На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 82

«…Управление делится на ручное — для управления рулями глубины и элеронами и ножное — для управления рулем направления и костылем при рулежке на земле. Связь между управлениями достигнута в ручном управлении — посредством промежуточной тяги между передним и задним ручным управлением…»

Давно как-то учебников читать не доводилось — усваивается медленно и как бы даже со скрипом. Жизнь коммерсанта, каковым я долго являлся, развивает гибкость ума до невозможных величин, но сильно уменьшает его глубину.

Вдалеке послышался треск мотора, и вскоре я увидел заходящий на посадку биплан, слегка покачивающийся в потоке бокового ветра. Самолет плавно коснулся земли, прокатился немного и удивительно ловко развернулся у самого ангара — я даже не понял, каким образом. Поток воздуха от пропеллера погнал облачка мусора прочь от полосы, затем двигатель несколько раз чихнул, пропеллер закрутился все медленней — и встал, упруго покачиваясь, как на пружинах.

Настя выбралась из кабины, спрыгнула с крыльца и сказала Марату:

— В задней кабине мешок с почтой, забери и отвези в НКВД. И Сергею скажи, чтобы опять песка в балласт досыпал, там теперь килограмм на тридцать меньше. Дорогой, соскучился?

Это уже мне было адресовано, а я и вправду соскучился. Я как-то по ней успеваю соскучиться минут через пять, после того как мы в очередной раз расстаемся. Такая вот, понимаешь, быстро возникшая зависимость в тяжелой и острой форме.

— Ты уже все на сегодня? — спросил я ее, поцеловав в холодные после полета губы.

— Почти что. Так, журнал заполнить осталось — и можно домой. Я голодная, кстати, там что-нибудь есть?

— Откуда? — удивился я вопросу. — Заедем по дороге, купим что-нибудь. А так только чай.

Мы поднялись по лестнице в их дежурку, жарко натопленную от небольшой печки, притулившейся в углу. Настя, распахнув дверцу металлического шкафчика, начала снимать комбинезон, теплый и массивный, без которого летать было бы невозможно в открытой машине.

— Был у Милославского? — спросила она, усевшись на табурет и натягивая вместо высоких сапог на меху свои «турики».

— Был, — кивнул я. — Перевели официально, меня и Федьку.

— И что думаешь?

Вопрос конкретным не выглядел, но его настоящий смысл был мне понятен. Поэтому я ответил:

— Думаю, что я на правильном пути. Что-то за всем этим есть наверняка.

— Предчувствие? — уточнила она.

— Да не сказал бы: уже какие-то фактики собираются. В любом случае какую-то полезную инфу в обмен получил, да и бронемашину нам выдали — можно соваться куда раньше не совались.

— Тебе сказали, что они ко мне тоже обратились? — спросила Настя, затягивая шнурки.

— Сказали, — подтвердил я. — Вроде как разведка и контроль ты у нас будешь?

— Буду, — кивнула она. — Так что ты с картами и планами поаккуратней, чтобы не промахивалась, если вас искать придется. И еще вопрос: учиться когда будешь? У меня план простой — через месяц самое большее ты должен полететь. Машина простая, поднять и по коробочке провести ты ее уже сможешь.

— А что за спешка? Мне еще броню осваивать, я же за рычагами не сидел никогда.

— Одно другому не мешает: универсалом будешь. Считай, что предчувствие у меня такое. Кстати, — поднялась она с табурета, ловко собирая волосы в хвост, — похоже, что твой перевод немного тучи над нами развеял. Нас уже совсем конфисковывать собирались, но вроде решили, что сейчас не время будет, поправочку на наши отношения сделали. Так что давай учись — кто знает, что им дальше в голову придет.

— Понятно, — кивнул я и продемонстрировал книжечку технического описания самолета: — Видишь? Учу как букварь.

С улицы донесся рокот мотора, и за окном показался садящийся на полосу самолет — вернулся Николай, закончив свой четвертый за день вылет.

