Подобно тысяче громов - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 49

– Смешно, но на самом деле – брехня, – говорит Альперович. – Мне такие не попадались.

– Да ну, старик, – вступает Поручик, – ты же мне рассказывал: тебе Круглов «Rolex» подарил. На ровном месте.

Никакого «на ровном месте» не бывает, думает Женя. Всю жизнь мне мужчины делают подарки, словно ничего взамен не прося. Бриллиантовое колечко, пластмассовый лепесток, бумажку с ЛСД. И я, и они знают, что полагается взамен.

– Так это же был не подарок, – отвечает Андрей. – Это было вложение. Инвестиция. Я взял часы, и я ему должен. Не надо было брать, к слову.

– То есть коммерчески осмысленный случай превращается в анекдот только благодаря тому, что утерян контекст, – говорит Лера. – И если бы мы знали, что происходило между ними раньше, мы бы поняли, почему один из них купил другому «мерседес»… по-научному это называется «потлач». Форма символического обмена. Конкурирующие вожди кланов обмениваются подарками. Кто больше подарит – тот и круче.

– Мы для этого, – говорит Поручик, – используем женщин: кто ей больше подарит, тот ее и того-с.

– Вот и я говорю, – соглашается Лера, – вы женщин используете.

Лерка все-таки слишком умная, думает Женя. И много ей это счастья принесло? Она вспоминает: две недели назад Лерка только что вернулась в Москву, позвала в гости. Сплетничали, вспоминали школу, пили «бейлис», потом – водку. Лерка сказала, мол, жизнь при богатом муже и без собственных интересов – унизительна. Не отвечать же ей, что собственных интересов – пруд пруди. Вот сидит ее интерес, наливает себе водки, шушукается с Альперовичем, смеется анекдоту. Кто меня использует? Ромка? Леня? Я сама их использую – для денег или для удовольствия. Пожалуй, иногда хочется, чтобы меня саму использовали. Чтобы наконец расслабиться и плыть по течению, не волнуясь, не переживая, не думая ни о чем. Когда-то помогало выпить, пока не вошло в привычку. Съесть, что ли, эту марку в самом деле? Интересно, что будет?

– А если подарков не брать? – спрашивает Альперович.

– Нельзя, – говорит Лера, – западло. Тогда ты проиграл.

– А если стрелки перевести? Кому-нибудь передарить?

– Тоже западло, – вдруг говорит Сидор, до этого слушавший молча. – Я считаю, надо брать, что дают. Нельзя отказываться. Иначе – какой ты вождь? Или там – коммерсант.

Да, она всегда брала, что давали. Это точно. Мальчики могли бы ею гордиться. Она, на свой манер, тоже неплохой коммерсант. Понять бы только, что она продает. Вряд ли – свое тело.

Женя идет через весь зал к стереосистеме, вечернее платье, обнаженные плечи, длинные ноги мелькают в разрезе. Тридцатник, а фигура как у двадцатилетней. Пусть смотрят, пусть любуются. Она включает музыку, кричит Пойдемте танцевать!

– ОМолодость-молодость! – орет Поручик. – Членом туда, членом сюда. «Бони М» и «АББА».

Поручик обнимает Лерку, они танцуют. Боже мой, думает Женя, почему так? Почему Лерка всегда в центре внимания? Ведь еще со школы… а теперь посмотреть на нее – что осталось? Она чувствует: от недавней бодрости нет и следа.

– У тебя отличный дом! – кричит Сидору Лерка.

– Скажи спасибо Альперовичу! Его находка!

Интересно, думает Женя, Сидор помнит, как мы трахались в подъезде, когда Брежнев умер? Или забыл? Она смотрит на него: теперь он стал грузным и тяжелым. Вероятно, так приходит к мужчинам старость.

– А почему сам не взял? – спрашивает Роман.

– Зачем мне? – ответил Андрей. – У меня нет гигантомании. Мне бы чего поменьше.

– Восемнадцатый век, не хрен собачий! – кричит Сидор. – Красота! Главное – подоконники широкие.

Все-таки помнит, думает Женька. Подоконники широкие! Смешно, ей-богу. Сколько нам лет тогда было? Брежнев умер – кто мог знать, что будет дальше? Знали бы – может, с самого начала бы жили по-другому? Женя чувствует, что вот-вот заплачет.

