Делла-Уэлла - Ларионова Ольга Николаевна - Страница 27

— Зачем же на камнях, уважаемый сибилло, — голосом ровным и бесцветным от непомерной усталости проговорила мона Сэниа. — Отдохни в моем шатре. И ты, рыцарь.

Шаман покосился на призывно раскрывшуюся дырку люка, припомнил, наверное, свой позорный провал на поприще отворения этих заговоренных дверей (надо же, у себя на Тихри с этим нехитрым делом он сызмальства справлялся) и решительно затряс бороденкой.

Глядя на него, и Травяной рыцарь предпочел жесткое ложе родной земли сомнительному уюту чужого дома, вытянувшись во весь свой неправдоподобный рост и закинув руку за голову. Через несколько секунд он, полуприкрыв глаза, уже дышал мощно и ровно.

Мона Сэниа, неслышно проходя мимо, невольно задержалась над спящим великаном. Смягченное сном, его лицо уже не казалось таким грубым; сейчас в нем проступило то редкостное сочетание детскости и надежности, которое так и манит довериться этим лучшим качествам души до конца. Слабые доверяются безотлагательно. Она не была слабой, видят древние боги. Но до какой же степени она была отчаявшейся! И несмотря на верных своих собратьев по оружию, как она была одинока…

Она уже хотела нагнуться к задремавшему великану, как тот сделал едва уловимое движение рукой и цепко обхватил ее щиколотку. Только надежная тренировка инопланетной воительницы предупредила естественный вскрик и заставила разом сосредоточиться. И вовремя: вторая рука рыцаря чуть приподнялась, указывая вверх.

Ах, вот оно что. Заметил-таки сову, несмотря на полуопущенные густые ресницы. Мона Сэниа стряхнула с себя напряжение и с улыбкой подняла голову.

Сквозь верхнюю бойницу на нее глядели злобные прищуренные глаза.

IX. Анделисова пустынь

Если бы у принцессы был хотя бы миг на размышления, она призвала бы своих дружинников и указала на смертельную опасность, нависшую — нет, не над ними, а над тихрианами. Но этого мига не было, и сам собой из ее груди вырвался крик:

— Гуен! Гуен, чакыр!!!

Позолоченные солнцем размашистые крылья распахнулись во всю свою устрашающую ширь, Гуен взмыла вверх и вдруг со скоростью метеора ринулась куда-то в сторону города, пропав из виду. Оба тихрианина, еще не знакомые с этой достойной представительницей земной фауны, оцепенело глядели в шафранное небо. Первым опомнился сибилло.

— Птенец джаяхуудлы? — постукивая зубами, проговорил он. — Или сам…

— Ага, птенчик, — заспанная рожица Таиры, незамедлительно откликнувшейся на сигнал нападения, показалась из люка. — Кого промышляем?

Она увидела выпрямившегося во весь рост Лронга и незамедлительно явила весь арсенал своего любопытства, спрыгнув на землю и подходя к великану почти вплотную. Затем она задрала вверх подбородок и звонко спросила:

— Эй ты, там, в вышине, ты свой?

Травяной рыцарь переместил свой взгляд с небес на юное создание, не достававшее ему до груди. Создание было облачено в один черненький свитерок, не прикрывавший даже коленок, но оба амулета — флакончик с мерцающей пылью ~ исправно несли свою декоративную вахту у нее на шее.

— Свой, свой, — досадливо проговорила принцесса. — Рыцарь Лроногирэхихауд-по-Рахихорд-над… забыла.

— И этого достаточно, — по-королевски кивнула девушка. — Рыцарь, ты женат?

— Вроде бы нет… — ошеломленно пожал плечами вопрошаемый.

— Я и не сомневалась. С таким-то безразмерным именем…

Рыцарь наклонил голову и посмотрел ей на макушку.

— Во время Невозможного Огня дети спят, — заметил он.

«Капля бальзама», — невольно подумала принцесса.

А над башней снова возникла устрашающая в выполнении своих прямых обязанностей Гуен. Традиционный бело-золотой размах, стремительное падение вниз, в глубину руин — и заячий вскрик соглядатая, покрываемый сатанинским хохотом плотоядного удовлетворения.

— Гуен, маленькая моя, не входи в раж! — крикнула Таира.

Травяной рыцарь неодобрительно покрутил головой и полез наверх, цепляясь за осыпающуюся кладку.

