На пороге Тьмы - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 71

— Ну… сложилось так, дома расскажу, — развел я руками. — Обещаю учить матчасть усиленно пока.

— Матчасть? — переспросила она. — Ну… взлетный вес у По-2 какой?

— Девятьсот двадцать два кила. И шестьсот шестьдесят пять у пустого.

— М-да? — глянула она скептически. — А скорость в момент отрыва?

— От семидесяти пяти до восьмидесяти.

— Ну ты смотри, запомнил, — засмеялась она. — Но ты все же не пропускай потом, ладно? Я на завтра подготовилась, целую лекцию сочинила, а тут…

Как бы то ни было, а в стоящий у дальней стены самолет я забрался. А что тут изучать? Приборчики все простые: вариометр, указывающий скорость снижения или подъема, альтиметр, указатели давления и температуры масла. Тахометр на стойке, пусковое магнето и заливной насос. Две педали, сектор дросселя, рукоятка управления с резиновой ручкой, как у велосипеда. И все. И что тут учить?

Похватался руками — сначала так, потом с закрытыми глазами, поерзал задницей в неудобном кресле, — да и все, что еще делать в кабине?

— Пошли, я все! — крикнула Настя.

«Все» была не только она: собирались и остальные. Складывали инструмент, стаскивали рабочие комбинезоны, собираясь по домам. Мне было видно через открытую калитку, как Марат завел полуторку, оставив ее прогреваться.

— Развозите народ по домам? — предположил я.

— Конечно, темно же на улице, — кивнула Настя.

— А вездеходик, который «АР-43», он чей? — поинтересовался я насчет интересной машины.

— Наш, аэродромный. Пока ты не появился, мы с Колей друг друга подвозили до дому на ней.

— А сегодня он, как барин, один едет?

— Сегодня он, как сторож, дежурить остается, — засмеялась она.

Действительно, Коля уже поднялся на второй ярус и стоял там у перил с автоматом на плече, поглядывая на нас сверху.

Выбрался из тесной кабины на плоскость, спрыгнул на пол.

— Пошли?

— Есть хочу, давай купим что-нибудь домой, — сказала Настя, забираясь в машину.

— Я пирожки купил и молоко, — указал я на противогазную сумку, лежащую в машине. — Только остыли небось, там еще горячие были.

— Ничего, я и так умну, — обрадовалась она.

— Не обедали, что ли?

— Обедали, да день был суматошный, умоталась. И оголодала.

«Тазик» резво и радостно довез нас до дома, где и затих, пристроившись у самого подъезда, пощелкивая остывающим двигателем. Дверь открыла жена коменданта, придирчиво выполнившая процедуру «светового теста», квартира встретила темнотой и заметной прохладой. Пощупал батарею — вроде теплая, а дома холодно.

— Держи, я паклю и газету прихватила с работы, — сказала Настя, выкладывая на столик небольшой сверток. — Клей тоже там, в баночке.

— Отлично, — обрадовался я. — А то тут ненамного лучше, чем на улице. Так, ножницы у нас есть?

— Только маленькие, маникюрные, — подумав, сказал она. — Дать?

— Не, не надо, я ножом порежу.

А что, дело нехитрое — сложил да по сгибу разрезал. Вполне аккуратные полоски получаются. А резать буду бритвой, завтра ее на ремне направлю только перед тем, как бриться.

Настя пристроилась за столик с молоком и пирожками, а я сразу занялся делом, вооружившись кухонным ножом и заталкивая скрученную паклю в щели рам.

— Так куда ты завтра? — спросила она, взявшись за первый пирожок.

— В Сальцево. С Федькой.

— А что так подперло? Что там у вас случилось?

— К Милославскому в помощь откомандировали. Вот и хотим кое-что проверить, до того как начнем. Он вообще как, на твой взгляд, доверять ему можно?

— В каком смысле?

— В прямом. Имеет ли он привычку кататься на подчиненных в рай и разменивать их по ходу на всякое полезное для себя, имеет ли привычку обманывать… ну и так далее.

Она пожала плечами, отпила молока из стакана, затем сказала:

— Я вообще не так чтобы в друзьях с ним, но… вообще, он себе на уме, конечно, не мать Тереза, но плохого о нем тоже не слышала. По крайней мере, из его управления на него всерьез никто мне не жаловался, хотя болтала со многими. Но сам понимаешь, это не источник информации.

