Дворец для любимой - Корн Владимир Алексеевич - Страница 31

Так продолжалось несколько минут. Я уж совсем было подумал, что стрелкам удастся то, что мы рассчитывали сделать с помощью пулеметов, когда с холма, где находился Хаито, к строю тугиров направился одинокий гонец. Вот он достиг их и помчался вдоль строя, вероятно что-то крича. Ну наконец-то: конница пришла в движение. Сначала медленно, затем все ускоряясь и наконец рать тугиров набрала полный галоп. Я с беспокойством оглянулся по сторонам. Только бы выдержали нервы, только бы варды не начали разворачивать коней, спасаясь бегством от непреодолимой силы. Заметно было, как волнуются воины Тотонхорна, но строгие окрики командиров удерживали их на месте.

Сам Тотонхорн продолжал сидеть на своем белом скакуне с самым каменным выражением лица. И лишь конь под ним приплясывал, его-то как раз не обманешь, он кожей чувствует состояние седока.

Когда дистанция сократилась метров до ста пятидесяти и уже можно было разглядеть лица скачущих на нас тугиров, сработали взрывные устройства, приводимые в действие обыкновенными растяжками, которые были скрыты в густой траве. Устройств было немного, но свою задачу они выполнили отлично, придержав фланги наступающей конницы. А по центру тугиров ждали пулеметы.

– Огонь! – заорал я, не в силах совладать с собой, потому что через несколько мгновений могло быть уже поздно.

Пулеметы заработали одновременно с криком, так что никакой моей заслуги в этом не было. Пять гатлингов скорострельностью выстрелов в семьсот создали такой шквал огня, что попросту отбросили назад уже вплотную приблизившуюся к ним конницу Хаито. Справа и слева от пулеметов шла рубка, варды сами перешли в наступление, а по центру продолжали бить пулеметы. Сотни коней и их всадников бились перед ними в агонии, а пулеметы все продолжали стрелять. Я даже вздрогнул, настолько страшно выглядело это месиво из людей и животных.

С лица Тотонхорна наконец-то слетела маска, и на несколько мгновений оно приобрело непонятное выражение. Это было то ли изумление, то ли жалость к людям, попавшим под губительный огонь. Дормон справился с собой быстро, снова став невозмутимым, и начал отдавать приказы. Я же припал к биноклю, пытаясь рассмотреть холм, на котором находился Хаито, и мне удалось заметить несколько трупов на его вершине. Было непонятно, есть ли среди них дормон тугиров. Единственное, что удалось разглядеть, – часть убитых одета в мундиры армии Готома.

Через оптику удалось рассмотреть, что с холма, где расположились стрелки, продолжали стрелять. Теперь они палили по прислуге артиллерийской батареи, и было видно, как среди пушек, пытаясь спастись, мечутся люди. Взвешенное решение, и риск того стоит, вряд ли среди людей Готома, прибывших сюда, много опытных артиллеристов.

Я перевел бинокль чуть левее. А вот это уже совсем нехорошо. Около сотни кирасир галопом направлялось прямо к скале, на которой засели стрелки. Я уже успел посочувствовать находящимся там парням, когда кирасиры резко сбавили ход: из-за перелеска показались кавалеристы фер Дисса с длинными пиками, разворачивающиеся в лаву, чтобы нанести удар во фланг отступающим тугирам. И кирасиры вместо того, чтобы устремиться им навстречу, повернули в обратную сторону.

Ну да, каждый сам за себя, один Бог за всех. Да и какой смысл умирать здесь, вдали от родины, если их союзники-тугиры драпают со всех ног, драпают, куда ни кинешь взгляд.

«Как же много их успело полечь под огнем пулеметов, – думал я, шаря биноклем по полю боя. – Очень много, значительно больше, чем в бою при Варентере».

Подъехал на своем могучем гнедом жеребце Прошка, с лицом, закопченным от порохового дыма. Во время боя он находился у пулеметов, я сам и послал его туда, помня удачные действия Проухва в Варентере.

Он взглянул на меня, ожидая вопросов.

Все отлично, Проухв, вы сработали просто превосходно. На лучшее и при всем желании рассчитывать было нельзя. Будь теперь со мной, и вот тебе фляжка с бренди. Не любишь ты крепкие напитки, терпеть их не можешь, но сейчас – надо. Знаешь, Проухв, даже через сотни лет люди так и не придумают лучшего лекарства для снятия стрессов. Вот только принимали бы они их только как лекарства.

