На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 80

— Да это понятно… Тест-драйв когда можно сделать?

— Ты за мехвода? — уточнил Степаныч. — Тогда сейчас с тобой и скатаемся — посмотришь как и чего. А я посмотрю, как ты умеешь, а то мне, может, самому лучше.

— Мы с вами, — сказал Иван. — Заодно проверим, как там за пассажира, а то я сам на ней еще ни разу.

— Это вы сами решайте, мне до того дела нет, — отмахнулся Степаныч.

Федька не подкачал, хоть, судя по выражению лица Степаныча, и не поразил. Машину вел ровно, нигде не застрял — не знаю, что нашему механику на самом деле надо. А вот самой машиной я остался доволен, вполне даже. Шла она тихо, не громче грузовика, два мотора тоже на уши не давили, но при этом тащили вездеход вполне бодро. Бойницы-окошки, они же стрелковые ячейки, оказались достаточного размера, чтобы можно было выглядывать на ходу, а так как дождя не было, мы с Иваном в верхние люки высунулись — так еще удобней оказалось.

Внутри было тепло: там соорудили примитивную автономную печку на солярке, что обнадеживало в преддверии зимы, было много всяких ящиков и бардачков. Кресла, выдранные из немецкого танка, были мягкими и вполне удобными, так что за сохранность задниц тоже можно было не опасаться. Когда вернулись на территорию Фермы, поносившись по окрестным полям и буеракам, и Федька закатил «жужу», как он уже начал именовать машину, в бокс, Иван спросил у меня:

— Ну как?

— По мне — так вполне, — честно ответил я ему. — Застрять ей вроде не грозит, а если по паре бревнышек с каждой стороны подвесить и с собой прихватить, то выберемся откуда угодно. Мне уже довелось к границе Тьмы скататься, да еще и с приключениями, так что факт наличия брони радует.

— Вишь как, — обрадовался такому отзыву Иван. — А поначалу хотели обычный американский М3 использовать, полугусеничный, но у него проходимость так себе по грязи, так что решили машину с нуля делать. Ладно, пошли дальше, просвещать вас буду.

— Это по поводу? — спросил Федька, выбравшись из «жужи» через водительский люк и спрыгнув на землю.

— По поводу адаптантов, — сказал Иван и повел нас в сторону большого здания бывшего депо, только Степаныч остался с машиной, к экскурсии интереса не проявляя.

Подошли к стальной двери, проделанной в воротах, Иван нажал на большую красную кнопку под козырьком, больше похожую на сигнал пожарной тревоги. Звонок был внушительный, вроде школьного. В двери отодвинулось окошко, в нем показалось чье-то настороженное лицо.

— Сереж, это я, — сказал Иван. — И со мной двое, новые сотрудники.

— Все равно регистрируем, — сказало лицо, и калитка распахнулась.

За ней оказался очередной решетчатый шлюз с дежуркой, в которой сидели двое с красными повязками — вохра. Выглядывавший в окошко Сергей потребовал наши удостоверения и тщательно переписал их данные в журнал посещений.

— Вот теперь порядок, — сказал он, возвращая нам красные книжечки с фотографиями. — Ни к вам вопросов, ни ко мне потом претензий. Проходите.

Лязгнул запор решетчатой двери шлюза, и мы прошли дальше.

Депо уже давно таковым не являлось. Его перестроили, перегородив во всех направлениях кирпичными стенами с дверями и сверху подвесив стальные мостики-переходы, по которым, кстати, прогуливался охранник с ППШ, надзирая сверху за порядком.

— Там у нас боксы стоят, в которых Тьму проращиваем, так сказать, — показал Иван на дверь с надписью «Не входить!». — Из них же тварей для опытов добывали.

— Вот, кстати, всегда хотел спросить, — вскинулся я. — Тьма в любое темное место прорасти может? Вроде как внутрь колесной камеры или в пустой ящик, лишь бы заколочен был?

— Нет, не так, — засмеялся он. — Объем должен быть достаточен, эдак с комнатку или шкаф, например, для кого-то вроде крысаков, а второе — там обязательно отпечаток человеческой ауры должен быть. Человек туда должен был заходить, и не раз. Или руками шарить регулярно, как в том же шкафу. Мистика, понимаю, но так оно и есть, другого объяснения не придумали.

