Игры короля Филиппа (СИ) - "Elair" - Страница 52

   - Вы не наблюдательны на свою беду. Начинайте анализировать уже, наконец, то, что происходит вокруг вас, - сказал - и все равно, что назвал Адри дураком или недотепой.

   - Я не понимаю, к чему вы затеяли весь этот разговор, - насупился Винсент. Он действительно не понимал, с чего вдруг Ферье так сильно разволновался из-за Морела, почему требует открыть королю то, что Адри дал клятву сохранить в тайне.

   - Вы хотите, чтобы я был с вами откровенен, барон?

   - Было бы неплохо. Хотя бы иногда.

   - Любая откровенность при дворе - дурной тон, Адри. Неужели вы считаете меня настолько падшим? Негодным, я бы сказал. Вы хотите оскорбить меня? - эти слова были произнесены с такой обидной издевкой, что Адри не выдержал.

   - Почему вы вечно все передергиваете наизнанку?! Какого черта все мои слова, какой бы смысл они не несли, принимаются вами, как оскорбление вашей личности?! Вы все время говорите загадками, и я не понимаю, чего вы добиваетесь, граф!

   - А вы начинайте! - Ферье осадил коня и зло уставился на Адри, крича на него, как на провинившегося слугу. - Начинайте хоть немного понимать и думать о том, что твориться вокруг вас! А еще, было бы неплохо, если бы вы, хотя бы изредка задумывались над тем положением, в котором оказались! Я понимаю, что при дворе вы - человек новый и не знаете здешних нравов, но в последнее время я все больше убеждаюсь, что вы - тупой, наивный, редкостный идиот! Господи, - в глазах Ферье на миг отразилась какая-то пугающая, не человеческая мука, словно его сердце разрывалось надвое, - какой же вы идиот! Такие люди, как вы обычно видят недалеко, а живут недолго - это вам в виде подсказки!

   Сэйлин развернул коня и, не слушая окрика Адри, отчаянно погнал Эмиру в направлении реки.

   Винсент, обескураженный этой странной вспышкой гнева, просто смотрел вслед Ферье до тех пор, пока тот не скрылся за деревьями. Их нелепая ссора действительно заставила барона задуматься над истинными мотивами просьбы Сэйлина. Винсент знал, что если он объявит себя учеником Морела и докажет свои знания на деле - он займет его место и нарушит слово данное маркизу. А если не докажет, еще неизвестно каких бед навлечет этим на себя. Адри не мог так поступить хотя бы потому, что не знал всей степени риска и его последствий. Кроме того, он дал покойному Морелу слово, слово дворянина и, как бы ни хотел пойти поперек своих принципов - не мог. Он не нарушал слов даже данных самому себе в мыслях, а таких тем более, и Ферье этого не понимал, не хотел понимать и не собирался. Однако граф определенно пытался о чем-то предупредить Винсента, об угрозе, которую Адри не мог разглядеть, как не крути: он стал любовником короля и Филипп был к нему благосклонен, даже чересчур, Ботри его обожал, а единственной опасностью для Винсента в Летнем дворце был сам Сэйлин. Ну не глупо ли предупреждать опасности о самой себе? Впрочем, от Ферье можно было ожидать даже более невероятных вещей! И дался же ему этот учебник Морела.

