Делла-Уэлла - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 28

— Они скользят не по дороге, а над нею, — поправил девушку шаман. — Ты сметлива, дитя. Могло быть и такое, особенно сейчас, когда весь орешник уже вырублен и поля просторны. Но кто и откуда пошлет шурушетра не по дороге?

— А кому понадобилось красть ребенка? — парировал Сорк.

— И все-таки надо прежде всего убедиться, что принц не спрятан где-то в городе, — твердо сказал Эрм.

— Ты лучше других знаешь этот город — как его там?..

— Его наименование — Жемчужный Орешник, а зовут его попросту Перловик. Что ж, во дворце спокойно, я недавно выносил оттуда усопшего в водяных корчах. У караван-озера никто не суетится, ничего не прячет, ничем не похваляется. Наши не удержались бы.

— Это точно, ваши таковские, — поддакнул шаман, — Да что там говорить, если в городе что-то прячут, то, значит, собираются вывезти — иначе зачем? А на чем вывезешь, ежели уйдет последний обоз?

— А как насчет колдовских штучек вроде ковра-самолета? — подала голос что-то очень уж молчаливая сегодня Таира.

— Неведомы сибилло такие словеса, неведомы. Нету ни чар, ни заклинаний, чтобы самолетать!

— Дело серьезное, сибилло, — вмешался рассудительный Сорк, прекрасно видевший, что принцесса уже засомневалась в ведовских способностях этого явно провинциального колдуна. — Может, существует что-то, чему ты не обучен? Вон ты говорил, что почувствуешь приближающуюся опасность, — а лазутчика проглядел?

Шаман обиженно засопел:

— Громобой-тунец летит быстрее молвь-стрелы, по он один на всю дорогу, и запрягать его может только сам Полуденный Князь. Кстати, отец его, Отногул Солнцеликий, дозапрягался…

— Что, попался зело кусачий тупец? — поинтересовалась девушка, на долю которой всегда выпадали самые рискованные вопросы.

— Молния попалась отменно злая, лиловая… вроде твоих глаз, царственная дочь! — это шаман расплачивался за недоверие к собственным способностям. Приманить-то ее Отногул приманил, а вот запрячь без сибилловой помощи не смог.

— А ты смог бы?

— Сибилло придает силу, а не проявляет суетность… Что же касаемо лазутчика, то уж больно черна эта башня, так и светится замогильным светом, глаза внутренние застит. Сибилло тут пораскинуло мозгами и решило, что негоже оставаться на запоганенном месте. Ежели ваш девятиглавый дом и впрямь летает, стоило бы убраться отсюда.

— А куда, уважаемый? — с надеждой спросила принцесса.

Старец поймал губами белую прядку, свисавшую от надбровных дуг до бороды, принялся жевать — то ли перебирал варианты, то ли просто держал паузу, набивая цену каждому своему слову.

— Есть одно тайное место, куда ни один из нас не смеет ступить, — хлопнул себя по колену Лронг. Сибилло зло глянул на него: стало очевидно, что про это место он знал не хуже Травяного рыцаря. — Анделисова Пустынь.

— Пустыня? — переспросили сразу несколько голосов.

— Пустынь. Место отдохновения духов полуночи, — ворчливо пояснил шаман. Зачарованный сад, куда не смеет ступить ни одна нога.

— Ага, — сказала Таира, — ботанический сад, вход по спецприглашениям. Но за садом ведь надо ухаживать? Или это делают безногие?

— У тебя в голове вместо мозга — шустрый зверек, — неодобрительно заметил явно компетентный в области анатомии рыцарь. — За садом смотрит Вековая Чернавка.

— Тоже из злыдней? — снова не удержалась девушка.

— Почему — тоже? Анделисы суть духи добра, последняя надежда страждущих и дарители сладостного успокоения безнадежным. Как был бы страшен последний отрезок жизни, если бы не упование на благость анделисов? Разве в твоем мире, дитя, конец жизни не озарен светлым чаяньем?

— Химиотерапией он озарен, но ваша цивилизация до этого не дошла. Вернемся к Чернавке. Это что, жрица?

— Фу, как не стыдно, дитя! Вековая Чернавка вкушает лишь ту малую толику пищи, которая необходима для поддержания сил. Готовится к тому часу, когда ее оставят одну. Надолго ведь не напасешься…

Джасперяне переглянулись: если с приближением холодов эти варвары откочевывали в более теплые места и бросали на произвол судьбы несчастную женщину, то у нее был мотив для похищения ребенка хотя бы в качестве выкупа за свою жизнь.