Иван повел дальше нас по длинному коридору до двери с надписью «Отдел содержания», за которой оказалась самая настоящая тюрьма. Или зверинец, тут уж как посмотреть. Проход, решетчатая стена, за нею — камеры. В проходе стоит стол, за которым сидит человек в белом лабораторном халате, читающий книгу, на тюремщика никак не похожий.

— Лямыч, как жизнь? — поприветствовал его Иван.

— Да как она может быть? — пожал тот плечами. — Пациенты ведут себя тихо, читать не мешают, следующее дежурство по зоопарку только через неделю, жить можно.

— Слева — твари, справа — люди, — кратенько описал нам ситуацию Иван. — Или адаптанты, если угодно. Хотя тварей нет сейчас, передохли все, есть только двое одержимых. С кого начнем?

— Тварей я видел — нет их, и не надо, давай с адаптантов начнем — благо к ним в гости кататься будем, — сразу сказал я.

— Никаких проблем. Пошли.

Сделав всего несколько шагов, я остановился у первой камеры, забранной частой, но не слишком массивной решеткой. Пустая комнатка с кирпичными стенами, грубо сколоченный топчан с соломенным матрасом, солдатское одеяло. На топчане, поджав по-турецки босые ноги, сидела девушка лет шестнадцати с виду, коренастая и некрасивая, с собранными в неряшливый узел очень светлыми волосами.

Сначала она показалась мне совсем обычной, но потом мое сознание отметило какие-то несообразности с привычным человеческим обликом. Она выглядела как… негатив, пожалуй. Волосы были светлыми, но какими-то белесыми, не седыми и не блондинистыми. Странные волосы. И они были заметно светлее кожи — синеватого оттенка, лица с темными губами и темными же пятнами под глазами и таких же синеватых рук, собранных в замок на одном колене.

Когда я остановился перед решеткой, девушка посмотрела на меня, затем вдруг злобно оскалилась, обнажив черные зубы. Не грязные и не гнилые, а вполне здоровые и ровные зубы с эмалью черноватого оттенка.

— Эва как, — сказал остановившийся рядом Федька. — Так их видал, но не с такого расстояния. Зомби какая-то.

— Не, зомби плохо выглядят, кожей болеют, если кино верить, а эта вон какая здоровая и гладкая, — сказал Иван. — В глаза вглядитесь, это интересней.

Верно, глаза были странными. Такими же, как все остальное у нее, — черный белок, белая радужка, даже серебристая, и вертикальный зрачок, как у кошки. Все вместе это смотрелось так странно, что девушка, несмотря на то что она, кроме цвета, не отличалась от обычного человека ничем, человеком при этом не выглядела абсолютно и никаких ассоциаций с ним не вызывала. Странное существо из странного мира, человеку враждебное.

— Не общаются? — спросил Федька.

— Нет, никогда, что с ними ни делай, — покачал головой Иван. — Не по нашей части, но в НКВД пробовали. А так… все остальное как у людей, только холода не боятся.

— Серьезно? — удивился я.

— А здесь что, тепло, по-твоему? И стена холодная, а ей по фигу, видишь? В морозильнике помрет, естественно, но по такой погоде, как сейчас, им самый кайф.

— Это да, от Тьмы холодом прет, — сказал Федька. — А на жару они как?

— Жары не любят.

— И чем вы их летом охлаждаете здесь? — спросил Федька.

— Летом в погребе держим — тех, которые доживают, — ответил Иван. — Пошли дальше.

Адаптантов в клетках обнаружилось еще двое — оба мужчины. Один был тщедушным мужичком, не обращавшим ни на что никакого внимания, а про второго, молодого и сильного, зло уставившегося на нас, сидевшего в дальней камере, Иван сказал:

— Этого опознали: он углегорский. На мародерку катался к границам Тьмы, однажды не вернулся. А потом уже в таком виде разведка поймала. К общению не расположен, ничего не говорит, как таким стал — не рассказывает.

— А друг с другом общаются?

— Здесь — никогда, — ответил сидевший за столом Лямыч. — Сколько ни дежурил — никогда не слышал. Молчат, смотрят куда-то в пространство, да и все. Даже книги подсовывать пробовали — в руки не берут.

— А едят что?

— Да то же, что и мы, не отказываются, — пожал он плечами. — А вот одержимых на человечину тянет. Один уже помер, а второй в десятой камере маринуется — можете посмотреть.