Понятное дело, но хоть что-то.

— Слушай, — вновь заговорил я, — а у него действительно так много влияния или он выпендривается?

— Много, он же один из первых тут, кто людей организовывать взялся. Если реально смотреть, то он, пожалуй, после главы Администрации, Леонова, второй или третий человек, вместе с главным военным, Евстигнеевым.

— Евстигнеев чем командует?

— И комендатурой, и разведбатом. Только Горсвет не подчиняется, ваш Беленко к Леонову напрямую ходит. Ну и чекисты сами по себе.

Ага, уже кое-что проясняется. Расклад сил в городской верхушке, по крайней мере. У Милославского с этим самым Евстигнеевым, видать, трения есть, недоделенное влияние. Вот и не хочет профессор одалживаться. Сейчас одолжишься, а потом тебе за эту самую услугу малую гол забьют. Поэтому вынужден идти к Беленко нашему, который вроде сам по себе.

— А у Беленко вес есть, на твой взгляд?

— Ну ты нашел у кого спрашивать, — засмеялась она. — Я что, местный политический обозреватель? Обычная барышня, не слишком умная, которую ты даже используешь для собственного удовольствия. Что я могу знать?

— По сравнению со мной, который тут без году неделя, — многое, — не повелся я на шутку. — Есть у меня ощущение, что тащат меня куда-то в непонятные мне дела, вот в чем проблема.

— Не ходи, — посоветовала она.

— И есть у меня другое ощущение: что если в это все же ввязаться, то можно получить большой приз.

— Это какой? — посмотрела она на меня с подозрением.

— Путь домой.

— Как-как?

— Домой. Туда, на ту сторону, где десять лет — это десять лет, но жизни, а не выживания.

— Я уже надоела? — спросила она после паузы.

— А ты со мной не пойдешь? Хочешь жить вечно?

— Извини, глупость сказала, — вздохнула Настя. — Ты, так сказать, приглашаешь?

— Я, так сказать, приглашаю, — в тон ей ответил я.

Она опять вздохнула, потом сказала, покачав головой:

— Ты сам не понимаешь, что говоришь. Ты приглашаешь влюбленную женщину в мир, где она сможет иметь детей. Нормальных детей, которые нормально будут расти в нормальном мире.

— Я пока не приглашаю, если честно, — осторожно сказал я. — Может и не получиться ничего, я могу и ошибаться. Я просто хочу попробовать подобраться к этому, если оно действительно существует. Или будет существовать.

— Этого уже достаточно, — сказала Настя. — Ты разве не понимаешь, что мысль о детях гонит от себя здесь половина женщин? И сто лет за десять — для таких утешение слабое, скорее, наоборот. Сотни лет бессмысленного существования, ведущего во Тьму. Даже думать об этом страшно. Если есть хотя бы малая надежда на то, что удастся вырваться, — я тебя очень прошу, попытайся. Я для тебя готова тогда все сделать, пойду с тобой куда угодно — лишь бы из этого чистилища.

Я посмотрел ей в глаза и сразу же поверил.

— Значит, так, попробуем выяснить что-то про эту самую Скляр, но об остальных делах тоже не забываем, — сказал Федька, после того как уселся в «тазик» и мы отъехали от общежития. — Оставшийся «шнауцер» я по-любому в Углегорск тащить не хочу, а то потом безопасники задолбают — типа с городом не делишься, а мы халяву любим.

— Это понятно, но как в Сальцеве разбираться с продажей будем, деньги же другие? — немного озадачился я, не сомневаясь, впрочем, в том, что у Федьки для этого какая-то схема предусмотрена.

— Товаром возьмем, — ответил Федька. — И не сразу, а частями — так, чтобы выглядело, что на свои деньги закупаем и возим. И на базаре на реализацию дадим в несколько точек: так незаметно будет, если всерьез копать не возьмутся.

— А если все же возьмутся?

— Тогда вскроется, понятное дело, конспирация-то левая, но, в сущности, преступления нет — так, просто не дали с себя халявы взять, — сказал он, разведя руками в притворном недоумении. — Несмертельно, в общем. Но какие-то последствия будут. На службу напишут, еще что-нибудь. Ну да хрен с ним, не корову проигрываем, как говорится.