Свирский Григорий Цезаревич

— Господи, а что тебе сделали твои предки? Они готовы разбиться ради тебя в лепешку. Оба! — О чем ты говоришь? Отец считает меня никчемной, а мать — гениальной: кто еще из моих подруг играет в шахматы почти как гроссмейстер? Ее Лизетт! Ты даже понять не можешь, как я тебе завидую! — Чему? Ответ явился тут же. Зазвонил телефон. Из Штатов. Лизетт приказывали прекратить парти! Уже одиннадцать ночи. — Нет, мама! — крикнула Лизетт в трубку. — В доме собрались мои друзья... Никто ничего не разобьет... — И повесила трубку рывком. — Вот так, — огорченно сказала она, подойдя к Андрэ, багровая, яростная. — Они не хотят замечать, что дочь выросла. Я для них все еще восьмилетняя, с бантиками на туфельках. Если б я могла родить бэби, и сразу троих, я бы им это устроила. Чуть успокоившись, обняла Андрэ за талию, продолжала вполголоса все о том же: — Что меня поражает в предках, так это непоследовательность на грани кошмара... В 13–14 лет мы все идиоты, Эндрю! Дайте человеку побыть четырнадцатилетним идиотом — это не так долго! Нет, Лизетт должна быть не такая, а должна быть сякая... Так не надо иметь детей. Пусть покупают заводных кукол! Извечные проблемы родителей и взрослеющих детей. А если тебе еще нет шестнадцати, ты прилетел в Торонто с отцом и он тебя... бросил в аэропорту: — Сын! Я сделал для тебя все, что мог, доставил в свободную страну…— Теперь... живи сам... Независимо... Остросюжетное повествование о жизни московского мальчишки в Канаде ставит перед обществом вопрос: легко ли быть подростком? Легко ли стать независимой личностью?