Забрав протянутую Прошкой обратно фляжку, я и сам пару раз хорошенько к ней приложился. Сейчас бы самое время и Тотонхорну бренди предложить, но дормон где-то далеко впереди, воодушевляет воинов личным примером. А мне это совсем не нужно, я свою задачу выполнил.

Глава 14

Эрих Горднер

Не спалось. Я сидел и смотрел, как бьются в камине языки пламени, тщетно пытающиеся выбраться наружу и создающие подобие уюта. Хотя какой может быть уют в чужом доме, который ты занял сразу после того, как его в страшной спешке покинули хозяева.

То, что хозяева торопились покинуть дом, заметно сразу. Все ценные вещи остались на своих местах, а с кухни доносился запах подгоревшего варева. Хорошо, что до пожара не дошло.

Когда мы вошли в поместье, принадлежавшее мелкому трабонскому дворянину, на полу возле самых дверей валялась оброненная впопыхах женская накидка. Вполне могло быть, что ее владелица – молодая и симпатичная женщина. Могу представить себе весь ее ужас. Как она, наверное, волновалась, бедняжка, при мысли о том, что не успеет убежать и окажется во власти чужаков, вторгнувшихся в ее страну, в ее дом.

«А сколько таких, – с грустью думал я, – которые не успели или которым некуда было податься. И во всем этом виноват я».

Ведь именно я оказался во главе этих людей, больше половины из которых являлись кочевниками-вардами. Степняками очень сложно, почти невозможно управлять. Это не в сражении, когда за собственную трусость, а порой и за трусость своих товарищей можно поплатиться головой. Здесь другое, и степняки считают, что вправе прихватить любую приглянувшуюся вещь или взять силой понравившуюся им женщину.

Кстати, зря я считал, что Тотонхорн не способен на жесткие, но иногда такие необходимые меры. После разгрома Хаито дормон приказал казнить каждого двадцатого в одном из вардовских родов, чьи воины дрогнули при виде накатывающейся волны тугирской конницы, поспешив спастись бегством. Мера крайне жестокая, но, должен признать, очень действенная. Кроме того, полностью родом заслуженная.

После сражения мертвое тело самого Хаито мы нашли с тремя пулевыми отверстиями в голове. Четвертый выстрел, перебивший ему позвонки, пришелся в шею.

– Надежно сработали, – усмехнулся я. – Каждый из выстрелов был смертельным. Непонятно даже, как они так умудрились.

Выяснилось все просто.

– Мы подстраховались, – рассказывали парни. – Да и отличить Хаито от остальных было легко.

Судя по тому, что одно из отверстий оказалось в темени дормона тугиров, подстраховывались они по уже упавшему замертво Хаито.

Тотонхорн отреагировал на удивление спокойно. Возможно, он даже обрадовался тому, что избавился от своего главного врага, но, как обычно, на его лице ничего не отразилось.

После разгрома противника Тотонхорн выделил мне часть своего отряда (примерно три тысячи человек), которую возглавил Тотайшан. Сам же дормон принялся наводить порядок как на своих землях, так и на теперь уже принадлежавших ему землях «сыновей Неба». Войско свое ему удалось легко пополнить за счет тех родов, что до сражения занимали выжидательную позицию, но, узнав о полной и окончательной победе Тотонхорна, поспешили к нему примкнуть.

Мне же вполне хватало тех пяти тысяч конников, что у меня теперь имелись, для реализации своего замысла, который был достаточно прост. Он заключался в том, чтобы совершить рейд по территории Трабона. Нам предстояло пройти вдоль Энейского горного хребта, достигнуть ущелья, проходившего сквозь горы, и выйти на территорию, принадлежащую уже Империи. Дальше наши пути расходились.

Тотайшан со своими людьми поворачивал на север, в родные степи, ну а я направлялся в Дрондер. Правда, сыну дормона предстояло выполнить еще одну миссию. Путь Тотайшана лежал через степи, по которым кочевали вайхи, и вардам необходимо было пройтись по ним огнем и мечом. Хотя бы за то, что вайхи поддержали короля Готома в его войне с Империей.