Штрафники - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 101

И тут Савелий закусил свою губу до крови, выдавил из себя через силу.

- Не знаю, что делать, Григорий Цезаревич? Мне судьба завтра же от страстной филиппики моей гордой "дроли" о ГБ-ФСБ не оставить камня на камне...

- То-есть, извините, Савелий... почему?

- Так сложилось..

- Как, простите, сложилось? Вас, свободного человека, свободного художника...- Взглянув на побелевшие щеки Савелия, оборвал самого себя на полуслове

- Ни за что не поверю, ежели вдруг скажете, что вас, Савелия Лазарева, нового американца - свободного художника, заклятые враги Анастасии, все эти треклятые КГБ-ФСБ, могли "захомутать"? Не разыгрывайте меня, как Слава... придумайте что-либо достовернее...

- Пропал я, Григорий Цезаревич! Именно это и стряслось. Захомутали... Кто? Кто в России может захомутать!.. Лубянка платит мне гроши. Но для музыканта не самого первого ряда и копейки - деньги... Да не в них дело!

Провалившиеся острые щеки Савелия, на которых сверкнули капельки пота, стали цвета свежевыбеленного потолка ...

Меня пронизало холодом.

- Как могло стряститсь такое несчастье? - произнес я оторопело. - Чтоб вы, сын Дмитрия Ивановича, брат Славы... вы - сибиряк... Савелий Лазарев ... талантливый пианист... свободный... повторю снова и снова ... свободный художник... и вдруг попали на эти "распроклятые галеры"?..

Он долго молчал. Потом начал медленно рассказывать. Говорил, как камни ворочал.

- На излете советской власти... Я аспирант Московской Консерватории... На кафедре имени покойного Гольденвейзера... выпустили рукописный журнальчик... Протестовали против травли нашего учителя. Профессора Кацеленбогена, святого человека... Против засилья оголтелых бездарей... Я к тому же нарисовал довольно злые шаржи на нашу юдофобскую доцентуру. Не для журнальчика. Так... рука чесалась. Шаржи вклеили в журнал. Кто-то из доцентов-стукачей донес... Вызвали на Лубянку. Распросили, что и как... Я думал, это и все.

Нет, требуют, что б все написал. ... Ну, я что-то накарябал, они на глазах разорвали.

- Антисоветский выпад, а вы хаханьки?! - И требуют доноса по всей форме. На професора Кацеленбогена, как на агента сионисто-американисто... Ну, полный сталинский набор. Я отказался.

- Не напишешь, оформим десятку, - деловито сообщил следователь.

Я взорвался, накричал на него, мол, сейчас не тридцать седьмой год...

А время-то, на самом деле, было лихое. Только что закончился суд над студентом из дипломатического. И тоже за рукописный журнал. Врезали ему на всю катушку. По семидесятой статье.

Следователь остервенел, облаил меня грязным изощренным матом, на глазах превращаясь в уголовника-пахана. Куда-то позвонил, заявился мужик в шляпе на затылке, огромный, как лошадь.

- Прежде, чем тебя отправят в лагерь, лаВуреат, - он тебе переломает руки... - спокойно пообещал следователь.

Господи Боже. Как я испугался. Переломает руки!.. Для пианиста, аспиранта консерватории. Страшно!

Как мне не было страшно, писать донос на професора Кацеленбогена отказался.

Следователь быстро вышел, явился вместе с каким-то хмырем в генеральских погонах.

Тот поглядел на меня, и как заорет: "Консерваторию превратили в антисоветскую синагогу, а ты... кого ты защищаешь, русский человек?!"

Я ни в какую.

Генерал ушел, а "лошадь в шляпе" и огромными кулачищами ходит, к моим рукам приглядывается...

Следователь говорит: - Ну, так! Закрою дело, если дашь подпись, что станешь нашим глазом в сионистском гнезде... А нет, так нет! Лагерь. А уж на роялях больше тебе ничего не взбодрить. Никогда!..."

Я сижу полуживой. Меня трясет как под током. В страхе думаю. Никого ж я не оговорил. Не подвел. Подпись ни к чему не обязывает... Из двух зол... Черт с ними!

Мы долго сидели молча. Савелий докурил сигарету. Я не выдержал.

- Савелий! Да плюньте вы на них. Вы теперь новый эмигрант, в Нью-Йорке. Лет через пять станете американским гражданином.