— Укажи, где этот сад! — топом, не допускающим возражений, повелела принцесса.

— Это нетрудно сделать, — пожал плечами рыцарь. — Иди так, чтобы солнце светило тебе в правое ухо, пересеки Большую Дорогу Света, пройди весь город, и очутишься в поле ореховых пней. Тропинка, по которой ходит за провизией Вековая Чернавка, не широка, но протоптана основательно, не ошибешься.

— Разве ты откажешься сопровождать меня?

— К Анделисовой Пустыни? Но это — нарушение моего обета…

— Ты забыла, безжалостная повелительница, что отец рыцаря Лроногирэхихауда заключен в княжескую темницу, и он вынужден был надеть Травяной Плащ, как символ своего обета, потому что это — единственная плата за прокорм узника. Если нарушить обет, то клеть заваливают сеном, и заключенный умирает без еды, питья и анделиса.

— Делов-то! — вмешалась, как всегда, Таира. — Попроси наших мальчиков, и они твоего папу в два счета откуда хочешь вытащат. Не проблема.

— Рыцарь, — торжественно проговорила мона Сэниа. — Если ты поможешь мне найти сына…

— Ой, только не надо торговать добром за добро! — бесцеремонно оборвала ее девушка. — Помоги, и все.

Рыцарь впервые посмотрел на нее с уважением.

— Моя младшая сестра права, — сделав над собой усилие, проговорила мона Сэниа. — Я даю тебе королевское слово, что приложу все усилия к тому, чтобы твой отец уже к утру был свободен — и ты, соответственно, тоже.

Глаза рыцаря под стрельчатыми густыми ресницами, ложащимися такой иссиня-черной тенью на серые щеки, что это невольно воскрешало в памяти что-то траурное, вроде кипарисовых ветвей на пепелище, — эти глаза как-то странно вспыхнули и погасли.

— Благодарю тебя, царственная гостья, по мой отец стар, и он не проживет и половины этого срока.

Мона Сэниа и Таира недоуменно переглянулись.

— Знаешь что, — предположила девушка, — наверное, он тебя не так понял. Я уже давно заметила, что у них тут «утро» и «весна» обозначаются одним словом.

— Летим! — приказала принцесса, не тратя больше ни секунды на объяснения. — В любом случае после Анделисовой Пустыни — твой отец.

Тихриане с некоторой опаской забрались в «девятиглавый дом», и, пока они осматривались, корабль уже завис над дорогой.

— Куда теперь? — спросила мона Сэниа, глядя сквозь прозрачный пол.

— Ищи черное кольцо негорючих сосен, за ним будет красная полоса пятилистника медового, внутри — водяное кольцо; только всего этого ты из-за сосен не разглядишь. — Сибилло и не предполагал, что они находятся на значительной высоте, откуда все это была видно как на ладони.

— Вон, южнее, — негромко подсказав Скюз. — Садимся с внешней стороны?

— Естественно.

Приземления тихриане тоже не ощутили, и, когда круглая дыра люка разверзлась перед ними, они едва не потеряли дар речи, увидав перед собой стену кольчатых стволов и где-то за ними — непроходимо частый краснолистный кустарник.

Спрыгнув на утоптанную почву, они увидели город вдалеке, окутанный преддождевым туманом.

— Ну, дела… — сибилло прямо-таки обвис, став ниже ростом. — Вы и анделисов не опасаетесь?

— Встретимся — увидим, — коротко бросила принцесса. — Кстати, как они выглядят?

Шаман замялся — то ли стыдился своею незнания, то ли, как уже за ним замечалось, придерживал информацию.

— Те, которых они излечивают и обратно в мир выпускают, говорят, что у них два рукава, — неуверенно проговорил Лронг. — Накрывают красным возвращают силы молодые, самые счастливые минуты, всю сладость жизни в одном глотке воздуха… А уж не поможет — укрывают черным рукавом, и страдалец из мук и сожаления уходит в полуночный край. Кроме этого, никто ничего ни разу и не вспомнил. Ни разу. За все времена.

— Так. Два рукава, — подытожила принцесса. — А Чернавка?

— Ну, эту на рынке встречали. В черном с красной оторочкой, маска на лице углем чернена. У здешней вроде горбик.