Заиграл «One Way Ticket», Поручик кричит, подпрыгивая и размахивая руками:

– Ромка, помнишь новогоднюю дискотеку?

А что там было на новогодней дискотеке? думает Женька. Уже и не вспомнить. Напились? Заблевали всю школу? Трахнули Таньку из "Б" класса? Боже мой, это же было полжизни назад.

Сидор поет:

Поручик не в такт подпевает:

Пиздец, думает Женя. Как я устала от всего. Одна и та же музыка полжизни, одни и те же шутки, одни и те же мужчины. Все по кругу, все одно и то же. Кольцо Сатурна. Вечное повторение. Надо что-то сделать.

Она возвращается к своему стулу, открывает сумочку, вынимает прозрачный конверт. Маленький клочок бумаги, в самом деле – как лепесток. Даже рисунок похож. Что она сейчас увидит? Альперович говорил Леньке: это лучший способ измениться.

Сердце стучит в груди, будто перед прыжком в воду, будто перед первым самостоятельным поступком в жизни.

– Эй, – кричит Женя, – марка ЛСД! Это мой последний лепесток!

Все замирают. Глаза вновь прикованы к ней. Она с удовольствием видит: от былого веселья нет и следа. Сидор смотрит с недоумением, Леня – с восторгом, Рома – с раздражением, Андрей – с ужасом, а Лерка – с одобрением.

Женя быстро бормочет стишок (… возвращайсясделавкруг…) и повторяет:

– Последний лепесток!

– А с ума ты сейчас не сойдешь? – спрашивает Сидор.

Хотела бы я знать, думает Женя.

– Здоровым людям, – отвечает Лера, – это только полезно. Да и доза небольшая.

Женя кладет бумажку на язык, успевает подумать: желание-то она забыла загадать! Что же попросить, Господи, что попросить? Что-то, о чем забывала все эти годы, что-то самое сокровенное, настоящее, главноеНе про деньги, не про приключения, не про удачу. Может быть – про несбывшуюся любовь? Она видит как перепуганный Альперович бросается к ней, круглый холл, семь дверей, семь лепестков, припев «One Way Ticket» навязчиво звучит в ушах, семь лепестков, так мало: две девочки у телевизора, луна в проеме окна, бритая голова Сидора, колечко с цветком, чучело орла над прилавком, самолет посреди танцпола, а потом все закружилось, и Женя понимает, что такое билет в один конец, понимает, что круг сделан, что пора вернуться – и в этот миг ее тело падает на ковер, а душа летит ввысь, навстречу семи неведомым существам с нерусскими именами.

Ах, блядь! сказал Поручик. Альперович вскочил, опрокинул стул, а Сидор выхватил пистолет и замер, не зная, куда целиться. Лера первая взбежала по лестнице, и ее крик подстегнул всех. Через мгновение они уже толпились в Жениной комнате. Леня Онтипенко лежал на полу, рука сжимала пистолет, кровь, пульсируя, вытекала из раны.

– Что говорят-то в таких случаях? – пробормотал Поручик.

– Ashes to ashes, прах к праху, – ответил Альперович. – Впрочем, не знаю.

Пожал плечами, отошел.

– Черт, – сказал Роман, – это я все…

– Откуда он взял пистолет? – спросил Сидор, вынимая оружие из мертвой Лениной руки.

– Не трогай! – крикнула Лера, – милиция же…

– Мы не будем вызывать милицию, – сказал Сидор. – Как-нибудь уж сами разберемся.

– Ты уже однажды это говорил, – крикнул Поручик, – и вот, посмотри!

– Здесь был тайник, – сказал Роман, – ты об этом знал?

Он показал на секретер: небольшой провал в боковой стенке. Антон засунул руку и вынул записку – ту самую, которую тщетно искал в прошлый приезд. Теперь ее смысл абсолютно ясен: под уже знакомым стишком (лишь коснешься ты земли, быть по-моему вели) нарисован знак Сатурна, схематичный рисунок, несколько стрелочек. Крестик, как на детских пиратских картах.

– Как он положил сюда пистолет? – спросил Поручик.

– Он был здесь несколько недель назад, – сказал Антон, – я с ним почти столкнулся. Думал, он пришел забрать записку, а оказывается, он заодно спрятал пистолет.