Самым трудным в управлении «жужей» оказалось суметь повернуть ее на нужный угол: руки никак не справлялись с рычагами с достаточной точностью, и при каждом маневре я умудрялся распахать всю землю под гусеницами, все время промахиваясь мимо нужного направления и виляя, как пьяный при трогании с места. Трудно было вести, глядя в маленький триплекс перед глазами, отсутствие нормального обзора по бокам тоже очень напрягало. Федька же справлялся легко — его старая воинская специальность оказалась вовсе не липой.

Но все же и мы с Иваном понемногу осваивали машину — под чутким руководством Степаныча, разумеется, нещадно нас матерившего и злобно насмехавшегося. Каждый наш косяк в обращении с техникой он воспринимал как шило в задницу, а то и как личное оскорбление.

Машина действительно поражала невероятной по сравнению с любой колесной техникой проходимостью, легко раскатывая по грязным полям, выбрасывая чуть не в небо комья грязи с гусениц, выбираясь из оврагов и преодолевая броды. Выдали нам и пулемет, вместо ожидаемого РПД подогнав РП-46 — модерновую версию знаменитого военного «дегтяря», с длинным и толстым стволом и питанием не от диска, а от ленты из прямоугольного брезентового мешка. В ящик же для боекомплекта, прижавшийся к борту, загрузили аж две тысячи патронов, серьезно повысив нашу огневую мощь.

Выехав в поле и расставив доски-мишени, мы постреляли по ним из бортовых бойниц и сверху, высунувшись из люка машины, и решили, что с этим справляемся неплохо, причем все трое — Иван в свое время тоже в армии отслужить успел, научился. Пулемет грохотал солидно и гулко, выбрасывая гильзы и куски ленты, которые сыпались под ноги, что сразу было признано неудовлетворительным. Степаныч покивал и ушел в мастерские делать импровизированный сборник под все, что сыпалось из стреляющей «машинки». С расплывающимися по отсеку пороховыми газами поделать уже ничего не могли, хотя вентиляция была явно неудовлетворительной. Впрочем, Степаныч пообещал подумать над устройством дополнительной вытяжки.

Милославского я увидел всего один раз, причем очень накоротке — тот был чем-то занят и в наши дела особо не лез, что меня, по понятной причине, не слишком удовлетворяло: хотелось задавать вопросы и получать на них ответы. Он подошел ко мне в конце рабочего дня, когда я прогревал двигатель «тазика» и поджидал отошедшего помочиться Федьку. Рядом строились в колонну несколько машин: рабочий день заканчивался, было уже темно, и в город ехали всем скопом для вящей безопасности, ну и я намеревался пристроиться к ним — не хотелось раскатывать по лесам в одиночку, пусть даже всего десять километров.

Шикарный «олл-карри» Милославского появился из-за угла главного здания и ловко втерся в середину колонны, причем две машины раздвинулись, чтобы его пропустить. Двери «доджа» распахнулись, телохранители выбрались наружу перекурить, а профессор направился ко мне, на ходу протягивая руку для приветствия.

— Ну как, осваиваетесь? — спросил он.

— Да вроде осваиваемся, чего тут сложного? — пожал я его руку. — Главное, чтобы из этого какой-то толк был.

— Какой-нибудь будет обязательно, — уверил он меня. — По снабжению все нормально, проблем нет?

— Да вроде нет, — подумав, ответил я. — Занимаемся по плану, через неделю двинем в Красношахтинск, пороемся там в архивах.

— Вы бы с Настей слетали еще туда предварительно — глянули что и как, — сказал Милославский. — На таком расстоянии от границы Тьмы изменения чуть не каждый день случаются, подчас и не предугадаешь какие, так что лучше проверять. Она же сказала вам, что мы ее на постоянной основе наняли вам в помощь?

— Сказала, как не сказать, — подтвердил я. — Спасибо, что фонды на топливо и ремонт выделили, — можно птичкой порхать. Перед выходом слетаем несколько раз — и прямо на место, и над окрестностями покрутимся.

— Давайте, дело нужное. И обещаю заодно премию вам выбить за выход к Тьме — думаю, что пригодится.

— А по тому… «моему» месту нет ничего нового? — спросил я после короткой паузы.

— Нового пока ничего, разве что засекли активность магнитного поля на этом месте, — сказал профессор. — Есть мнение, причем вполне обоснованное, что тоннель с той стороны к нам существует, как-то он закрепился.