— Э-э, как там тебя, Хирвахорд, вернись! Гуен тебя не знает, так что подрать может основательно. Она ведь не только сова, но и гарпия.

— Да, — подтвердила принцесса, — вы еще, так сказать, ей не представлены. Пы и Флейж, заберитесь-ка наверх и что там осталось — сюда.

Не прошло и минуты, как Пы уже спускался по осыпи, водрузив себе на плечи обмякшее тело. Флейж следовал за ним с расчехленным десинтором. Очутившись внизу, они прислонили так и не пришедшего в себя лазутчика к упругой стенке малого кораблика. Лоб его был залит кровью, черпая волосяная повязка и валики бровей набухли и стали рыжими — Гуен била по голове.

— Было при нем, — сказал Флейж, протягивая моне Сэниа сдвоенную плетеную корзиночку. Крышка над одной половинкой была приоткрыта, в другой части, запертой, виднелось что-то желтое, как лимон. Сибилло задрал бороденку и поглядел на Гуен, уже занявшую свой пост и теперь наводившую красоту, расчесывая клювом свои роскошные штаны.

Два крошечных канареечных перышка закружились, опадая.

— Ага, — с удовлетворением произнес сибилло. — Соглядатай успел послать молвь-стрелу. Между прочим, на Тихри нет птицы, способной догнать княжескую вестницу.

— Теперь есть, — хихикнула Таира. — И не только догнать, но и поужинать. Вот жалко только, что она проглотила и донесение, надо бы его прочитать. Кстати, Гуен, это — свои. Охраняй их, как всех нас, ррыжик-ррыжик!

Гуен наклонила голову и замерла, вперив в тихриан стоячий колдовской взгляд. Кажется, она была не в восторге от расширения круга своих обязанностей.

— Кроме этого, — сказала принцесса, кончиком сапога указывая на пленника. — Где-то я его…

Она наклонилась и сильным рывком подняла лазутчика на ноги. Он зашевелился, приоткрыл глаза и в смертельном ужасе заверещал.

— Ты, это ты!.. — крикнула принцесса и резко оттолкнула стражника от себя. Он качнулся — и исчез.

Шаман подобрался, осторожно помахал рукой в том месте, где только что находилось вполне осязаемое тело.

— Зачем ты наградила этого недостойного даром невидимости и неощутимости? — обиженно проговорил он. — Разве сибилло не заслужило этих более подходящих ему свойств, о всемогущая?

Мона Сэниа недобро усмехнулась одними уголками потрескавшихся от усталости, по все же прекрасных губ:

— Не завидуй, колдун. Все качества этого скота сейчас вместе с ним в ледяной яме, где бродят снежные тролли.

Оба тихрианина отшатнулись и одновременно сцепили согнутые мизинцы вероятно, ритуальный охранительный жест.

— А ты жестока, непредначертанная… — еле слышно прошептал рыцарь Травяного Плаща.

— Нет. Сегодня на глазах у меня он убил ребенка. Пришиб одним ударом, просто так. Эта девочка ничего ему не сделала, она только пела…

— Пела? — переспросил шаман. — Свинуха ледащщая. Они всегда поют по темным углам, корку просят.

— Это перебежчики с дороги Свиньи, — пояснил Лронг. — Там беззаконие и вечный голод. Их сначала отлавливали и назад возвращали, но они только полнили свою дорогу рассказами о нашем благоденствии. Тогда Полуденный Князь повелел бросать их в каменные колодцы и землей засыпать, чтобы милосердные анделисы им не помогли.

— Ну, а у этой мясо молодое, лакомое — ее, видно, в кокон запеленали.

Принцессу передернуло — она припомнила слова шамана о том, что он заплатил «за два кокона для своего шурушетра». Древние боги, да что же она должна сделать, чтобы и ее крошечный Юхани не превратился бы в такой кокон?

— Рыцарь, — проговорила она, молитвенно складывая руки на груди, — время бежит, а мы ни на шаг не приблизились к моему сыну…

— Я думаю об этом непрестанно. В городе его нет, иначе я услышал бы разговоры о таком чуде, как белоголовый ребенок. Говорят, правда, что Полуденный Князь отдал приказ свозить к нему в зверинец всех диковинных детей, но тогда ты, сибилло, должен был бы повстречать на своем пути шурушетра с княжеским возничим.

— Сибилло не встречало шурушетра.

— А разве эти ваши шуру-муру-как-там бегают только по дорогам? — спросила Таира, кутаясь в плащ, который накинул на нее Скюз.