- Я тоже так думал. Проглядывал по привычке российский интернет, это же, как зараза, не отпускает. Но писать в нем перестал. Оторвался. Недели три назад, в Нью-Йоркском Клубе миллионеров, где я по субботам музицирую, подсело ко мне рыло. Сказало с улыбочкой на устах - Имейте ввиду, у нас руки длинные...

Я и рта не раскрыл, исчезло рыло...

- А Славик, отец знают, что с вами стряслось?

- Боже упаси, Григорий Цезаревич. Я тогда... один на всем белом свете... Навсегда.

- А мне, незнакомому человеку, доверились?

- Дорога привела, Григорий Цезаревич. Долгая... Не прямая. Хотите, чтоб рассказал?.. Я много ездил по российской глубинке. Иногда заталкивали на сцену хорошо настроенный клубный рояль. А когда и чудище завода "Красный Октябрь", на котором рубили дрова. Уставал зверски. Между гастролями, я, холостяк, любил отдыхать под Москвой, в домах творчества. То у композиторов, то в ВТО, а как-то занесло зимой в Малеевку, к писателям. Там Москва-река неподалеку. Классная лыжня... Писатели люди любопытные. Вечерами все в гостинной, там старинный рояль фирмы "Беккер". Потом попал к ним откуда-то концертный "Steinway", для мня божественная удача. Сыграл им на "Станвее""Лунную" Бетховена. Шуберта. Похлопали жиденько, для них, тугоухих, что мещанский "Беккер", что "Станвей"! Забросали вопросами. Слово за слово. Где семья? Говорю, у меня родители в Канаде... Какой-то старик воскликнул. - В Канаде? Там Гриша!

- Какой Гриша?

Тут мне и начали - какой-такой... Про ваши схватки с КГБ. Предвидели, рассказывали наперебой, посадят Григория. Или выгонят из страны?.. Выгнали...

Один из стариков приблизился, протянул руку, знакомясь, назвался Евгением.. Не узнал его сразу. Время свое берет. Раньше таких глубоких морщин на его лице не было. Женя Евтушенко. Длинный. Худющий, как и я. Вспоминал как, вернувшись из Парижа, привозил к вам домой, Григорий Цезаревич, газету Ле Монд с вашими "огнепальными" речами. Понимал, могут засечь. Но привез...

Когда уезжал из Малеевки, спросил Евтушенко, не передать ли от него привет Грише Свирскому..

Он замялся, процедил:

- Свирский меня не любит... Посвятил мне в своем "Лобном месте" целую главу. Там все черным по белому...

- Не любит и после вашего "Бабьего Яра"?

Евтушенко усмехнулся, поведал: - Столкнулись как-то со Свирским нос к носу в Иерусалиме, на Международной книжной ярмарке. Я ему сразу: - После "Бабьего яра" вы могли бы и не вспоминать мне о вынужденном моем "холопстве". Знаете, что мне ответил этот крутой парень? - НЕ НАДО ПРЯТАТЬСЯ ЗА СВОИ УДАЧИ...

После Малеевки я прочитал, Григорий Цезаревич, все ваши книги, которые только мог достать... Уже здесь , в Нью-Йорке, спросил старого еврея, хозяина русского ресторана "Самовар". Тот был в России не то флейтистом, не то еще кем-то, не знавал ли он в Москве Свирского? Тот возгласил, как старики в в Малеевке - Гришу?! - И пошло...

Тут я понял, что приду к вам. Не выдадите. Поймете. А то ведь и с ума сойдешь...

Завтра, Григорий Цезаревич, ее будет заплевывать весь караван гебешных верблюдов, топтать стадо бизонов. Старые гадюки обовьются вокруг нее, как змеи Лаокона... Анастасия сказала об этом точненько... - Он тут же нашел в постинге это место: "Милая умница Ляля из Киева, вы знаете, с кем Вы тут дискутируете? Это в России называется отдел "Р" ФСБ, они призваны круглые сутки следить за нашим форумом (на других сидят другие) и имитировать здесь "всенародную поддержку" захвату НТВ, чеченской войне и другим подлостям Путина, направленным на установление национал-патриотического тоталитаризма в России. Ваши "оппоненты" здесь используют полтора десятка разных кликух, по нашему - "ников", иногда "ники" - женские, (скажем, "Галина (Оклахома)", будь она неладна), но на самом деле их три-четыре офицерика, не слишком умных, не слишком образованных, часто безграмотных, но всегда наглых до изумления. Судите сами..."