   Когда Винсент предстал перед Филиппом, король не стал отчитывать его за опоздание, но негласное наказание, которое понес Адри за свою безответственность, понравилось фавориту короля еще меньше, чем могли бы понравиться болезненные упреки и откровенная брань. Винсент провел эту ночь в постели монарха и преимущественно под самим монархом. Когда Филипп приказал барону явиться к себе в спальню, Винсент слабо надеялся, что все закончится скоро. Король встретил его на пороге, улыбнулся ему, сделал комплимент касательно его синего нового камзола с аметистовыми пуговицами, потом они выпили вина, лениво обсуждая охоту и добытые трофеи, немного посмеялись над Ботри. За всем этим Адри уже было забыл, что делают в королевской спальне Эдуарда второго с такими, как он. Его призрачные надежды оказались так же ненадежны, как камзол, рубаха и штаны - их Филипп стянул с Адри нетерпеливо и слишком ловко. Когда Винсент остался полностью голым, король долго тискал его, хватая то за ягодицы, то за яйца - пошло, как в борделе. Так что Адри был даже рад, когда его приперли к стене жарким сильным телом, подхватили одну ногу под коленом и поимели в таком положении долго и сладостно. В ту ночь Винсент один раз постоял на коленях, полежал на животе в мягкой разворошенной постели, пряно пахнущей сексом, дважды ублажил короля ртом, а вдобавок ко всему оказался на спине. Последний раз стал для него самым плохим - Филипп сильным приказным тоном просто заставил Адри смотреть ему в глаза, и чем больше король читал в них о нелюбви своего бывшего адъютанта, тем сильнее и резче двигался в нем, точно бы злясь. Филипп закинул ноги Винсента себе на плечи - вспотевший, яростный, ненасытный - и так вошел в раж, что Адри впервые в жизни кричал от боли. Ему стало противно, но он, зажатый между Филиппом и постелью, не смел даже сопротивляться, только терпел, захлебывался криком и вздрагивал от каждого жестокого толчка, точно от удара плети. Нетрудно было понять причины, побудившие короля поступить так грубо: Филипп, как и любой другой мужчина, хотел быть если не любимым, то хотя бы желанным. Он возвышал Адри, осыпал его дорогими подарками, был терпеливым и ласковым с ним, но увидев, что ничего не добился, почувствовал себя отвергнутым. Видимо нельзя занять вновь уже занятое сердце, не завоевать никакими бриллиантами и замками, не заставить властью и уговорами! Винсент сильно пожалел, что не смог пересилить себя и притвориться обезумившим от счастья. Утром его задний проход болезненно пульсировал и никак не мог сжаться до своего обычного размера. Сразу после этого соития Филипп заявил, что раз Винсенту было больно, то это просто не его поза, и они больше никогда не будут так делать. Говоря все это ласковым тоном, король, извиняясь, целовал лицо и плечи Адри, гладил его влажное от пота тело, нежил кончиками пальцев и тыльной стороной ладони его разгоряченную любовью кожу. И Винсент почти поверил, что вся грубость короля действительно просто случайность, а потом он забыл об этом, уснул крепко-крепко, глубоко и без грез о Сэйлине Ферье. В этом блаженном забытьи Винсент пробыл до самого вечера.

   А вечером состоялся большой бал; гостей приехало столько, что в огромной главной бело-пурпурной зале яблоку негде было упасть. Некоторые прибыли даже из далеких глухих городов из-за Ассирийских гор. Адри без труда выделял этих людей из общей массы - взгляды их были рассеяны, держались они, как правило, тесным кругом собственного семейства и льстиво улыбались всем, кто был хоть чуточку разодет богаче, чем они сами. А на самого Винсента с любопытством смотрели все и даже не скрывали восторга в глазах - и Адри пришлось признать, что его портной недаром ел свой хлеб придворного закройщика. Камзол из редкой золотисто-медной плотной ткани сидел на фигуре, точно литой, а черный жилет и ослепительно белые накрахмаленные кружева делали Винсента похожим на шикарную дорогую куклу - и каждый в этом зале любовался им.

   - О, Винсент, вы божественны! - воскликнул Ботри, едва завидев его у входа, и положив по-дружески ладони на его плечи, окинул восхищенным взглядом. - Вы так красивы, что я подумываю: а не женить ли вас на моей дочери?!

   - Боюсь, что ее высочество принцесса Жюстин не оценит всей прелести вашей идеи. Принцессу - замуж за барона, пусть даже очень красивого, выдавать неприлично, - с улыбкой ответил Адри, и принц рассмеялся в голос.

   - Ох, боюсь, вы правы. Что ж, придется попросить короля произвести вас в титул виконта.

   Смеясь и шутя, Винсент вместе с Ботри вошел в залу, вытянув шею, бегло пробежал взглядом по головам. Здесь было шумно, и играла превеселая легкая музыка.

   - Вы не видели Ферье, ваше высочество? - спросил Адри, намеренно придав своему голосу ленной брезгливости.

   - Видел, - просто ответил принц. - Он сегодня тоже пришел. Правда, у графа столь скверное настроение, что к нему лучше не лезть.

   - Понимаю, - фыркнул Винсент, до конца играя свою роль врага и соперника. Он отчего-то беспокоился о Сэйлине, и на душе было необычно тревожно. Сегодня все казалось каким-то ненастоящим, будто коснись рукой до любой вещи, до любого человека и они тут же обратятся мелкой серебряной пылью и ее унесет потоком теплого ветерка, влетающего в приоткрытые окна. А вдруг с Ферье это уже произошло? Винсент мысленно укорил себя за свои глупые детские страхи.