухарки, разразившейся потоком обвинений разной степени справедливости. Таспер понял, что в кухню лучше не соваться.

Итак, мальчик-слуга, которого звали очень странным именем Мур, находился в процессе увольнения, как и все мальчики-слуги до него. Таспер счел за лучшее подождать Мура у задней двери. Он посмотрел на зажатую в руке записку. В пальцах у него закололо. Записка исчезла.

– Пропала! – закричал Таспер, и из того, что он предпочел утверждение вопросу, сразу стало ясно, насколько он взволнован.

О том, что было дальше, Таспер, пожалуй, и рассказать бы толком не смог. Вместо того чтобы подождать мальчика, он помчался в гостиную, собираясь, несмотря на все свои ощущения, рассказать о случившемся маме.

– Знаешь что? – начал он. Этот вопрос сам по себе ничего не значил, и Таспер применял его для того, чтобы что-нибудь сообщать окружающим и при этом не изменять своему обыкновению изъясняться исключительно вопросами. – Знаешь что?

Алина подняла глаза, и Таспер, несмотря на то что совсем уже собрался рассказать ей о таинственной записке, неожиданно для себя выпалил:

– Кухарка только что вышвырнула нового слугу!

– Ну вот! – огорчилась Алина. – Теперь придется искать нового!

Таспер страшно разозлился на себя и начал снова:

– Знаешь что? Странно, что кухарка и кухонного бога не вышвырнула!

– Тише, милый! Нельзя так говорить о богах! – укорила его набожная женщина.

К этому времени мальчик-слуга уже ушел, а у Таспера пропала охота говорить о записке кому бы то ни было. Записка стала его личной волнующей тайной. Он думал о ней как о Письме от Незнакомца. Иногда, когда никто не слышал, Таспер даже шептал про себя странное имя Незнакомца. Но ничего не происходило, даже если он произносил его вслух. Спустя некоторое время он бросил это делать. Тасперу теперь было о чем подумать. Его увлекли Правила, Законы и Системы.

Правила и Системы являлись важной частью жизни населения Тиры. При такой великолепной организации Небес в этом не было ничего удивительного. Люди определяли свои поступки правилами вроде Семи Неуловимых Учтивостей или Ста Дорог к Богоподобию. Таспера учили подобным вещам с трех лет.

Он привык слышать, как Алина с подругами спорят о достоинствах Семидесяти двух Законов Домоводства. И вдруг Таспер обнаружил, что все Правила образуют для человеческого разума потрясающие подпорки, за которые очень удобно цепляться, словно вьюнок. Тогда он принялся составлять перечни правил и уточнений к правилам и возможных способов делать нечто противоположное правилам, не нарушая правил. Он сочинял новые своды правил. Исписал целые тома и нарисовал уйму схем. Изобретал игры со сложными и разветвленными правилами и играл в них с друзьями.

Сторонние наблюдатели считали эти игры плохо продуманными и одновременно слишком запутанными, но Таспер с друзьями нарадоваться на них не могли. Лучшим моментом в любой игре был миг, когда кто-нибудь бросал игру и кричал: «Я придумал новое правило!»

Увлечение правилами длилось, пока Тасперу не исполнилось пятнадцать. Однажды он шел домой из школы, обдумывая правила Двадцати Элегантных Причесок. Отсюда видно, что Таспер обращал внимание на девочек, хотя пока что девочки его вроде бы не замечали. И вот он решал, какой девочке какую прическу следует носить, как вдруг его взгляд приковала к себе надпись мелом на стене:

В тот же день на Небесах снова настало смятение. Зенд созвал к своему престолу всех высших богов.

– Мудрец-Ниспровергатель начал действовать, – зловеще объявил он. – А ведь я полагал, Империон, что ты от него избавился.

– Я тоже так полагал! – ответил Империон. Он разозлился даже больше Зенда. Если Мудрец начал вещать, значит Империон совершенно напрасно избавился от Таспера и отказался от любви Нестиры!

– Должно быть, я ошибся, – признал он. Тут подал голос Окк, от которого исходил легкий пар.

– Отец Зенд, – сказал он. – Могу ли я со всем почтением заключить, что на этот раз вы будете сами разбираться с Мудрецом – во избежание новых недоразумений?

– Именно это я и хотел предложить, – с благодарностью кивнул Зенд. – Все согласны?

Все боги были согласны. Они слишком привыкли к порядку, чтобы поступить иначе.

Что же касается Таспера, то он глядел на меловую надпись, трепеща до подметок сандалий. Это еще что? Кто подслушал его тайные мысли о правилах? Кто такой этот Мудрец-Ниспровергатель? Тасперу стало стыдно. Он, который так прекрасно умел задавать вопросы, не додумался до такой ерунды! Почему, в самом деле, разуму нельзя вылезти выше подпорок правил?

Он отправился домой и спросил родителей, кто такой Мудрец-Ниспровергатель, в полной уверенности, что они это знают, и не на шутку встревожился, когда оказалось, что они не знают. Но у них был сосед, который отправил Таспера к другому соседу, а тот послал Таспера к своему другу, а этот друг, когда Таспер наконец нашел его дом, сказал, что слышал, будто Мудрец – это очень умный молодой человек, зарабатывающий на жизнь богохульством.

На следующий день кто-то смыл надпись. Однако назавтра на той же стене появился скверно отпечатанный плакат.

В шесть двадцать Таспер ужинал. В шесть двадцать четыре он решился и встал из-за стола. В шесть тридцать две он примчался, отдуваясь, в зал Малого Умиления. Оказалось, что это небольшое обшарпанное зданьице у самого его дома. Там никого не было. У сварливого сторожа Таспер узнал, что встреча состоялась вчера. Таспер пошел прочь в глубочайшем разочаровании. Отныне его будет терзать вопрос, кто приказал слушаться приказов. Это был хороший вопрос. Он показывал, что Мудрец-Ниспровергатель и вправду очень умен.

Чтобы растравить свои раны, Таспер на следующий день пошел в школу мимо Концертного зала Малого Умиления. Ночью здание сгорело. Остались лишь обугленные кирпичные стены. Когда Таспер пришел в школу, многие обсуждали эту новость. Говорили, что здание вспыхнуло без нескольких минут семь накануне вечером.

– А вы знаете, – спросил Таспер, – что позавчера там был Мудрец-Ниспровергатель?

Так он обнаружил, что не ему одному интересно про Мудреца. Половина его одноклассников были горячими сторонниками Низвержения. Тогда же девочки удостоили его своим вниманием.